Дом, куда он (не) хочет возвращаться.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Кёя Хибари (18), Мукуро Рокудо (69)
Пэйринг: TYL!1869 <=> TIL!6918
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Романтика, Ангст, Флафф, Драма, Психология, Философия, Повседневность, Hurt/comfort, AU, Songfic, Эксперимент, Занавесочная история, Стихи
Предупреждения: OOC, Насилие, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Миди, 23 страницы, 4 части
Статус: закончен

Описание:
У всех бывает "черная полоса" жизни, но у Хибари все случилось сразу, в один день. Однако это не помешало мирозданию привести все к совершенно неожиданному исходу...

Посвящение:
Тому самому. Моему Мукуро.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Изначально, это должна была быть история про грустного, сломанного Хибари, которому была нужна поддержка и крепкое плечо, потому что "Здравствуйте, я Хибари, и я заебался". И рейтинг был бы PG-13, ибо дальше объятий с Мукуро на улице заходить было не должно. Ну да. Объятия с мужиком. Может, поцелуи и признания в любви. Розовые сопли без особого сюжетного подтекста. И,конечно же, без нцы. НО! Всегда существует такое "но", которое весомо меняет все. В моем случае, это внезапный соавтор, который захотел почитать начало вместо сказки на ночь. И зачитался. На двенадцать страниц ворда девяткой в таймсе ._.
Стихи авторские.
Дневники: cloude-guardian.diary.ru/
Паблос: vk.com/cloude_guardian
Паблик соавтора: vk.com/debittodnoyfiction

Приятный подарочек мне любимой именно к этой работе :З ficbook.net/readfic/3923611

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Дом, куда он (не) хочет возвращаться. Дом 1. День неудач.

Дом 1. День неудач.

1. День неудач.
***
Мой мир стал безумно тесной клеткой,
И из него уже мне не сбежать.
Я будто проклят и отмечен меткой,
Как и любой, кто начал вдруг кричать.
Вся боль моя готова выйти с кровью,
И я успел станок уж к коже поднести,
Но вдруг пришел ты со своей любовью,
И я надеюсь, что успеешь ты меня спасти.

27.12.15 22:40
Стих авторский.

Наверное, в этот день не так пошло все, что могло ходить.

У Хибари не было настроения. Прямо с самого утра. Бросила девушка, а тут ещё и Конь со своими шуточками по телефону…

Аврал в комитете. Двойной разнос — сначала на работе, потом дома, где та самая девушка собирала вещи. Снова поругались, и у Кёи руки опустились. Держать её? Вот ещё…

Потом он отвёз её к родителям. Взгляды со всех сторон, явно неодобрительные, будто они его, как котёнка, мордой в грязь, и ещё разок готовы макнуть, чтобы знал — нельзя.

Потом прямо по пути сломалась машина. Попутку ловил два часа, промок под дождём и, к тому времени, как дождался эвакуатора, весь промерз до костей — наверняка простыл. Отдал бешеные деньги за то, чтобы через две недели машину, наконец, осмотрел мастер.

Домой не хотелось, хотя его довезли до самого порога на такси. Спасибо, что хоть через него не перенесли.

Сделав вид, что заходит, Кёя дождался отъезда машины, и почти съехал по мокрой калитке вниз, прямо в лужу. А чего ему, и так грязный, как свинья, мокрый, как будто купался прямо в одежде. Ему уже ничего не страшно…

А дом у Облака большой, с большим участком и красивым садом камней. Когда он покупал, думал, что тут поселится его семья, дети…

Не вышло. А больше бегать за девушками и, как псу, ждать согласия было некогда. Да и без толку. Кому он нужен такой?

Забавно, но в школе он об этом не думал, а оказалось, что отношения — это такая морока…

Хибари поднялся, пошатываясь.

Он не хочет в пустой дом, где его никто не ждёт. С пустыми стенами и редкой мебелью полностью в японском стиле. Бумажные стены и раздвижные двери, все белое, как в больнице, и тоскливое, как в морге.

Он не хочет домой. Лучше мокнуть, идти через весь город, но не смотреть на пустой дом, где он один, как в склепе, в золоченой клетке, в заброшенном мирке без жителей.

Родной Намимори… Чем он так прогневил Бога, что все так свалилось в один день?

Хибари сморгнул капли с ресниц, опустил голову. Хотелось выть. Кричать. Рычать. Возможно, рвать на себе вещи, царапать кожу, поддаваясь безумию одиночества.

А он, и правда, сейчас был похож на брошенного котёнка. Но и взять себя в руки не выходило. Только хрустеть пальцами, морщась от боли — слишком замерз для таких смелых манипуляций.

Патруль был бессмысленен. Он единственный ненормальный на этих улицах, да ещё и так поздно.

Кёя стянул галстук, пряча его в карман.

Почему он не способен исчезнуть? Раствориться в туманной дымке, как умело делает одно травоядное. Оказаться где-то в совсем ином месте, где, возможно, он ещё нужен — такие смелые мечты для одинокого идиота.

Капли били по лицу, по телу, со всех сторон, как не повернись, стекали, щекоча кожу, и Облачник иногда ловил их губами, ощущая привкус соли — от собственного пота на лице, наверное.

А, точно. Он же ещё мобильный утопил и залил бумажник. Вытащив промокшие деньги из их некогда красивого хранилища, Хибари выбросил испорченную вещь. А мобильник отдать обратно можно, если не будет работать.

Хоть что-то можно вернуть обратно.

Облила проезжавшая мимо машина? Не беда. Он и так мокрый до нитки и замерзший, машина — это только цветочки.

Сунув руки в карманы, парень прижал ладони к бедрам сквозь тонкую ткань, чтобы хоть где-то ему было тепло, если под дождем такое вообще возможно — найти тепло.

Наверное, остальная семья сейчас у Тсунаеши. Ямамото шутит странные шутки, а Сасагава все твердит про свой бокс и то, как ЭКСТРИМально рад всех видеть. Савада смущается, Нана носит чай литрами, Ламбо шалит, Гокудера готов защищать Джудайме от оскорблений, которые он один и углядел. Может быть, где-нибудь в углу устроился малыш и Жеребец, который за последнее время хоть немного стал походить на человека, но спотыкается все также часто и фатально. Наверное, там даже тепло, а не как в его доме, куда Облако не хочет идти. А Рокудо…

А ходит ли Мукуро на такие сборища, когда у него свои товарищи? Эта псина, Кен, очкарик Чикуса, досадный проводник пламени Тумана Рокудо — Докуро, — и прилипчивая, как лист к заднице, стерва ММ.

Пламя пляшет по кольцу, греет изнутри, и Кёя улыбается, когда Ролл привычно «Кю„кает с кольца, а носик ёжика смешно шевелится.

Пожалуй, если бы дома его ждал хотя бы Ёж, он уже был бы рад, но это грозит досадным разрушением помещений, если тот заволнуется. Остались еще воспоминания о стене игл на базе Милоне.

Кёя вздохнул и поднял лицо вверх — просто так, послушать шум дождя, стоя посреди пустой улицы, получить заряд капель в лицо. Однако вскоре капли затекли в рот и нос, и парень с фырканьем опустил голову, отплевываясь, и начал думать вновь о чем-то, что навевала ему эта погода.

Он одинок. Он избрал эту участь сам, еще в школе, и придерживался, не подпуская даже девушку близко к сердцу — потому она и ушла. Ведь он не любил ее, а просто правильного поведения было мало, учитывая сложный характер.

Хибари устало вздохнул и слегка сгорбился. Это состояние его убивает, но засасывает слишком быстро, чтобы он противился ему.

Он устал.

Устал противиться и быть сильным.

Устал от пустоты и одиночества.

Устал. Даже от себя.

---

В объятиях чужого Неба

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Бьякуран Джессо (100), Мукуро Рокудо (69)
Пэйринг: 169 (Бьякуран/Мукуро)
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Романтика, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 12 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
– Ну же, Мукуро-кун, не упрямься, идем со мной, если ты будешь послушным, то, может быть, я не убью тебя, – улыбка у Бьякурана яркая и в чем-то очаровывающая, но Рокудо видит скрытое за ней нечто.
И злясь на самого себя, на Джессо, против которого ему сейчас бессмысленно тягаться, Мукуро делает шаг вперед и кладет свою руку в ожидающе протянутую ладонь.

Посвящение:
Nathalie-Nathalie и Debitto.D.Noy

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Написано было еще в апреле 16 года и с тех пор... бетилось *смешки*
Всю эту запеканку с 169 начала Ната *бесстыдно ткнул пальцем* Я в свое время кричал криком от мысли, что будет где-то Бьякуран не как главный антагонист работы. Но... Но потом в моей жизни появились те, кому я написал посвящение. И все пошло не так, как я продумывал прежде.
Если кто-то решил, что я отошел от реборна и не вернусь - фиг. Я вернусь, мне вторит гром, встревожив тьмы покров ночной :З
Приятного прочтения. Работа выставлена на дайри.

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

В объятиях чужого Неба

Газ медленно выветривался из пустой ночью церкви, в которую заскочил Мукуро, скрываясь от шальной пули и слезоточивых баллончиков.

Слишком медленно.

Сколько он уже так стоял на коленях и плакал?

Мукуро посмотрел на собственные ладони. Перчатки в том месте, которым он вытирал слезы, были чуть темнее; не различить, если не присматриваться.

Чего, конечно, не скажешь о его глазах. За свою жизнь Мукуро только раз видел, как кто-то плачет красиво, и то это был лучший спектакль, который вообще могла устроить настоящая женщина.

У него этот процесс был как у всех обычных смертных — распухшие веки, покрасневшие белки, сжавшиеся в точку зрачки. Губы, горячие и припухшие.

И мокрые перчатки, утянувшие пальцы, подрагивающие в такт дробному от адреналина пульсу.

Радовало лишь то, что все, что сопровождало слезотечение, быстро пройдет.

Звук аплодисментов заставил его вздрогнуть и вскинуть голову; лицо тут же скривилось в гримасе.

Он ненавидел человека, который стоял с улыбкой на губах в проходе между церковными скамьями.

— Бьякуран Джессо.

Джес-со Бья-ку-ран.

Пробуя это имя, произнося по слогам, перекатывая на языке, он выплюнул его, последний раз вытер глаза и с ненавистью уставился на молодого мужчину. Его имя не стало более приятным и не прекратило цепляться кончиком языка о зубы и краешек нёба от того, что он вновь его произнес.

Иллюзионист тяжело оперся на свой трезубец и поднялся, скрипнув кожаным плащом и тесными штанами.

— Рокудо Мукуро, — пожалуй, все, что они могли сделать, это едва заметно кивнуть, признавая друг в друге противников.

Где-то за спиной босса Мельфиоре загрохотали оружием и армейскими ботинками его люди. Вот они рассыпались полукругом от стены до стены, становясь на одно колено, прилаживая свои винтовки на спинку стоящей спереди скамьи, кто-то начал построение вторым рядом, который останется стоять.

Ощутимо дергает мышцу у губы, и улыбка Мукуро кривится.

Он пойман в ловушку. Позади него только алтарь, за которым не укрыться, до витражных окон в стенах по бокам он сможет добраться только с пулей под лопаткой.

Туманник сжимает зубы и едва слышно бормочет проклятье. Все-таки загнали его в угол, как дичь какую-нибудь.

Впрочем, с чем черт не шутит.

Тихо ку-фу-фукнув, Мукуро сменяет одну цифру в окружении красной радужки на другую, делает всего один шаг вперед и для других просто растворяется. В иллюзии, разумеется. Жалкие доли секунд — и первые крики, от которых стынет кровь; первый труп падает лицом вниз, и все сходят с ума. Его ищут взглядом, бездумно палят, отвлекаются, паникуют, прикрывают Джессо.

До Бьякурана два человека, а Зефирный монстр все так же спокоен, как и раньше, улыбается и, чуть повернув голову набок, смотрит, как падает его «охрана».

Не хватает смелости нанести удар, оставляя за его спиной еще дюжину вооруженных человек. Мукуро мелькает лишь на мгновение с другого края, но это иллюзия, а люди падают, кричат, пламя Предсмертной Воли, этот огонек, показывающий, что ты еще жив, гаснет по цепочке у каждого.

Пока иллюзионист не оказывается прямо перед своей целью.

Не думал он, что придется сойтись лицом к лицу — все-таки работа под прикрытием ему всегда подходила куда больше. Трезубец прокручен в руке, напряжение немного отпускает мышцы, а он уже снова заносит его с твердым намерением если не пробить голову, то хотя бы оцарапать ненавистного ему человека.

Пытаться убить Бьякурана таким способом — это как выйти с вилкой против танка.

Тому хватает одной руки, чтобы поймать древко трезубца и удержать, а в следующий момент он срывается вперед и бьет почти наугад, но попадает в живот.

— Проклятье, — выдыхает иллюзионист, отшатываясь. Иллюзии рушатся одна за одной; бесполезные теперь, когда он потерял концентрацию, он не пытается удержать их, только кусает губу и сверкает гетерохромными глазами.

— Вот я тебя и поймал, — Джессо расплывается в довольной улыбке, раскидывает в сторону руки, его раздражающий смешок оглашает притихшие было своды церкви.

Мукуро цыкает и отбрасывает с лица выбившуюся прядь. Длинный хвост хлещет по спине и ягодицам, и Бьякуран, внимательно проводив его взглядом, быстро возвращается к лицу парня; его собственное выглядит заинтригованным, однако в глазах мелькнула задумчивость.

Джессо выпрямился, завел одну руку за спину, вторую протянул Рокудо.

— Ну же, Мукуро-кун, не упрямься, идем со мной, если ты будешь послушным, то, может быть, я не убью тебя, — улыбка у Бьякурана яркая и в чем-то очаровывающая, но Рокудо видит скрытое за ней нечто; это нечто, кажется, больше любит кровь, и оно обещает ему, что это будет его кровь, если он так и будет артачиться, как необъезженный жеребец.

От понимания этого только больше захотелось начать противиться желаниям Зефирного мальчика.

И все же, злясь на самого себя, на Джессо, против которого ему сейчас бессмысленно тягаться, Мукуро сделал шаг вперед и вложил свою руку в ожидающе протянутую ладонь Бьякурана.

Тот улыбнулся шире, резко притянул к себе иллюзиониста, почти как в танце, уткнулся носом в макушку внутренне возмущенного и разъяренного Мукуро, и…

Его оглушило, но по тому, как быстро они взвились в небо, туманник понял, что Бьякуран использовал одну из своих способностей, чтобы быстрее и безопаснее транспортировать свою «головную боль» на базу.

У него было несколько долгих минут, чтобы, цепляясь за форменную куртку Вайт Спелл, разглядывать ослепительно белые крылья, разрезающие небо за спиной его завоевателя.

Признаться, в этом было нечто неопределенно романтичное.

Мукуро облизал враз пересохшие губы и продолжил следить за трепещущими мягкими перышками на внутренней стороне крыльев этого недоангела; ему отчаянно хотелось стать тем котом, который немного, но поощиплет белоснежные крылья. Мукуро даже не стал отрицать, что отчасти, он завидует этой… «части тела» босса Мельфиоре.

Бьякуран очень умело сделал вид, что Мукуро совсем не пленник, а даже напротив — почетный гость, у которого есть все права перемещаться по базе, и пускай, что в сопровождении эскорта.

«Зато не в цепях и не едва живой», — ласково намекнул Джессо, глянув на начавшего бушевать хранителя Тумана.

Сидя в предоставленной ему комнате на оказавшейся необычно мягкой кровати, доверенный исключительно своей фантазии, иллюзионист проклинал собственный расчетливый ум и умение просчитывать все до мелочей. Может, стоило попробовать бороться сразу насмерть? Ведь мог же если не убить, то хотя бы потрепать. В конце концов, быть пленником тоже довольно позорно. Будто каждая мельфиорская собака смотрит на него свысока. Рокудо не привык и не собирается привыкать к подобному.

Здравый смысл тут же остудил внутренний бунт.

Ну, довел бы он Бьякурана до легкого изнеможения, а себя до полусмерти. И кому он бы этим помог?

Его комната умело затеряна среди покоев командования Мельфиоре. Джессо лично показал ему ее и указал на соседнюю, как на свою.

Видимо, намекая, что будет часто проверять, что его подопечный не улизнул куда подальше.

Тонкое обоняние щекочет запах цветов, и Мукуро переводит взгляд на расставленные в разных углах вазы. Белые лилии пахнут одуряюще, мигрень не заставляет себя долго ждать и обрушивается на голову через десяток минут, вынудив иллюзиониста попытаться выйти из комнаты, царапнув дверь, задыхаясь от образовавшейся во рту густой слюны.

Закрыто.

Когда его успели запереть?

Рокудо в бессильной ярости рычит, делает круг по комнате, потом первые цветы смяты в руках, за ними стебли, растерзаны листья. Вода в вазе свежая; то, что ему нужно. Мукуро оглядывается в поисках чистой ткани и с довольным куфуфуканьем отрывает нужный ему клок от наволочки.

Через повязку запах долетает слабее, но он так пропитал душную комнату без окон, что можно сойти с ума. Заснуть здесь — как заснуть на пытках.

И все же, поправляя заправленную за ушко ткань, облепившую низ лица, Мукуро скидывает свой плащ и ставит трезубец. Одна стена пустая, и у иллюзиониста возникает гениальная по своей сути идея; он встает возле свободного угла и ведет кончиками пальцев, немного с любопытством, немного с уверенностью, что он обязан что-нибудь здесь найти.

Пальцы натыкаются на неровный стык, визуально совершенно незаметный. Поиск, как открыть механизм двери, затянулся, приходится возиться довольно долго — кто же знал, что можно спрятать незаметную кнопку среди шахматной чехарды плиточек?

Дверь отъезжает с тихим шелестом. За ней оказывается довольно просторное помещение, которое объединяет в себе туалет и ванную — такого большого размера, что там запросто можно утопить кого-нибудь (Мукуро с мрачным удовольствием себе представил Джессо). В углу возле ванной, в белой керамической вазе, застенчиво поблескивающей матовой глазурью, разместился еще один букет лилий; за удивительно короткий срок — цветы еще были свежими — они полностью отравили весь воздух.

Стиснув в испачканной обильным соком руке лохмотья собранных букетов, он оказался возле вазы и с остервенением смял благоухающие, будто насмехающиеся над его слабостью цветы, и запихал их на самое дно. С чувством невыразимого омерзения и отвращения, злости он зашвырнул в белое горло изломанные стебли ободранных и разорванных цветов, представляя, что это глотка Бьякурана. На кафельный, слабо бланжевый цвет плитки, качнувшись в воздухе, опали сочные, со следами сгибов лепестки. Вздернув голову, с чувством глубокой удовлетворенности на лице и в душе, Мукуро тщательно вымыл руки, сдернул с себя одежду, желая смыть с неё и себя одуряющий запах могильных цветов. Если его кто и похоронит, это точно не будет Бьякуран.

В комнату он вернулся умиротворенным и с самым невозмутимым видом человека, выполнившего свой долг и отвоевавшего территорию у ненавистных растений. Вольготно расположившись на широкой постели — кажется, Джессо любил впечатлять всех масштабами даже в своем доме, он погрузился в блаженные думы о том, сколько времени пройдет, прежде чем дверь его комнаты все-таки откроют, и он эффектно сможет выцарапать красивые бледно-лиловые глаза пленившего его обманчиво ласкового чудовища.

Своего «гостя» Небо Мельфиоре проведал тремя часами позже. Стоило только закрыться двери и вспыхнуть мягкому свету светильников, как у Бьякурана дыхание перехватило.

Он, конечно, знал, что в комнате нет даже халата, чтобы переодеться после душа.

Но такая смелость приятно поражала воображение.

На широкой кровати иллюзионист устроился по-королевски, но простынь с бедер явно пыталась уползти уже давно. И сейчас, когда туманник ежился, потревоженный порывом ворвавшегося ласкового ветерка, сползла еще сильнее, открывая взору сладостно плавную линию спины и закругление ягодиц.

Абсолютно нагих.

Это больше походило на то, как готовят натурщиков художники. Джессо даже пожалел, что он тут не для того, чтобы написать подобное восхитительное зрелище.

Он здесь, чтобы…

Бросив короткий взгляд на сменную одежду в своих руках, Бьякуран решительно открыл дверцу шкафа и спрятал стопку на верхней полке.

Теперь это лишнее.

Молния с тихим жужжанием разъехалась в сторону, когда парень потянул застежку, и форменная куртка быстро оказалась на полу, открывая черную рубашку, красиво очерчивающую торс Бьякурана. Но вскоре и она оказалась сброшена светловолосым парнем, который был уже на подступах к кровати.

Джессо поставил колено в изножье, потом второе, взбираясь на ложе туманника. Пальцы сомкнулись на крае простыни, и Небо плавно потянул её прочь, жадно любуясь открывающимся видом.

Каждый сантиметр светлой кожи выглядел шелковистым, и не тянуть руки было просто невозможно. Интуиция же отчего-то пару раз тренькнула, и Небо слегка поджал губы.

Неужели он так хотел обмануться, что поверил в иллюзию?

И все же верить, что это реальность, очень хотелось, так что тонкие пальцы без сожаления скользнули по лодыжке и вверх, до бедра, и эти несколько мгновений были необычайно сладкими. Бьякуран ни капли не жалел о них, когда ему в бок врезался кто-то невидимый и бросил на постель, тут же усаживаясь верхом на бедра, с тихим «Ку-фу-фу, сам попался».

Босс Мельфиоре улыбнулся, когда иллюзия спала. Мукуро был в одних штанах, явно поспешно натянутых на тело — это выдавал завернувшийся край.

— А я так надеялся, что это не иллюзия. Ты жесток, Мукуро-кун, — с легкостью и без обиды проговорил парень, испытывая странное удовольствие от того, что он так попал, но теперь может любоваться своим пленником, будучи придавленным им к постели.

— Ку-фу-фу, только дурак бы попался на такую откровенную провокацию, — усмехнулся иллюзионист, вскинув голову, и его шелковистые волосы упали на лицо блондина, который тут же жадно и глубоко вдохнул исходящий от них аромат.

— Я не из тех, кого можно назвать дураком так просто, милый Мукуро-кун, — Джессо улыбнулся чуть шире, руками мягко поглаживая доступные ему в таком положении кисти иллюзиониста, водя пальцами легко-легко. И кому другому, скорее всего, было бы только щекотно от такого.

Рокудо же вздрогнул и прикусил губу — чувствительная кожа туманников всегда была поводом для споров и пересудов. Но этот явно относился к тому самому, необычайно чувствительному классу.

А это значило, что как бы его не держал Мукуро, Бьякуран, который потратил последнюю пару лет на изучение своих возможностей в случае, если желанный объект окажется в его руках, все равно будет в выигрыше.

Ведь он хорошо осведомлен о том, на какие кнопки надо жать, чтобы Рокудо в итоге все равно стонал под ним.

От удовольствия, разумеется.

Чужие руки дрогнули и отдернулись, и это стало поводом положить широкие ладони на узкую талию. Небо смеялся в лицо Туману, доказывая свою власть прикосновениями и ласками, и теперь уже Мукуро стремился отделаться от них, сбежать от щекотных и теплых поглаживаний.

А потом в паху быстро скрутился тугой узел возбуждения, и бежать стало некуда.

Да, это была не вовремя всплывшая его особенность. Но и отстраниться, не ощущать сладкого напряжения внизу живота он уже не мог. Его достаточно заводила опасность, а получить в дополнение к этому еще и откровенные поглаживания… Да и вообще, Джессо явно был настроен не на драку, и оставаться в своей полной боевой готовности у Рокудо просто не получалось.

Это как пытаться сжечь девственницу-невесту у алтаря из огнемета, крича о происках Сатаны. Ощущения были неправильные, извращенные, и ему бы взять себя в руки и вырвать черное сердце из груди противника.

Но, кажется, что эти ласки, скольжение ладоней по телу, просто испивали его решимость.

Мукуро уже не мог и не хотел противостоять. Он начал понимать, какой хитростью Бьякуран получил в свои сети Юни; никакого насилия, только обещание ласки, удовольствия и заботы, а им, изголодавшимся по миру, больше ничего и не хочется, кроме покоя в дополнение ко всему выше перечисленному.

Судорожный вздох, когда подушечки больших пальцев скользят прямо по бугорку на штанах. У него не было времени просушить вещи, и кроме штанов он не успел ничего натянуть. Сейчас это обернули против него самым возмутительным образом, поглаживая и давя на оказавшийся внутри шов.

Мукуро прикрыл глаза и откинулся на согнутые в коленях ноги Джессо, поглядывая темными глазами из-за кружева ресниц и завесы длинных волос.

Царапнув ноготками по коже, Бьякуран потянул штаны вниз, стягивая их до колен сидящего верхом иллюзиониста, любуясь на открывшееся зрелище, как на самую долгожданную картину в коллекции.

О, картина и правда была долгожданной. Из всего сборища Хранителей Вонголы Десятого оставить в живых хотелось только это живущее под арестом и постоянным наблюдением чудо, да невероятно сильного по слухам Хранителя Облака, убить которого, впрочем, так и так не удавалось, хотя он светился по всему миру, чем необычайно раздражал.

Запахло смазкой, и Джессо подался вперед, сталкивая Мукуро пониже, ощущая, как шкодливые пальцы легли на пах, сжимая и массируя до стона, до сладостной дрожи и жара где-то в груди.

Шелк губ был именно таким, каким его все время воображал Небо. Язык — юркий и влажный, прохладная влага на устах нетерпеливо подавшегося вперед Бьякурана. А поцелуй — как будто он лизнул оголенный провод, разряд от которого прошелся по всему телу, заколол в кончиках пальцев и перехватил легкие судорогой, как от резкого вдоха после обливания холодной водой.

Жадное дыхание, настоящая война за право украсть одному у другого немного живительного кислорода и влаги с языков, пока они не оторвались друг от друга; Джессо вновь откинулся на постель, только теперь обнаружив, что Мукуро успел стащить с него штаны до бедер. От этого по лицу расползлась кривая усмешка — он многое сегодня обнаруживал с опозданием.

А может, это просто Рокудо так на него воздействовал.

— Ты так и хочешь быть сверху, милый Мукуро-кун? — с затаенной в дыхании нежностью поинтересовался Небо, ладонью оглаживая его вытянутую вдоль себя ногу. Потом повернул голову и принялся легонько целовать аккуратные пальчики, один за одним, вдохновенно заскользил губами к лодыжке, которую оказалось приятно захватить пальцами.

Нежность и страсть, желание подчинить и желание доставить удовольствие — в крови они смешались и не давали выбрать что-то одно, единственно верное.

А существовало ли оно?

— Я хочу быть сверху в конце. Да и слабо верится, что в первый раз ты позволишь мне такую вольность, как оседлать тебя, — Туман пошевелил пальцами, смакуя новые ощущения, язык скользнул по губам очень развратно и соблазнительно; на миг даже захотелось потянуть за длинные пряди и захватить губы новым поцелуем, так, чтобы столкнулись зубы, чтобы выпить эту сладость до самого дна, пока Мукуро под ним не начнет захлебываться и задыхаться в стонах и вскриках.

Да, пожалуй, он и правда не позволит ему в первый раз сохранить свою гордость. Так что, допустим, пусть в самом начале будет одна заломленная рука и красиво прогнувшаяся в пояснице спинка, а уже потом длинноволосый превратится во властного всадника.

Мукуро соскользнул с чужого тела и занялся тем, что помог снять штаны до конца. После этого Джессо пришлось ждать, пока он возьмет масло из душевой и принесет его в комнату. Стало досадно, что он не догадался захватить смазку. Для Мукуро он выбирал все с лилиями, а тут как назло выложил.

Но наконец Мукуро выскользнул из озаренной светом ванной комнаты; на миг застыл в проходе, как в раме, и Бьякуран лишний раз ощутил, как взволнованно забилось сердце. Быстро облизавшись в предвкушении, молодой мужчина протянул руки к такому недосягаемому сейчас иллюзионисту, требуя продолжения уже в постели.

Мукуро вытянулся на животе посреди кровати, раскраснелся и все же раздвинул ноги, прежде чем поднял бедра повыше и встал на локти. Спина прогнулась, волосы скользили отчасти вдоль нее, отчасти у лица, зато Бьякуран прекрасно видел покрасневшие кончики увитых сережками ушек.

Это было даже красивей и реалистичней, чем в самых смелых мечтах.

Несколько мгновений, мучительно долгих для стесняющегося иллюзиониста, Небо запечатлевал в памяти эту картину, после чего аккуратно приблизился и за волосы потянул голову Рокудо назад, приникая к губам жадным поцелуем, ловя в него, как в ловушку, тихий взволнованный шепот и стоны, каждый звук, который дарил ему Мукуро.

На длинных пальцах уже было теплое масло, которое теперь щедро капнуло и защекотало между раздвинутых пальцами упругих ягодиц. Мукуро выгнулся сильнее, когда внутрь развратно медленно скользнул первый палец и начал двигаться, оказываясь все глубже и дальше. Бедра немного вильнули, но потом подушечка пальца, до этого оглаживавшего стенки, натолкнулась на чувствительный бугорок простаты.

И от волны, кажется жидкого удовольствия, прокатившегося по телу, Мукуро почти вскрикнул, рывком отдернулся, затем толкнул бедра назад, желая ощущать больше, сильнее. Тело покрылось мурашками, охваченное волной возбуждения, и оттого было так приятно опуститься грудью на постель и потереться, как коту, замутненным взглядом глянув на довольно улыбнувшегося ему Бьякурана.

Сердце в груди иллюзиониста билось невыносимо быстро, он отчетливо улавливал момент, когда сердечная мышца сжималась, проталкивая вскипающую кровь в сосуды, затем расслаблялась.

Мягко покачивая бедрами, Рокудо задал свой темп, и Бьякуран ему не противостоял, только вдвигал увереннее палец, а за ним второй и третий, от чего иллюзионист только сладостно дрожал и выгибался.

Он с самого начала был чувствительнее других, но вот так, как теперь, еще не было, и он заплетающимся языком пытался вышептать, обозначить границы и ощущения от сладостного удовольствия, от острой боли, изредка пронзавшей его в процессе ласки.

Признаться, самому Бьякурану было хорошо и одновременно как-то сладко плохо от одного вида иллюзиониста, такого податливого и развратного, такого доступного, но принадлежащего теперь только ему. Перехватывало дыхание, и застревала в горле густая, жадная слюна.

Как долго он фантазировал, мечтал, размышлял о подобном? Как долго просыпался от несбыточных видений, стряхивая их с глаз кончиками пальцев?

Он еще даже ни разу не видел чужого Хранителя вживую, а уже хотел его, этот дразнящий туманный образ, который проскальзывал между пальцев в его снах и скрывался за безжалостно бьющим по векам светом реальности.

Три пальца выскользнули с влажным звуком, Мукуро сорвано выдохнул и покрепче вцепился в постель, хмуря тонкие брови и с нетерпением ожидая, пока его тело ощутит то самое обещанное сладкое, запретное ощущение заполненности, почти болезненное и такое желанное сейчас.

Бьякуран в последний раз окинул взглядом этот вид. Этот взгляд Мукуро снизу вверх вполоборота, глаза, обессмыслившиеся от удовольствия, расслабленное лицо, приоткрытые губы. В будущем Бьякуран обещает целовать их много и часто, до припухлостей и ссадинок. Но сегодня ему больше хочется заполучить туманника полностью; быть может, во время второго захода они смогут?..

Головка возбужденного члена была скользкой и шелковисто-прохладной. Джессо дразняще скользнул ею от промежности вверх и обратно, до ануса, а затем толкнулся одним плавным движением, ощущая охвативший его экстаз; жарко, туго, тесно, и он первый, кому Мукуро позволил тронуть себя подобным образом, захватить до самого конца.

Ведь первый же?

Тень сомнения на миг закралась в голову, и это отразилось на лице, хотя Бьякуран эту мысль тут же оттолкнул.

Какая разница, если сейчас — он хозяин положения и распоряжается судьбой своего любимого пленника?

Толчки были уверенными, скольжение внутрь и наружу, поставленное на повтор, снова и снова. Менялись лишь сила, глубина и скорость, пока Джессо искал такой темп, от которого Рокудо под ним зайдется в полном удовольствия крике, прокогтит на постели знак своего бесконтрольного наслаждения, своего подчинения и покорности чужим рукам, а потом кончит, содрогаясь и тихо выдыхая его имя в образовавшуюся тишину!

Мукуро же сгорал от порочности и стыда. Так беспутно утонуть в запретной страсти… Кто еще, как не он, мог оказаться в подобном положении?

Спину обжигали частые поцелуи и редкие укусы, чередовавшиеся с явным проставлением меток на светлой коже спины. Особенно досталось его лопаткам, и почему-то вновь вспомнились сияющие белоснежные крылья за спиной Бьякурана. Теперь их хотелось трогать и видеть над собой в постели, останавливаться на них взглядом и, томно прикрывая глаза, облизываться, теша себя мыслью, что чуть позже этими крыльями его укроют, нежно и тепло, как и положено в такой момент.

В паху тянуло и дергало все чаще, и он довольно простонал, когда плоть сжала чужая ладонь, лаская, двигаясь в том же темпе. Ради такого даже не жаль, что сейчас он в чужих руках, под чужим телом, и эти губы, хватая край ушной раковины, облизывая, шепчут ему «мой» и «люблю».

И пусть он уже давно не верил, что найдется тот, ради которого он сможет осесть, оставить свою деятельность и замашки двойного агента. Ведь туманник жил играючи и не видел ничего зазорного в том, чтобы быть свободным и от людских предрассудков. Бьякуран же теперь будто взялся его переубеждать, говоря «сможешь», «оставишь» и «будешь моим, никаких игр и лжи».

Головку опасно сжали и болезненно потерли, и Мукуро захлебнулся во вскрике. Толчок, еще, еще и еще, а потом внутри стало жарко от хлынувшей чужой спермы, и именно это ощущение заставило Хранителя Тумана всхлипнуть и кончить, пачкая чужие пальцы и постель белесой спермой, густой и горячей.

— Ох, Мукуро-кун… Какой ты сладкий… — они сменили позу, и теперь Мукуро поглядывал на распростертого под ним на спине молодого мужчину, бесстыдно скользящего языком по перепачканным спермой пальцам. От такого его вида хотелось сгореть от смущения.

Он уперся ладонями в сильную грудь. Бьякуран явно успел потратить время где-то вроде спортзала, потому что сквозь кожу приятно проглядывали крепкие, хорошо развитые мышцы.

Впрочем, Мукуро тоже мог похвастаться местами, где они у него красиво перекатывались, и сегодня это, например, был пресс, а благодаря кое-какому другому месту, которое Джессо тоже вскоре ощутит сполна, Рокудо сможет проверить, насколько туго он может сомкнуться, поймав его любовника в настоящий сладостный капкан страстей.

Приподнять бедра и медленно скользнуть вниз, откидывая голову, будто в изнеможении. О, как ему сейчас было хорошо!

Бьякуран не без удовольствия огладил красивые руки до предплечий и обратно, потом согнутые в коленях ноги, которыми его сжали так крепко и сильно. Ноги у Мукуро были невероятно красивыми, как и его спина, сплошь плавные линии и чувственные изгибы, красивые сужения, которые он непременно будет гладить и целовать, целовать и гладить, без остановки.

Первые неуверенные движения, а затем Рокудо нашел свой ритм и принялся двигаться для них обоих, за них обоих, облизывая пересохшие губы и часто, но тяжело дыша, шумно, и Джессо смотрел на то, как расширяется его грудная клетка от усилий, как проступают красивые, но не подавляющие рельефностью, только прорисовывающиеся мышцы на животе.

Этот животик невыносимо хотелось поцеловать, хотя бы вскользь, и было даже жаль, что он не увидел Мукуро таким сразу. Афродита — и та бы позавидовала красоте и ладности этого мужчины, его длинным роскошным волосам и не по-мужски гибкому телу, тому, насколько он желанен для Бьякурана в эту минуту.

Бьякуран получал удовольствие и был готов воспевать Рокудо, каждую деталь его внешности, каждую часть тела, будь то сильные, крепкие ноги или изящная, как стебель цветка, спина; руки, подобные рукам известного пианиста, и столь же стремительно несущие смерть, как рождается новая идея в прекрасной голове; подтянутый живот; волосы, распущенные и с дразнящим шелестом скользящие вдоль тела при всяком движении; упругие ягодицы, которые сейчас тоже то сладостно напрягались под руками, то становились мягче.

Темп рос, Мукуро весь отдался ему, своим ощущениям и порывам, его руки взмыли вверх, когда он принялся так красиво оглаживать самого себя, скользя пальцами по чувствительной шее, груди, задевая маленькие острые соски, отчего те стали двумя жесткими горошинками под пальцами, когда Бьякуран вздумал провести по ним вслед за иллюзионистом; дрожь прошила его спину, он выгнулся, после сжался, и от этого сильнее напрягся низ живота. Тогда Бьякуран царапнул по ним ноготками, и это послало в пах крошечную искорку томного желания, и захотелось сорваться в диком темпе, чтобы было слышно шлепки тела о тело, когда Бьякуран погружается в него на всю длину. Усмехнувшись собственной испорченности, Мукуро мучительно застонал.

Выступающие ребра, бока, напряженный живот, к которому стоило лишь прижать ладони, чтобы ощутить внутри себя чужую плоть. Это ощущение было невероятным и потрясло что-то внутри иллюзиониста. Он вдруг всхлипнул и сжался, наверняка до боли, потому что Небо охнул и взял дело в свои руки, уверенно двигаясь навстречу, не давая прерваться череде искорок, которые скапливались в паху и грозили вырваться, подобно огню, сжигая все вокруг.

Мукуро оргазм накрыл первым, и такого он еще не ощущал. Удовольствие оглушало. Он ослеп от заплясавших под веками вспышек, оглох от шума крови в ушах, и только скользя сухим от частого дыхания языком по губам, он понимал, что реальный мир еще не исчез, и эти толчки, продлевающие его в оргазм дальше, были уже чересчур, уже лишние, ему уже много!

Кажется, он выкричал это, выстонал, жалобно и протяжно, снова сжался, и внутри вновь стало жарко, а руки, поддерживающие его все это время, потянули его вниз.

Из своего безразличного, теплого состояния уютной неги он вынырнул лишь через какое-то время. Часов не было, да никто и не засекал бы.

Им просто было хорошо на волне накрывшего единения, и считать время было ни к чему.

Они все еще были сплетены, тесно, жарко, но на спине уже остывала приятная испарина, от чего дальше по телу спасала как-то криво наброшенная на их бедра простынь. Забавно, что он до этого не ощутил ее.

Бьякуран гладил его длинные волосы, пропускал между пальцев пряди и целовал, жадно вдыхал исходящий от них запах. Мукуро занялся тем же, стоило только отыскать несколько белых прядок подлиннее.

Он помнил, что в прошлом Джессо носил волосы другой длины. Остались ли эти пряди от того времени? Или же отросли, пока их хозяин был занят тем, что кусочками и кусками захватывал мир?

Ладонь, вдруг скользнув по плечу и лопатке, спустилась по спине ниже, до закругления ягодиц, потом вдруг пальцы надавили на ребра и Мукуро с опозданием прерывисто засмеялся, когда Бьякуран пощекотал его снова и ловко подмял под себя, замыкая смеющиеся губы теплым и мягким поцелуем. И Мукуро закрыл глаза, растворяясь в нем.

Ему просто было хорошо в объятиях чужого Неба.

---

A voce alta. (Вслух.)

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Занзас (X/10), Скуало Суперби (S)
Пэйринг: XS
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Романтика, Юмор, Songfic, ER (Established Relationship)
Предупреждения: Нецензурная лексика
Размер: Драббл, 4 страницы, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
E... Non posso credere che lo stia dicendo a voce alta, ma... Non penso di aver mai amato nessuno quanto amo te. (И... Не могу поверить, что я говорю это вслух, но... По-моему, я еще никого не любил так сильно, как люблю тебя.)

Посвящение:
XS ^^

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Это было весело. Особенно когда бетили. По этому случаю надо выпустить отдельный пост. Ну, а пока...
Началось все так:

- "Сраньгосподняебаныйврой, Клод, ты пишешь ER по XS?!" (С) Скуалыч.

Писал под Two Steps From Hell – Jump
А бетил под Витторио Монти – Чардаш (скрипка с гитарой) ХД И это было еще веселей :"З

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

A voce alta. (Вслух.)

Мне нужно было что-то не слишком сюжетно сложное, быстрое в написании, чтобы немного выпустить пар. Прошу прощения за то, что выкладываю подобные работы. В будущем я непременно порадую всех чем-нибудь получше.
XS, простите, что отыгрываюсь на вас.

Занзас Скайрини слыл человеком, который не имеет строгого морального компаса. Отчасти это было из-за его тяги к выпивке. Да, каждый, кто не совсем идиот, был в курсе о любви мужчины к виски.

Второй его проблемой стала его же несдержанность — начиная от дурной манеры бросаться стаканами, и заканчивая все пополняющимся списком некогда красивых особняков, от которых босс Варии оставил фундамент и коробку стен в порыве ярости.

Вонгола иногда не успевала выплачивать компенсации за действия приемного сына Тимотео, а от его команды уже приходило новое извещение о сожженном, до расплавившихся балок, особняке в другой части Италии. Или даже не Италии.

Документы из Варии делились на три типа. Первый составляли в большей мере запросы на новое задание для разных членов данного отряда. Вторые состояли из счетов, которые босс и его люди оплачивать были не намерены. К третьему относили все, что не вошло в первые два.

И если первые были почти что невинные — убрать всякую шушеру, осмелившуюся скалиться на Королевскую семью, слетать на другой край земли, чтобы сопроводить какого-нибудь человека на мероприятие, зачистить место после карательной операции…

То вторые заставляли всех скрежетать зубами и проклинать неудавшегося Десятого за его «неаккуратность».

В это время вовсю нарастал ропот, требования распустить отряд, заменить его главу.

Но потом проблема и ее решение были, как всегда, найдены в одном флаконе.

Отсутствовавший в своем походе за «подтверждением титула Второго Императора Мечей» Скуало Супербиа, капитан Варии и правая рука порядком всех доставшего Занзаса, возвращался домой с победой, если можно назвать так те сто поединков, которые он провел, еще раз подтверждая, что меч у него приделан как надо.

— А все-таки мне интересно, какая сука распустила слух, что Занзас проводит время со шлюхами, пока меня нет?! — Глотая излюбленное «Врой» рычал мечник, на ходу стягивая форменную куртку, которая успела поизноситься и местами была в дырках.

— Ску, да мало ли на свете тех псов, которые могли пролаять подобное? — Прижимая руки со свежим маникюром к щекам, Луссурия встречал вернувшуюся варийскую Акулу и умиленно разглядывал зажившую почти царапинку на белой щеке капитана.

Сам Солнце Варии вернулся на два дня раньше, и засел за обрезку сделанных видеозаписей. А заодно начал собирать информацию о том, что было, пока их не было. Вот и всплыло это описание Занзаса — аморал, ходок по бабам, пьяница, псих, социопат.

Не сказать, чтобы Скуало был согласен или не согласен с прописанными пунктами. Из-за убийств босс независимого карательного отряда и правда спал спокойно. Мораль — капитан предпочитал считать, что у Занзаса она специфическая, но есть. На выпивку Занзас налегал независимо от того, есть ли у него собутыльник или нет. Тут было ничего не поделать, но пьяницей за такое назвать, наверное, нельзя. Психом босс тем более не был — главным по подобным закидонам в их отряде все еще был Бельфегор.

Но вот ходок по бабам — вот это Скуало действительно выбесило.

И в какой-то мере даже задело его собственную гордость.

И пусть об этом почти никто не знал, на данный период времени единственным человеком, достоверно состоящим с Занзасом в сексуальных отношениях, был никто иной, как сам Скуало.

Так что выяснить, откуда пошел слух, что Занзас постоянно сидит в обществе «ночных бабочек», было необходимо — хотя бы для успокоения нервишек капитана, которые за время отсутствия его в штабе начали пошаливать.

Однако, надо было смыть с себя грязь и усталость после дороги. Так сказать, горячий душ и чистые вещи сначала, а трепка любовнику — потом.

У дверей кабинета босса он стоял всего-то через час. Открыл ее пинком с излюбленным «Врооооой!», а уже потом было:

— Я вернулся, чертов босс!

— Вот и отлично, стой на месте, чтобы я мог пристрелить тебя, — Занзас был слегка пьян. Это было то самое слегка, в котором он попадал в 80 вместо 100 на мишени для дартса.

Инстинкты Скуало прореагировали молниеносно.

Присесть.

Перекатиться.

Скрыться от прицела за мебелью.

Бежать вперед.

Оказаться у Занзаса за спиной.

Вот тут в отработанной схеме произошел сбой. И вместо того, чтобы достать меч, Супербиа шумно выдохнул и обнял босса со спины, сложив руки у него на груди, чтобы избежать искушения.

— Я вернулся… — повторил мужчина, уже тише и спокойнее, ощущая привычно исходящий от тела любовника жар и терпкий запах алкоголя.

— Давно пора было, а теперь иди встань, я все еще хочу в тебя попасть.
Немного поменять порядок и смысл слов — и Скуало был бы почти почти доволен.

— Эй, Занзас, кого ты так разозлить успел, что тебя обозвали ходоком по бабам? — мечник успел уловить перемену в настроении своего босса и вовремя увернулся от руки, которая пыталась ухватить его длинные волосы.

Быть прижатым к столу чужим телом он пока был не настроен.

— Ах, это… Ко мне приезжала женщина, которая чем-то угодила старперу. Она оказалась любовницей какого-то журналюги, и он за ней явился сюда. Представь картину — открывается дверь, он входит, а эта блядь уже скинула меха и сидит на моем столе полуголая и улыбается для него в кадр, — мужчина раздраженно обернулся и поманил Акулу рукой. — Ты вернулся, только чтобы устроить мне допрос на подобную тему?

— Я удивлен, что ты их обоих не грохнул, — Скуало слез с подоконника, на котором он успел примоститься и выполнил то, о чем его просили.

— Я думал на эту тему. Но их опять вытянул старпер и Емитсу. Я думаю, всю эту сцену они провернули, чтобы покрыть слухи о том, что я голубой, — Скайрини усмехнулся и шлепнул своего капитана по заднице, любуясь, как у того выпрямилась спина и скривилось лицо. — Ну не портить же мне все их труды? Ты ведь всегда грыз мне мозги на эту тему.

— Замолкни, чертов босс. Это был первый раз, когда я был согласен, — заворчал Супербиа.

— Патлатый мусор, да ты, никак, ревновать вздумал? — Занзас расхохотался. К нему, при виде покрасневших щек, вернулось хорошее настроение. Да и вообще, под его рукой как раз была, утянутая штанами, задница его капитана — что может быть лучше, не считая стакана с виски?

Последние несколько месяцев строгого воздержания обещали вот-вот окончиться. Нужно немного сдобрить напряжение между ними «варийской нежностью», как называл это Луссурия, глядя время от времени на подобные игрища между командующими.

— Пошел ты, Занзас, — Акула кое-как затолкал все чувства внутрь и сдержал желание послать собственного босса куда подальше. Матом.

— Пойду, только вместе с тобой, — ухмыльнулся Скайрини, поднимаясь и действительно ловко закидывая любовника на плечо.

— Врооооой! Твою мать, Занзас! — ничто так не поднимает дух, как орущая на твоем плече Акула, которая пытается укусить тебя за спину, раз уж доставать меч смысла нет. Особенно, когда знаешь, что через пару минут эта патлатая сволочь будет орать под тобой уже в другом ключе.

— Занзас, чтоб тебя… — этот выдох был сдобрен хорошим вздохом, шумным. Скуало, оседлавший бедра любовника, напрягался каждой мышцей, двигаясь для них обоих, ощущая горячие ладони на теле и вслушиваясь в довольное порыкивание мужчины.

Занзас всегда отличался нетерпением. То, что они дошли до спальни, было целым достижением. То, что Скуало получил растяжку, а не был оттрахан на первом же столе или у первой же стены, почти потрясало.

Сейчас, получая и доставляя удовольствие любовнику, Супербиа понял, что ему нравится то разнообразие, которое давали их отношения.

Нежность, ревность, страсть, почти ненависть, верность. Между ними было столько всего, и капитан наконец-то думал, что это восхитительно.

На одной только жадной похоти, с которой все началось, они бы столько лет не продержались.

И уж тем более, они бы не выдержали столько, если бы внутри них, время от времени, не просыпался страх потерять друг друга. Это помогало по возвращению заниматься тем, чем они были заняты сейчас — любить друг друга, жадно, неистово, нетерпеливо, превращая половой голод в обоюдоострый клинок, на который они, как мазохисты, все время насаживались самым сердцем и остальным телом, давая пронзать себя до костей.

Такова особенность их любви в Варии, таковы были они сами много лет назад, когда были просто мальчишками, встретившимися на приеме.

Уже тогда они были Занзасом Скайрини и Скуало Суперби, но теперь в их имена вкладывают совершенно другой смысл.

Больше того, сейчас, произнося имя первого, учитывают и второго.

Это было ощущение восхитительного единения после долгой разлуки, и засыпая в объятиях собственного босса, Скуало в очередной раз пытался додумать мысль, которую ни один их них никогда другому не высказывал.

Мысль о том, что он, черт возьми, все-таки любит этого мудака.

---

Поговорим о парне, которого я люблю?

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Джи (02), Хаято Гокудера (59)
Пэйринг: 0259 или Джи/Гокудера
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Драма, Психология, Повседневность, POV, AU, Songfic, Эксперимент, ER (Established Relationship), Учебные заведения
Предупреждения: OOC, Насилие, Инцест, Нецензурная лексика, Underage, Кинк
Размер: Драббл, 7 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
У нас с братом противоречивые отношения. Он не любит меня. Я терплю его. И больше о наших отношениях в школе и сказать-то нечего.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Я никогда раньше столько не матерился. И точно не писал такого содержания работу от первого лица.
Меня можно извинить. Я был зол и распален настолько, что срывало крышу и ничего более мирного писать не хотелось. Хотелось именно так - с ударами, матами, насилием, разборками. Щепоткой ненависти и брезгливости.
И получилось это. Выставляю на ваш суд.
Оно могло бы выйти раньше. Но "ох уж эти беты!"

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Поговорим о парне, которого я люблю?

Я бы сказал, куда вам идти.
Но вы и так всю жизнь там живете. ©

Музыкальное сопровождение:
the GazettE — DEVOURING ONE ANOTHER
the Gazette — Pledge (piano cover version)

Ком. Ав.: Не пытайтесь повторить это дома, мать вашу!

Это был не первый раз, когда я встречался с ним взглядом.

Откровенно говоря, это даже был не первый раз, когда я хватал его за волосы и с характерным звуком отрывающегося от дырки слива вантуза, оттягивал свою головную боль от очередного ублюдка, который слюнявил губы моего младшего в школьном туалете, думая, что я не увижу или проигнорирую.

— Больной ублюдок! — кричит Хаято на весь коридор, и на нас пялятся десятки глаз.

Недолго пялятся, потому что от моей пощечины пошел тот звон, который говорит, сколько силы и выдержки в нее было вложено.

Или наоборот, несдержанности. Судя по тому, что брат устоял только благодаря моей поддержке и теперь ошалело моргал, превозмогая звон в ушах, все-таки второе.

Ненавижу эту мелкую тварь, которая, как продажная шлюха, позволяет засосать себя каждому второму новому знакомому.

На самом деле, мы всей семьей гадаем, не дал ли он кому-нибудь из этих знакомых отыметь себя под шумок. Я делать ставки не берусь — боюсь ошибиться и узнать, что остатками своих гениальных мозгов он не пользуется.

Звонок. Задумчиво потрогав сережку в ухе, задаюсь вопросом, отпустить ли своего младшего брата на пару или отпросить у учителя и устроить разнос. Неохотно, но выбираю первое; главным будет вовремя выудить его из класса, или череде блядских поступков не будет конца до самого позднего вечера, когда комендант при обходе бьет всех нарушителей своей тяжелой тростью, как бы отмечая их и делая «доступными для общественного осуждения».

Оттаскиваю младшего за ухо и вталкиваю в аудиторию, швырнув упавшую сумку в руки, киваю преподавателю, взглядом извиняясь и прося последить за главной моей занозой в жопе.

Старост судят строже, но, учитывая, что мелкого засранца только я и могу держать в более или менее стабильном состоянии таким вот образом, мне прощают вроде бы вообще не «педагогический подход».

Забрав из шкафчика свои книжки, иду в комнату отдыха — у меня как раз окно, есть чуть меньше полутора часов, прежде чем надо будет вновь надевать личину няньки.

Конспекты, которые не успел сделать ночью, пишутся неохотно — черт бы с ними, так запомню, если постараюсь, хотя из головы не уходит заносчивый и несколько гордый взгляд, когда Хаято, выбрав очередного «ухажера», позволяет тому начать делать первые поползновения в свою сторону; я уже успел сделать классификацию всех типов, которых подпускает к себе младший, и пришел к неутешительному выводу: мало того, что ориентация ярко-радужная в нежно-голубой горошек, так еще и вкус отсутствует напрочь.

На соседний стул шлепается мой напарник, раздраженно приглаживая взлохмаченные волосы; по зигзагообразному пробору, быстро зачесываемому блондином, уже знаю, кто его доставал.

— Опять Спейда из задницы вытаскивал? — Безумно хочется курить, даже губы зачесались и легкие зазудели. Поколебавшись, все же выуживаю пластмассовую банку и скотч, встаю на стол, заклеивая систему пожаротушения, в частности, ее датчик, мигающий красным огоньком с весьма неприветливым видом.

Сигарета, стрелянная у кого-то из своих, тонкая и с ментоловым шариком, который так весело щелкнул перед началом. Огонек зажигалки пожирает табак и бумагу, и первые же вдохи такого родного мне сизого дыма, отдающего горечью и ментолом, дают небольшое ощущение успокоения, позволяя немного отрешиться от своих же мыслей.

Сажусь на свое место, не забыв включить кондиционер, который разгонит сизые облака моей шалости, открываю окно. Алауди на мои действия смотрит с высшей степенью неодобрения, но расслабляется, когда ощущает приток свежего воздуха.

Усмехаюсь. Вот что значит человек с девизом по жизни «За ЗОЖ!»

Если сосредоточиться на конспектах и стряхивании пепла на выдранный листик, время летит незаметно, и вот уже короткий фильтр начинает оплывать и давать невкусный привкус дыму. Ругаюсь и тушу окурок, оставив черную полосу гари посреди пепла. Дальше дело за малым — свернуть и выкинуть, но я почему-то медлю и в конце концов выписываю не самое приличное слово. Играть в ассоциации с самим собой — нездорово, но тут в голову лезущее неприличное слово будто легло штампом поперек воображаемой фотографии в личном деле брата, и все стало в разы проще.

И воспринимать его такого вот, и плевать на то, что ублюдок меня не любит.
А ведь между ними никогда не было этой животрепещущей ныне в обществе темы, которую так любят обмывать, громко кричат о ней, стуча в грудь кулаками, как дублеры Кинг Конга.

«Настоящая семья».

Для меня и Хаято это определение и по сей день валялось где-то в пыльной картотеке под грифом «Секретно» во всю картонную обложку.

Я был ребенком от первого брака нашего отца. Хаято — от второго, более успешного.

И вроде как бы я должен был в свое время возненавидеть карапуза, разрушившего мою вполне счастливо проживавшую в Италии семью.

Но вышло совсем наоборот, и теперь, после небольшого пакта между моими родителями, я был далеко от узких мощеных улочек родного Неаполя, с его яркими домами всех форм и размеров, от лазурно-синего моря, ради одного вида которого уже можно было продать душу. Я был вдали от смотровых площадок на возвышенностях, от шумных толп неаполитанцев и таких далеких, но близких гор, я был вдали от тех обычаев и привычек, среди которых я вырос.

И был здесь, в Японии, уже три года, выучивая язык и порядки, испытывая скрытое отвращение к местной культуре и воспитанию.

Впрочем, это уже совсем другая история. Полагаю, я просто соскучился по дому, который так давно не видел.

Я вздохнул и повторил процедуру заклеивания системы пожаротушения, но уже в обратном порядке, после чего закрыл окно и выключил кондиционер.

Стало тихо.

Алауди, приколов к штанине булавку, быстро плел рисунок из узелков. Как ему это удавалось, для меня и по сей день было загадкой, но несколько фенечек уже несколько месяцев как красовались у меня на запястье, и их число продолжало расти.

Мы были просто студентами. Просто учились в закрытом заведении для юношей, просто были старостами и старались держать марку.

Так почему у меня во взаимоотношениях с братом такое дерьмо, которое не все взрослые с их опытом могут преодолеть? Почему этот мелкий ублюдок так себя ведет, когда мы на учебе?

Часы оттикали мое время до момента, когда пора подниматься и забирать брата, чтобы он не улепетнул куда-нибудь в слюнявый мир поцелуев взасос со всякими сопляками, или, что было бы еще хуже, со старшеклассниками. Потому что с этими придется драться всерьез, если какой-нибудь особенно на голову больной решит, что Хаято будет отличной подстилкой.

Звонок застаю уже возле аудитории, и стоит только показаться пепельной макушке — хватаю и утаскиваю с собой, на свою следующую пару.

Признаться, года три назад, когда я только поступил, было куда приятней брать его с собой. Очаровательный мальчишка был; немного угловат в свои годы, но умный и достаточно забавный, легко заводящийся уже тогда, встревающий в драки и получавший от меня нагоняи за порванные рубашки и распухшие от ударов скулы.

Я ведь когда-то учил его драться, и просто кулаками в уличных встрясках, и заставлял осваивать приемы из боевых искусств.

Кажется, именно сейчас младший решил показать, что он не только сосаться по углам может и позволять уводить себя в укромные уголки, каждый из которых я теперь знаю, — надо же было как-то утаскивать одну задницу от гормонально взбесившихся сосунков — но и помнит еще, как правильно бить.

Удар был хороший, кулак проехался по зубам и зацепил скулу, оставляя ощущение сильного давления. Только вот незадача — я ведь тоже не сидел сложа руки с тех пор, как поступил сюда и показал ему некоторые приемы.

Мой ответ ему был куда более ощутимым — клок волос остался в руке, а Хаято теперь зло шипел, сильно ударившись спиной и немного затылком о стену. Кругом зашептали, несколько парней младше задрожали и поспешили ретироваться от самого беспощадного старосты, который даже собственному брату не дает спуска.

— Поднимайся и идем, Золушка. На бал тебе сегодня не попасть, — негромко бросил я, смерив уничижительным взглядом зарвавшегося парня.

До конца занятий Хаято был тих и смирен, даже не обернулся в сторону свистящих ему в спину парней из той кучи дерьма, которая обычно тискала его в туалетах или пустых аудиториях.

Зато обернулся я — и показал недвусмысленный жест из двух пальцев, намекая, куда им стоит пойти, чтобы я сам не пошел к ним.

Меня даже поняли.

Плотно закрыв дверь в комнату, я ослабил узел своего давно смятого галстука. Хаято зашебуршал за спиной, разбирая сумку.

Здесь и сейчас, когда закрылась дверь, менялась та реальность, которую привыкли видеть все ученики школы.

Реальность, которую я однажды открыл для себя, та тонкая линия, за которой начинались вещи, о которых никому, кроме нас, знать не следовало.

Если взять покрепче и дернуть за плечо, можно увидеть, как Хаято кривит лицо от боли, понимая, что мы снова не в том мире, в котором жили с утра и до того момента, как я закрыл дверь.

Пощечина, затем — удар ладонью по губам.

Хаято смаргивает слезы и терпит, пока я ищу ватку и спирт, после чего протираю эти губы, рот этой бляди.

Ненавижу чужой вкус на этих губах и чужие слюни с микробами.

Раздеть этого засранца, полюбоваться на его стыдливый румянец и каменный стояк, на разведенные в приглашении ноги.

Уверен ли я, что Хаято не давал тем ублюдкам себя трахнуть в зад? Конечно. Ведь, чтобы не допустить такого, я и ставлю ему стержень, а в задницу каждое утро проталкиваю шарик вибратора.

Трахать моего младшего брата полагается только мне, и кончать от должен только подо мной.

А то, что он вытворяет днем — просто попытка взбесить меня, чтобы я, открывший в нем любовь к подобным извращениям, дал ему еще больше боли. Заставил скулить, растоптал гордость, подмял под себя — и тогда до утра эта сучка будет жарко тереться телом о мое, клясться в верности. Чтобы утром предпринять новую попытку сбежать из построенного нами же мира.

Еще Хаято испытывает мазохистское удовольствие от того, что он вынужден целый день ходить со стояком, и только последние пары, если его вдруг не посещает мысль сбежать от меня, мы проводим за тем, что я довожу его до исступления, гладя и сжимая возбужденную плоть через два слоя ткани, давя на стержень.

В такие моменты даже радуюсь, что у меня обе руки одинаково хорошо развиты.

Теперь же мы, так сказать, дома. И пока за стенкой Алауди практикуется в родном французском с Деймоном, я заталкиваю младшего брата в ванну. Собственно, комнатка состоит только из нее, унитаза и раковины. Впрочем, это целое достижение — иметь эту комнатку. Остальные студенты умываются в общих комнатах и моются в общих душевых.

Именно ради нее я и согласился быть старостой.

Хаято ждет, пока я разденусь, прежде чем напоминает о своем состоянии — ладошка сжимает стояк, парень вздрагивает и отнимает ладонь, разводит пальцы, показывая густую смазку, которая тут же блестящими перепонками натянулась между пальцами.

Со вздохом вытаскиваю уже давно неплотно входящий стержень, затем нагибаю парня, лицом вынуждая ткнуться мне в пах, и Хаято тут же пользуется возможностью меня поддразнить: бархатная кожа щек приятно трется о ткань белья.

Сцепив зубы, извлекаю шарик вибратора и откладываю на край раковины; это работа Хаято — следить за своими игрушками.

За шумом воды не слышно, как он встает на колени и мягкими поцелуями соскальзывает с низа живота на член, набухший и готовый затвердеть, стоит только правильно приласкать, отодвинуть кожицу и коснуться языком ярко-алой головки. Зато я слышу, как брат судорожно дышит, и вижу, как начинает ласкать самого себя, не в силах и дальше сдерживать собственное возбуждение.

В этом есть что-то дурманящее и даже красивое — Хаято краснеет, губы припухают. Волосы быстро становятся мокрыми и не могут скрыть того, что он смущен и стыдится того, что ему нравится делать подобное.

Язык скользит по головке, приминает вены на стволе, потом брат вбирает член до основания, а я с трудом сдерживаю самого себя от желания толкнуться вперед, засадить глубже, войти по горло, даже если будет больно.

Мокрые звуки ласк, развратные причмокивания, шумные вздохи, скулеж. Краем глаза замечаю сперму, которая капает в воду, и то, что Хаято, вскинувший было глаза, покраснел еще больше, тут же начиная работать ртом еще активнее с целью довести до разрядки и меня.

Иногда я думаю, что стоит начать игру «кто первым кончит от ласк» на желания, однако умом понимаю — Хаято быстро поймет, что ему выгоднее проигрывать мне.

Ласки приятны, я даже пару раз позволил стону пробраться сквозь сжатые в бесконтрольном порыве зубы и плотно сомкнутые губы.

Разрядка — от нее слабеют ноги, и я прижимаюсь плечом к стене, силой сгоняя дурман, который облаком окутал рассудок, трогаю складочку между бровей, разминая ее пальцами.

Чтобы в глаза не лезла челка, собираю ее, отведя назад и завязывая в небольшой тонкий хвост резинкой.

Теперь ничто не должно помешать мне получить то, что я хочу.

Толкнув Хаято к стене, начинаю неспешную ласку — нужно отблагодарить младшего брата; пальцы скользят по бедрам едва-едва, и кажется, что мое дыхание в поясницу, пока я сижу на краю ванны, и то ощутимее этих прикосновений.

Оглаживаю ноги до щиколоток, где пальцы сжимаются крепкими оковами, затем переползают на внутреннюю сторону голени и скользят вверх, щекоча нежную кожу, и так до тех пор, пока не удается добраться до внутренней стороны бедра.

Когда-нибудь, когда мы выберемся в другой город, где-нибудь в номере отеля, я проделаю все это более полно и интимно.

Но сейчас у меня совершенно нет желания растягивать подобные ласкающе-изучающие мероприятия. Я просто вновь могу полюбоваться тем, насколько Хаято красив и податлив в моих руках, и лишний раз напомнить самому себе, почему я не могу спокойно дать парню влюбиться в кого-нибудь из этих обормотов без мозгов, оставить в покое его дурные манеры и разгульный стиль поведения, вернее, совершенно блядский.

Потому что Хаято принадлежит мне и любить должен только меня. Даже если мне придется крушить чьи-то сердца и головы, даже если придется признаться, что младший брат, в котором половина крови такая же, как у меня — мой любовник, которого я не отдам никому.

Даже если придется убивать за это.

Прикусываю тонкую ушную раковину, перебираю языком сережки.

Вообще-то можно понять, почему все эти парни, весь этот шлак человеческого общества, по ошибке попавший в классы, готов один за другим начинать ухаживать за Гокудерой Хаято.

Он такой единственный. Каждому хочется получить нечто столь уникальное.

Только вот на их пути всегда будет одно и самое большое препятствие — я.

Усмехаюсь скатившимся не в ту сторону мыслям, быстро проталкивая пальцы в жаркое нутро мучительно прогибающегося в пояснице парня, кусающего губы, чтобы не застонать слишком громко.

Когда подготовка окончена, дрожать от нетерпения начинаю уже я.

Первый толчок — и Хаято шумно выстанывает мое имя. Ничего страшного, пусть думают, что маленький извращенец решил подрочить на своего старшего брата, пока тот занят и не может остановить это безобразие.

Облизывая тонкую шейку парня, слизывая капельки воды и растирая их во рту, тихо порыкиваю и стараюсь сжимать худые бедра не слишком усердно — нельзя, чтобы остались отметины, по которым все поймут, что Хаято лег под кого-то.

Младший поскуливает и подмахивает бедрами навстречу. Спешка, азарт, желание — у нас нет возможности насладиться процессом, но и у меня, и у истосковавшегося парня выдержки нет для долгих игр — уже через пару десятков движений пришлось заткнуть Хаято рот и слушать его глухой вопль, а затем и самому кусать губы, изливаясь в туго сжавшуюся задницу.

После быстрого душа сушимся каждый на своей кровати, затем я напоминаю парню о необходимости сесть за домашнюю работу и сделать ее как можно быстрее, если он не хочет тратить часть своей законно выделенной ночи на наблюдение за тем, как я делаю свое задание на следующий день.

Хаято собирает волосы в хвост и неохотно достает очки, после чего довольно быстро управляется со своими делами, пока я уже разбираю часть своих. Потом мы меняемся местами, но все это время меня не отпускает мысль: что же с нами не так, что и я, и парень, которого я люблю, ведем такой образ жизни?

Уже год, как Хаято — дрянной мальчишка, которого приходится сурово наказывать, унижать на глазах у всех. Уже год, как вечерами этот дрянной мальчишка влезает в мою кровать и требует поцелуев, которые неизменно перерастают в то самое пресловутое «большее». Уже год, как его губы — единственные, которые я согласен целовать до ссадинок, припухлостей и боли.

И есть еще кое-что, что уже давно меня не пугает: я не могу отказать его прихотям, если они не вредят нашим отношениям. Будто, на самом деле, это он поймал меня в ловушку и держит, держит своим сладким запахом и манящим телом, дерзкой улыбкой, с которой он у меня на глазах быстро прижимается к плечу другого, своими стонами и вкусом губ.

Сердце бьется болезненно быстро, и я невольно оглядываюсь — Хаято вновь пожирает меня глазами и ерзает от нетерпения.

Сущий дьяволенок, а не мальчишка.

Ну, а что вы теперь скажете о парне, которого я люблю?

---

Люблю тебя, мое коварство.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Кёя Хибари (18), Мукуро Рокудо (69)
Пэйринг: Кея/Мукуро
Рейтинг: R
Жанры: Слэш, Романтика, Флафф, AU, Эксперимент
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 10 страниц, 1 часть
Статус: Завершен.

Описание:
Тысяча шестьсот какой-то год. Вонгола во всей своей мощи раскинулась по Италии. Однако, ставшие слишком сильными, Хранители совершенно забыли, что значит работать сообща, и Босс решает дать им задания, разбив на пары, чтобы вернуть ушедшее умение работать в команде. Парой Мукуро становится совершенно невыносимый Хибари. И все бы ничего, но на этом унижение не заканчивается - Рокудо заставляют притворяться невестой нравного японца.

Посвящение:
Мукуро.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Кто из нас не воображал героев Реборна в прошлом? А мы вот с соавтором задумались об этом всерьез, и даже решились на небольшую авантюру :з
Надеемся, вам понравится.
Тапки отправлять через Алиэкспресс и Почтой России.
закончен
Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Люблю тебя, мое коварство.

Он видел в этом скрытую иронию с самого начала. И с самого начала все шло не так, как он бы хотел того…

Хибари поправил плащ, сжал тонкими пальцами застежку у горла, потом неохотно, но все же расстегнул пряжку с гербом семьи, доверив слуге забрать у него часть верхней одежды и проводить его в зал, где уже собралась семья.

О да. Они ждали лишь его. Все шестеро, даже мальчишка.

Платок у горла неожиданно показался тесным, но Кея ничем не выдал своих эмоций — просто сел в свое кресло, переводя взгляд на Босса и кивком давая понять, что он готов слушать.

— Что ж, раз все наконец-то в сборе… Добро пожаловать, надеюсь, дорога была не такой трудной, как я это себе воображаю, — послышался смешок, и Хибари перевел взгляд на довольно редкого гостя; Мукуро сидел, сплетя пальцы перед лицом, точно так же стреляя глазами в собравшихся, как и сам Кея.

Значит, не только Облако чувствует себя так, будто сел на бочку с порохом, и та вот-вот рванет.

Сюртук скрипнул, когда Вонгола выпрямился в своем кресле и встал, окидывая собравшихся взглядом.

— В целях безопасности я вынужден объявить о работе в парах. Да-да, вы не ослышались. За последние годы командная работа перестала быть основной задачей, но мы промахнулись — и будем и дальше промахиваться, если не научимся сотрудничать. И в первую очередь это касается именно вас, — глаза с янтарным огоньком посмотрели сначала на Облако, потом на Туман. — Сцепиться на задании, где вы пересеклись… Я разочарован, Хибари, Рокудо, — Вонгола поджал губы, пока Кея боролся с желанием заворчать, как какой-нибудь пес, порыкивая и отводя глаза.

— Ой-я… Было бы из-за чего начинать сыр-бор, — фыркнул туманник, откидываясь на спинку кресла и теперь открыто буравя взглядом Облако. — Просто кто-то очень любит мешаться под ногами, тыкать всех носом в их ошибки, а потом делать все по-своему.

Естественно, Туман знал, что облачник может отреагировать более чем неадекватно, но это не мешало ему подколоть его в очередной раз.

— У меня примерно тот же набор претензий к тебе, — вяло огрызнулся Хибари, недружелюбно поглядывая на туманника через стол. — Я не виноват, что это травоядное рвется на рожон и что из-за этой спешки он проморгал клиента, — Облако перевел взгляд на босса, упрямо выпятив нижнюю губу — верный признак, что Кея встал на лапки и уперся в землю каждой своей ежиной ядовитой колючкой.

— Я бы молчал на твоем месте, Кё. Просто вспомни, кто не смог увернуться от пули. Кстати, держи. Специально для тебя, — язвительно промурлыкал туманник, доставая то, что совсем недавно получил. Пуля на цепочке. Покрытая теперь серебром. А цепь — искусного плетения, с выступающими острыми краями, словно созданная специально для Облака. Туманник кинул её в руки сидящего напротив парня.

Однако весь его запал и счастье от созерцания злобы на лице Облака мигом испарились, стоило лишь промолвить главе семьи об их задании.

Им предстояло жить под прикрытием месяц. Месяц Мукуро должен был быть девушкой. Месяц жить с Облаком под одной крышей. Это не радовало. Совсем не радовало. Даже наоборот, Туман был в бешенстве. Ведь, по сути, со своей смазливой мордашкой Кея мог бы быть куда более лучшей девушкой. Было бы даже смешно.

Но не судьба. На все возмущения Мукуро глава семьи либо отвечал строгим «нет», либо просто игнорировал, предоставляя возможность Туману грызться с Облаком дальше. Уже сегодня он должен был перебраться к нему в комнату, чтобы «начать вживаться в роль». На самом деле Спейд, его старший предок, уже давно требовал, чтобы Туманник сплелся с Облаком — в прямом смысле этого слова. И это напрягало ещё больше.

Посмеиваясь, Хибари помогал Мукуро затянуть корсет. О да. Месяц созерцать Мукуро в платье, которое он каждое утро может затягивать чуть туже. Может быть, даже фатально туже…

Отец Мукуро откровенно разглядывал его за ужином, куда Кею «любезно» позвали. Злой и стыдливый румянец туманника для Хибари был главным блюдом, однако Спейда подобный камуфляж, кажется, не волновал. И да, пост Тумана у них наследовался, хотя Кея слабо представлял, какая женщина должна была выдержать едкого как щелочь Спейда — пусть даже зачатие могло быть делом всего нескольких часов или даже минут.

Наконец, они вышли в ночь, расположились в ждущем их экипаже. Мукуро нервно дергал светлые кружевные перчатки — замену его любимой черной кожи, в которую он всегда облачал руки.

— Как тебе ощущение от твоего… назначения? — если бы не темнота, было бы хорошо видно, что Облако порядком иронизирует. Им даже обручальные кольца приказали надеть.

— Заткнись, иначе при первом случае я вырежу тебе твой язык, «милый», — хрипло шепнул парень, слегка притягивая к себе «партнера» за воротник и выдыхая тому почти в губы. Их взаимоненависть превратилось в нечто иное. Более тихое и тлеющее, чтобы не вызывать подозрений. Мукуро приставал к Хибари на людях, ощущая раз за разом его ладони на своей талии. Те сжимались сильнее раз за разом, и, кажется, туманник бесил своего напарника все сильнее, а ведь это была лишь их первая неделя вместе. Что будет дальше, Мукуро представить и вовсе боялся. Хотя бы потому, что не знал, что может придти в голову Кее. Тот просто мог взять и зажать юношу в углу. И, хоть Мукуро был старше, что-то все равно подавляло в нем эту жажду язвить. Он и правда успокаивался, краснел, то и дело украдкой глядя на выражение лица юноши, что так беззаботно задирал подол его платья.

Кашель и горячее дыхание заставили Мукуро очнуться, и тот, поймав себя на том, что только и делает, что смотрит на губы облачника, живо отодвинулся, нервно облизываясь и вновь шипя, как змея:

— Убью.

— Будто я тебе позволю, милая, — вот теперь улыбка и правда на несколько мгновений блеснула. — Обожаю твой горячий итальянский темперамент.

Быстро прижав к губам хрупкую кисть, Кея первым выскользнул из экипажа и принялся помогать кучеру стаскивать сумки, поглядывая на тихо беснующегося туманника.

Кашель. Грудь пронзило болью, и Хибари вспомнил, что забыл сменить бинты. В ближайшее время ему стоит заняться этим более тщательно, тем более, что Мукуро будет ловить каждую его слабость и запоминать, чтобы потом использовать.

По привычке Туман едва не схватил свои вещи сам. Но так бы они раскрыли свою маскировку, так что тяжелые вещи пришлось тащить второму юноше. Заселение было не особо шумным, разве что немного хлопотным. Парень просто рухнул на постель, подтягивая полы платья. Было жарко. Окна были закрыты, и это едва ли помогало.

Душно. Тяжёлый воздух гостиничного номера. Видимо, давно никто не брал этот вип, так что теперь они будут довольствоваться этой духотой, как минимум, до вечера. Туман заскулил, пытаясь развязать шнуровку, чтобы вдохнуть воздуха хоть чуть-чуть, но побольше. К счастью или к сожалению, рука Облачника тут же очутилась около нее. Мукуро нервно выдохнул, ощущая, как пальцы скользят по спине, оголенной от ткани. Немного волнительной дрожи — и юноша тихо смеется, что пугает туманника еще больше. Мукуро нервно процедил:

— Кё, сними, пожалуйста…

— Снимать будешь сам, я просто развяжу, хотя оно идет тебе даже больше, чем Хаято его, — Кея потянул ленты и принялся ослаблять узлы, жестко разводя руками корсаж платья. — Мыться пойдешь первый, сейчас развесим вещи. Будешь осваивать женский гардероб, — Хибари усмехнулся, ловя тихо содрогнувшегося туманника под руки, ставя его на ноги, чтобы иметь возможность закончить.

— Просто не затягивай так сильно в следующий раз, — ответил Туман, наконец расслабленно выдыхая и откидываясь на постель вновь. Все же ненавидел он женскую одежду. Слишком неудобная для борьбы. Мукуро прикрыл глаза, сладко потягиваясь. Он слишком устал, чтобы идти в ванну. Стоило просто лечь спать или хотя бы отдохнуть с дороги.

Мукуро повозился на постели и приподнялся над легшим подле него Облаком, решая кое-что проверить. Раз уж на пальцах кольца, то вполне возможно, что их могут заставить показать свою «любовь» друг к другу. Да и интерес у иллюзиониста был. Склонившись над Облаком, Мукуро облизнулся и тронул губами губы юноши, хрипло вздохнув. Ощущение сомкнувшейся на горле руки стало пугающим. Он перегибает палку? Но ведь так хочется…

— Отодвинься от меня, — ледяной тон должен был заставить Мукуро прекратить наступать. Кея убрал руку и толкнул парня на постель, нависая сверху.

— Девушка не должна сама намекать на близость, первые шаги должен делать мужчина. А ты у нас молоденькая девушка, и, судя по поведению, довольно глупая, — Кея прижался теплыми губами к уголку губ, рукой придерживая челюсть, как бы фиксируя туманника на месте. — Не забывай — нужно держать себя в руках каждую минуту.

Скатившись с постели, Хибари стянул сюртук и, прихватив кое-какие вещи, отправился в ванну, где ему уже обещали горячую воду, столько, чтобы хватило на все процедуры и для него, и для будущей супруги — а, может, пока и не супруги вовсе. Во всем, что касалось свадьбы, Облако слегка плавал.

Пока юноша водил по его губам своими, Мукуро словно било током. Хрипло выдохнув после, туманник позже несколько минут лежал неподвижно, перебирая ощущения и дотрагиваясь до мест, где все еще ощущались чужие касания. Кожа горела, и в голове невольно всплывали слова Спейда: забрать. Забрать сердце юноши, сковать его, влюбить в себя, захватить его так, чтобы Облако просто сходил с ума. Но что-то говорило Мукуро, что скорее он сам поддастся своему желанию, чем окажется сверху. И тело не сопротивлялось. Туман выдохнул как можно сильнее, стараясь успокоиться.

Пробраться в ванную — дело простое. Кея не закрывал дверь, и она не мешала Туману проникнуть. Он просто скользнул к журчащей воде и сел на край ванны, дрожащим пальцами касаясь спины парня. Живое воображение нарисовало пикантные картины, и Мукуро судорожно выдохнул, прижавшись губами к шее парня и хрипло выдохнув:

— Отец же говорил тебе, что я должен с тобой сделать, да?

— Например, захватить мое тело в самом порочном смысле? Это плохая идея, Мукуро, — Кёя трогал пальцами след от пули чуть выше сердца, думая, можно ли его мочить, или стоит мыться поаккуратнее. — И — да, я знаю, что Спейд более пробивной, чем ты. Если ты видел свою мать, то, наверное, это ее заслуга, — Хибари повернулся к собеседнику, быстро окидывая взором скрытое рубашкой тело. — К слову говоря, сорочки носятся под платье, а не надеваются после. Тебе стоит выбрать имя, Мукуро, иначе эту миссию мы снова провалим, и Босс сожрет нас.

— Я не смогу его захватить, — выдохнул Туман, с тихим вздохом скидывая простую домашнюю обувь и вовсе влезая в горячую воду прямо в рубашке. — Да и не все ли равно, в чем я хожу? Мы сейчас не на задании. Закрой глаза, пожалуйста.

Иллюзионист скользнул пальцами по груди партнера, удобно садясь меж его ног. Кожа гладкая, мягкая, бледная. Теплая на ощупь и красная в том месте, где Кея словил пулю. Туман скользнул по этому месту губами, чуть выше, и осторожно поцеловал, хрипло выдохнув сильнее:

— Кё… Не хочу я обладать. Совсем не хочу.

— Довольно необычно слышать это от тебя, но не могу сказать, что не рад. Что ты делаешь? — чуть щурясь, Кёя сверху поглядывал на манипуляции Мукуро, отмечая, что у того весьма красивые губы, что весьма большая редкость для итальянцев — кажется, болтовня делает их рты больше, портя общее впечатление.

— Ничего особенного. Просто соблазняю тебя. — Уткнувшись носом в шею парня, юноша выдохнул тише, совсем монотонно шепча: — Кажется, Десятый так и хочет нашей смерти. Как думаешь, цель не упустим? — Внимательно глядя на Облако, туманник прижался губами к его щеке, сдавленно и как можно спокойнее шепча: — Не слови пулю ещё раз, Кё.

Что двигало Туманом дальше, он и сам не понял. Он просто подался вперед, ища губами губы хранителя кольца и наконец получая какой-то слабый отклик. Теперь рука хватала его за горло чуть сильнее, нежно и даже с каким-то скрытым удовольствием, так что туманник впивался пальцами в плечи юноши, едва ли не растекаясь туманной дымкой от удовольствия.

Кея сел ровнее, притягивая к себе довольно зажмурившегося Мукуро, задирая мокрую сорочку, на ходу придумывая ответ на тихий зеркальный вопрос, что делает теперь сам Хибари.

— Принимать ванны лучше всего нагишом, ты должен был это помнить, когда шёл сюда, — нравоучительно напомнил Облако, живо усаживая Мукуро себе на бедра, как можно плотнее, и стягивая под водой тонкую ткань с длинных ног. — Вот теперь правильно, — кивнул Хибари, ногами разводя ноги иллюзиониста, опуская широкую ладонь на мягкую, только начавшую твердеть плоть и, сжал пальцы, добавляя: — Моя дорогая супруга, у тебя между ног определённо не то, что я ожидал найти под юбкой такого хрупкого создания.

— Не издевайся надо мной… Самому тошно, но, видишь ли, босс обожает делать из меня девушку, — выдохнул туманник, прикрывая глаза и прикусывая губу от удовольствия. Кожа — слабое место чувствительных иллюзионистов. А Мукуро ещё и в десятом поколении, на нем вообще свет клином сошелся. Так что тихое, частое дыхание служит для Кеи — как и пальцы, впивавшиеся в спину, и горячие губы, целовавшие его виски и молившие о поцелуях, молча, нежными укусами, но все-таки требовательно. Самую малость. Лишь бы просто ощутить кого-то, кто гораздо сильнее него. А в этом Мукуро не сомневался.

— Хорошо, целуй, раз так хочется, кусаться в ответ не буду, — выдохнул Кея, поднимая лицо, чтобы высоко сидящему иллюзионисту пришлось поменьше гнуться.

Плоть в руке стала твердой, горячей, и Облако принялся подсовывать кончики пальцев под тонкую кожицу крайней плоти, зажимать, отодвигать в сторону, отчего Мукуро, утянувший его в поцелуй, стал рычать, скулить и мяучить, нетерпеливо ерзая и дергая бедрами.

Куснув нижнюю губу, Кея приподнялся, усаживая иллюзиониста на край ванны.

— Кончишь в воду — сам в ней будешь мыться, — пригрозил Хибари. Горячую воду в ванну приходилось таскать, холодную доливали из установленных на крыше резервуаров, но сейчас уже было поздно, а остаться грязным — это не входило в планы Кеи.

— Тогда не делай так… — проскулив, Туман зажмурился, уткнувшись носом в волосы парня и цепко охватывая его тело объятиями. Это было приятно, но мучительно. Кончить от одной только ласки сильных пальцев было настоящей мечтой. Туман хрипло вздыхал, со стоном то и дело ерзая на ногах парня, кусал губу и старался не смотреть на облачника. Тот видел его состояние и, кажется, был даже… Доволен?

Мукуро стонал сильнее, громче раз за разом и то и дело рвался из воды прочь — сил вытерпеть ласку не оставалось, почти не оставалось.

Он, в общем-то, ничего особенного и не сделал — просто невинный поцелуй в тонкую шею, но Мукуро дрогнул и кончил ему в ладонь, виновато пряча взгляд и краснея.

— Много, — заметил Кёя, омывая руку. — Если тебе стало легче, то я не прочь воспользоваться твоей помощью и отмыться. Не могу справиться со спиной, мышцы тянет, — Хибари коротко поцеловал оклемавшегося туманника и принялся мылить мочалку ароматным мылом. — Потом можем поменяться, тут воды на вторую ванну.

Иллюзионист кивнул. Вид у него был дико встрепанный, волосы взъерошены, рубашка мокрая до пояса, а верхняя часть в брызгах воды. Мукуро тяжело дышал, обнимая Облако и все еще дрожа. Оргазм был настолько ярким, что иллюзионист боялся представить, что будет, если они зайдут дальше.

— Дойдем до конца? Сегодня. — Туман взволнованно заерзал, ощущая жаркое тепло. Хибари ведь тоже возбужден. Возбудился, наблюдая за тем, как он сам мучает Мукуро? Как он извивается в его объятиях и стонет. Стонет тяжко, с лаской, словно делал такое с ним много раз. А на самом деле Туман девственник девственником. И точка.

— Как ты спешишь оказаться подо мной в постели, — Кея хмыкнул, растирая сначала Туман, а потом доверяя ему мыть себя.

Сполоснувшись, Кея первым вышел, открыл маленький балкончик, увитый виноградом, вдыхая запах ночного воздуха.

Все же, когда на дворе тысяча шестьсот какой-то год, все выглядит так намертво устоявшимся, и в будущем это приведет к буре. Но пока что он может насладиться сладостью этой жизни.

Короткое полотенце было стянуто длинными пальцами, и Кея не стал особо томить Мукуро и дальше — зажженные свечи позволяли видеть достаточно, чтобы Хибари нашёл масло с приятным и свежим запахом, а сам флакон с хрустальный пробкой встал на тумбу.

Мукуро кутался в покрывало, стыдливо отводя глаза, темные волосы рассыпались по подушке, и до Хибари только теперь дошло.

— Ты ведь девственник. Зачем хочешь отдать мне свой первый раз? — поглаживая Тумана по щеке, Кея потихоньку пробирался пальцами вниз, размазывая масло, капелька которого испачкала ему пальцы, по нежной коже от ушек и до ключиц.

— Ты манишь, — смущенно прикусывая губу, зашептал туманник, прижимаясь ближе к телу будущего партнера и немного дрожа. — Уж лучше это будет кто-то из семьи, чем чужак из мафии, что сделает это ради мести. Не столько Вонголе, сколько мне самому. Я ведь ненавижу мафию.

Теплый вздох, от которого тело опять предательски дрогнуло, Мукуро прочувствовал сильно. Ровно как и влажные пальцы, которыми Облако скользил по его коже. Так мягко и нежно, осторожно.

— Вполне достойная причина, — заметил Кея, забираясь под одеяло, притягивая к себе Мукуро, вжимаясь в его голое тело своим. — Придется потратить время на твою растяжку, иначе это будет как на кол тебя усадить, причем в прямом смысле, — Хибари ощутил, как тонкие пальчики ощупывают то, с чем предстоит иметь дело, и иллюзионист испуганно вздрагивает, примерно представляя масштабы приключения на свою задницу. — Не хочу тебя порвать, так что… Ляг ко мне спиной, с такого уровня будет проще войти.

Поцелуй в шейку. Кея следил за Мукуро, ожидая попятного. Но тот молча отвел назад ногу, давая доступ к самым нежным частям.

— Отлично. Позволь, я немного изучу твое тело…

— Делай то, что, хочешь. Только молча, это смущает, — выдохнул юноша, прижимаясь телом к постели и выгибаясь под ладонями Облака. Тело откликалось на касания, иллюзионист выдыхал, тепло урча в шею партнера, скребя пальцами его спинку.

— Просьба дамы для меня закон, — сбросив одеяло, Кёя принялся ласкать спину, прижимаясь губами к тонкой шее, покусывая и полизывая белую кожу.

В кожу въелся сладкий запах земляники, и Хибари не удержался от покусывания возбужденных сосков. Кончик языка вычертил узоры у диафрагмы, пока рука перебирала позвонки и давила на спину, выгибая Мукуро на встречу.

— Еще раз назовешь меня дамой, и я… Мх… — хрипло задышал юноша, прижимаясь сильнее. Тяжёлое ощущение в животе сводило с ума. Как и ласкающие ладони на его теле. Это было что-то. Юноша аж загорелся — нежно-синее пламя ласково зализало кончики пальцев юноши, окрашиваясь в яркий голубой. Реагировало на Облако, обращаясь в дождь. Но сжимать партнера сил не было, и туманник просто гладил его по темным волосам, дыша сильно и сдавленно.

— Я буду звать тебя женскими ласкательными весь остаток жизни, кошечка, — нарочно поддев иллюзиониста лишний раз, Хибари приподнялся, дотянулся до масла, которое заранее приготовил, выливая густую прозрачную жидкость на пальцы и размазывая, вновь принимаясь за хитрую ласку. — Придется будить слуг, чтобы они сменили простыни, пока ты будешь отмываться снова, — выдохнул Хибари, сжимая скользкими пальцами упругие ягодицы, пока губы выцеловывали наметившиеся кубики пресса.

— Не надо, Кё. Пожалуйста… — Выдохнул Туман сильнее, сжимая пальчиками темные прядки волос и плечи партнера. Выдохнув, Мукуро заскулил, сжимаясь сильнее и рыча, подаваясь навстречу бедрами. Ладони сжимали его ягодицы с такой силой, что Туман физически ощущал — Кея хочет его не меньше.

— О, кто-то прямо хочет, чтобы я пошел дальше, — посмеиваясь, Хибари быстро закруглился с животом, опускаясь к бедрам. — Хочешь попробовать сразу, или тебя аккуратно к этому подвести?

Сперва Мукуро замешкался. Но потом, парень выдохнул, согласно простонал и зажмурился, проскулив:

— Сразу… Не тяни резину.

— Я предпочту чуть дольше, мне не нравится спешить, — подняв одну ногу, Хибари помог Мукуро устроиться на боку как следует, скользкие пальцы стали массировать сжатое колечко мышц, которое Мукуро тут же расслабил. А Хибари, пользуясь моментом, коснулся кончиком языка горячей головки, постепенно накрывая ее губами, просовывая язык под крайнюю плоть и потихоньку вбирая в рот.

Вздох вышел слишком громким. Туманник зажмурился. Если бы не ласка и не острая реакция — то, наверное, реагировал бы Мукуро иначе. А пока его чувствительность доставляла неудобства. Особенно, когда первый палец тронул простату внутри и юноша заскулил. Громко, чувственно, до дикого рычания и скулежа.

— Тише, слышать твои стоны должен только я, — выдохнул Кея, вбирая возбужденную плоть в рот миллиметр за миллиметр, посасывая и облизывая, как мороженое, только это было слегка солоноватым и само вбивалось в рот, когда приходило в особое воодушевление. Но Хибари не возражал против такого — только палец принялся входить быстрее, а Кея уже приготовил второй.

Податься навстречу было таким удовольствием, что иллюзионист терялся. Когда-то его отпаивали опием, когда он болел. Но сейчас ощущение было куда сильнее, чем наркотик, гораздо. Приятно. Тяжело в животе. И очень тепло. Мукуро зажмурился, скуляще стоная и изгибаясь.

Два пальца вошли без заминки, Кея ласкал быстро и тщательно, начиная потихоньку изнывать от нетерпения, и тогда он, бывало, сбивался, заглатывал плоть до основания, ощущая дрожь и жар разгоряченного тела любовника.

Три. Облачник выдержал лишь несколько минут, а потом устроился за спиной у Мукуро, разом бросая все дела. Возбужденная плоть болела, и Кея с тихим шипением скользнул внутрь, утыкаясь лицом в хохлатую макушку — чтобы Рокудо не видел его румянца во всю щеку и мутнеющих глаз.

Он процарапал на ладонях партнера мелкие дорожки красноватого цвета. Просто оттого, что ему было хорошо. Немного больно. Тянуло и жгло. Но так хорошо. До одури, до скулежа и царапин. Юноша тяжело дышал, хрипел, урчал, до тихих стонов. И самое главное — Облако обнимал его. А это сносило крышу еще сильнее.

Несколько мгновений дрожи в полной, вроде бы, неподвижности, потом Облако частично вышел и снова толкнулся вглубь, потихоньку настраиваясь на ровный ритм движений.

Сплетя пальцы с пальцами иллюзиониста, Кея прикусил край ушка и выдохнул:

— Этого ты хотел?

Тихий кивок — и Туман вжимается в тело партнера, прижимая ладони парня к себе сильнее. Он-то ожидал издевательств от Кеи и подколов на эту тему. А сейчас тот с нежностью и какой-то сдержанностью ласкает его, доводит, дает ощутить удовольствие. Туманник расплел волосы и уткнулся носом в ладонь парня, благодарно постанывая и полизывая кончики пальцев партнера. Все же приятно.

Хибари зарылся лицом в длинные волосы, закрывая глаза. Земляника определённо шла Мукуро, стоило купить ему масло и перепачкать всю одежду.

Мягко прикусив выступающую косточку, Облако подбавил темп, немного возясь в поисках идеального угла, а после заскользил рукой, которая была на бедре по животу вниз, поудобнее охватывая бедро и поднимая, вслушиваясь в шлепки плоти о плоть.

Ощущение сильных рук на теле вскружило голову, и Туман с силой отдался в объятия Облака, и правда растекаясь нежным существом подле тела партнёра. Движения слаженные, отточенные. Словно оба и правда давно знали что делать. Мукуро стонал, выдыхая имя парня в его ладонь, что изредка гладили его губы.

— Ты сжимаешься чаще, — заметил Облако через некоторое время с тихой улыбкой, ласково выцеловывая плечо иллюзиониста, намного ускоряя темп, вколачиваясь до громких шлепков и шумного дыхания со стороны самого Хибари.

Мукуро стал извиваться змеей, рваться прочь и больно царапаться, мучительно медленно подходя к своему первому оргазму от ласк простаты. Хибари пока что не спешил отдаваться удовольствию, предпочитая подождать и отпускать вожжи потихоньку, чтобы кончить точно вместе с Мукуро.

В комнате пахло земляникой, а еще — разгоряченными телами.

Хибари сжал пальцами выступающие косточки таза, ощущая дрожь, идущую изнутри. Осталось совсем немножко, прежде чем он не сможет сдерживаться.

Мукуро вновь поймал губами длинные пальцы, ощущая сладкую тяжесть и жар между ног. Ощущение и пугало, и вызывало сладкую истому.

— Кё, сильнее, — жарко выдохнул иллюзионист, подставляя бедра так, чтобы толчки, мгновенно ставшие более жесткими, сильными и глубокими, проходились по тем местам, от которых волны удовольствия растекались по телу и неизменно посылали жаркую волну в пах.

— Какая нетерпеливая и развратная у меня невестушка, — жарко выдохнул парень, целуя тонкую шею и прикусывая нежную кожу до мягких отпечатков зубов.

Слегка поменяв угол, сорвав несколько сладострастных стонов с губ иллюзиониста, и Хибари вдвинулся особенно резко, будто хотел пробить любовника насквозь.

Руки мгновенно оказались расцарапаны, Мукуро вскрикнул и дернулся, на пальцы брызнула горячая сперма.

Сам облачник несдержанно излился внутрь, ощущая, как мышцы сжались почти до болезненной узости, и теперь чтобы выйти пришлось приложить немного усилий.

— Кё… Кё… — стоило только отодвинуться достаточно, как иллюзионист развернулся и жалобно шепча его имя принялся быстрыми поцелуями осыпать его губы, и жар возбуждения полыхнул с новой силой.

— Я здесь, Мукуро, здесь, — объятие вышло скованным, простреленная мышца болела. Впрочем, это не помешало огладить ладонью узкую спинку и смять пальцами ягодицы, слегка размазав пальцами вытекающую сперму. — Тебе нужно искупаться, срочно. У нас еще есть вода, мы можем…

— Помолчи немного, — губ коснулись теплый пальцы, и Облако, приподняв бровь, поцеловал каждый, чем вызвал заметный румянец на лице любовника.

— О чем таком важном ты хочешь со мной поговорить, что откладываешь водные процедуры? — Дразнясь, Кея прошелся языком прямо по мягким подушечкам пальцев, мягко охватывая их губами.

— Я… Я хотел… Сказать… — Мукуро раскраснелся и опустил глаза, нервно облизал пересохшие губы. — Я… люблю тебя. Люблю, Кея! — сгорая от стыда, парень закрыл лицо руками и уткнулся в грудь приятно пораженному Облаку, который тут же прижал его к себе, шепнул, уткнувшись в макушку:

— Ti amo, Mukuro. Я тоже люблю тебя, мое коварство.

---

Во всем виноват этот дождь?..

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Кёя Хибари (18), Мукуро Рокудо (69)
Пэйринг: 1869, Хибари и Мукуро.
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Ангст, Драма, Психология, Философия, PWP, Hurt/comfort, AU, Songfic, Эксперимент
Предупреждения: OOC, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Драббл, 5 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
На шелке постельного белья, и с тем человеком, которому не жалко отдаться.

Посвящение:
Nathalie-Nathalie. Я не знаю, как дошло до этого посвящения, но вам я говорю – вы были услышаны, и надеюсь, моя работа стоит вашего внимания.
Ну, и конечно, моему любимому Ананасу.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Во всем виноват этот дождь?..

Наверное, они слишком часто пересекались за последнее время. Иногда Мукуро даже казалось, что этот человек никогда не оставлял его в покое надолго, всегда отыскивая повод столкнуться с ним в толпе нос к носу, был ли он один или в компании.

А вот Кея…

Кея, пожалуй, тоже редко бывал один в толпе. По крайней мере, его сведенные брови и деланно отчужденный взгляд заставляли думать именно об этом.

Вокруг слишком много людей.

Мукуро, как правило, вздрагивал в первое мгновение. Встречи и правда зачастили, и отнюдь не он был инициатором — оно так само выходило, что Облако находил его, где бы он ни был.

Отчасти это раздражало, а через какое-то время Мукуро понял еще вот что: он начинает машинально искать Хибари Кею в толпе, и не находя…

Не находя раздражающего японца, он мысленно начинал проклинать судьбу, что тот не здесь.

Иногда дни в маленьком городке, полном неслучайных «случайных» встреч, бесили что-то в глубине души. Он сталкивался не с теми, с кем так хотелось столкнуться, и находил взглядом не те очертания. Он искал кое-что особенное — сталь и ртуть глаз, меловое лицо, копну черных волос, бледные губы, искривленные в усмешке, которую он иногда замечал краем глаза, и деловой костюм, под которыми так хорошо японец прячет свои тонфа.

Но какое-то время его преследовали не те, только они.

Интересно, что же заставило его собраться сегодня, в такую грозу, схватить зонт и куда-то побежать, оставив дома даже свой жизненно необходимый трезубец?

И еще зонт такой глупый схватил. Много спиц, между которыми по кругу прошелся весь радужный спектр; деревянная ручка, ставшая гладкой из-за частого использования.

Разве с такой вещью можно встретить Хибари Кею и оказаться неосмеянным?

Оказалось, можно.

Кея будто ждал его, подняв лицо навстречу дождю, и Мукуро ощущал какую-то хандру, охватившую обычно собранного и сильного молодого мужчину. И почему-то сердце предательски сжалось, заставляя пересилить необычно сильную слабость в ногах. Мукуро приблизился, держа край большого зонта так, чтобы струи прекратили свое падение на идеальное лицо. Чтобы Кея мог посмотреть на него.

Нервное ку-фу-фуканье, сорвавшееся с губ, тут же затихло, стоило Облаку бросить один взгляд. И Мукуро будто чем-то подавился, замирая перед Хибари, как кролик перед змеей.

Как же давно он не видел это лицо вблизи?

Наверное, это дождь сподвиг его на такое. Просто подойти, крепко сжать сильное тело, жадно вдыхая идущий от кожи аромат. И это дождь вынудил его позволить Хибари все, что тот только захочет. Например, забрать зонт, переплести пальцы с пальцами в кожаной перчатке. Взять и увести будто парализованного туманника прочь от места встречи туда, куда пожелает Облако.

Во всем был виноват этот дождь…

Куртка была содрана еще в коридоре, и холодные губы с горячим дыханием заставили Мукуро испытать трепетную дрожь, которая хоть немного разрушила неподвижность.

Он часто думал об этом — каков Хибари Кея на самом деле? Каков он дома, каков в постели, каков с близкими, такой ли он холодный с теми, кого любит?

А может ли Облако вообще любить кого-то?

Шелковая рубашка, которую он зачем-то спешил надеть, отлетела в сторону, и Мукуро только сейчас рвано задышал, приходя в себя и отрываясь от созерцания происходящего. Длинные пальцы уже терли напряженное естество сквозь кожу штанов, и Мукуро сдвинул ноги, не понимая, что он делает и зачем.

Почему он так просто отдается Облаку, не сказавшему ему и полуслова?

И снова хватило одного взгляда. Кея убрал руку, терпеливо поднимаясь поцелуями вверх по телу, но лишь для того, чтобы заткнуть рот бормочущему возражения туманнику.

Возражать Кее сегодня было запрещено.

Металлическая заколка, стянувшая волосы, щелкнула и разжалась, а Хибари просто положил ее на тумбу. Длинные пальцы сжали мягкие пряди, поднесли к лицу, пока те лились между пальцев, как синяя вода. Однако…

Мукуро только теперь понял, что его беспокоит. Практически не меняющееся выражение лица молодого мужчины. Пустой взгляд. Пустая улыбка. Пустое лицо. Будто его выжгло изнутри. И даже все эти медленные, неохотные движения…

— Кея? — рваный шепот сорвался с губ почти инстинктивно, стремительное движение вперед, за которое он, возможно, получит удар…

Но удара не последовало. Облако с шумным вздохом пристроил голову на плече обнимающего его туманника, потерся как уставший кот, дыша во впадинку на горле перепуганного иллюзиониста.

— Что за травоядное, лишь бы пообниматься, — буркнул Облако практически как обычно.

Только не вязались ласковые поглаживания, которыми он принялся одаривать спину, и этот голос.

Мукуро выдохнул. Это Хибари, точно несносное Облако, просто…

Даже Облаку в пустынном Небе, оказывается, нужен кто-то, кто поймет его. И, кажется, одинокий Туман был избран таковым.

Мукуро улыбнулся, прикрывая глаза и расслабляясь.

— Быть спутником Хибари Кеи для меня честь.

— Не расслабляйся, травоядное, иначе я вобью тебя в кровать до смерти, — хмыкнули в ответ, пока теплые пальцы вновь взялись гладить возбужденную плоть сжавшегося парня сквозь тесную кожу штанов.

Это было… невыносимо. Невыносимо и прекрасно.

Кея прекратил спешить. Кея вновь стал собой, и Мукуро понял, что лично разрушил возможность насладиться быстрыми ласками опьяненного мужчины.

Наверное, он будет жалеть о разрушенной атмосфере весь остаток жизни. Но и так было неплохо.

Хибари любил кусаться, и Мукуро понял это довольно быстро. Будучи вжатым в кровать, без шансов сделать лишний вдох, он мог только ощущать жар дыхания на коже, скольжение языка, влажные, жадные поцелуи и вздохи, а еще — острые, сладкие, болезненно-приятные, желанные укусы.

Зверь Вонголы решил, что пора начать спариваться. И для Мукуро это было обещанием растратить всю животную энергию на томно изгибающегося в руках иллюзиониста.

В паху жгло с самого начала, но, стараниями длинных и проворных пальцев, Мукуро содрогался в одном оргазме за другим, и белье было насквозь мокрым. Однако теперь уже Хибари не давал ему избавиться от одежды.

В этом было что-то символичное. Облако одними пальцами делал его мокрым и грязным там, куда он никогда не позволял совать пальцы. Но Хибари и не совал, если подумать.

У Мукуро никогда не было выдержки остальных. Его силой был его разум, его иллюзии. Короткие битвы, где проиграл тот, кто поддался чужим видениям — вот что значило быть иллюзионистом.

И он проигрывал эту битву Облаку с самого начала — Хибари был их основной пробивной единицей в плане силовых атак. А Мукуро — с его изломанным рассудком, психологической. Он был готов убивать даже тех, кто был рядом, и в этом была страшная правда. Он бы с легкостью пожертвовал ими, если бы того требовали цели.

Но теперь его рассудок мутнел от желания и удовольствия, от жарких поцелуев, от боли и наслаждения, от ощущения чужого одиночества и тоски…

— Мх… Ке… Кея… Я… — обрывистая речь была прервана судорогой и вскриком удовольствия. А Хибари наконец-то не выдержал, стаскивая штаны с запачканных бедер иллюзиониста.

— Не болтай, невыносимое травоядное, — промычал японец, жадным поцелуем впиваясь в опухшие губы Рокудо, с готовностью обвившего ногами его бедра.

И по кругу — ласки, сводящие с ума, поцелуи, которым он ласкал кораллового оттенка губы Мукуро; сильные пальцы, снова и снова оглаживающие чувствительное тело. Пальцы, которые Мукуро снова и снова жадно лизал и целовал — лишь бы поскорее Облако позволил ему заполнить собой пустоту внутри.

Нет, не так. Мукуро хотел быть заполненным. И заполнить его должен был именно Хибари.

Инь и Янь, Черное и Белое, Жизнь и Смерть, Земля и Небо. Туман и Облако. Так должно было быть с самого начала, с той самой минуты, как Мукуро получил в свои руки ослабленное тело японца.

Шумный выдох, непривычная боль в изогнутой спине, и длинные пальцы, ласкающие его прямо изнутри, так, как никто и никогда не сумеет больше приласкать.

Только Кея, только ему позволено погрузиться в запретную глубину хрупкого тела иллюзиониста, срывая барьеры и щиты.

Порванная рубашка, отлетевшая пуговица, сорванные до крови ногти и разорванная молния — теперь спешит уже Мукуро, ужом извивающийся под Хибари, в попытке поскорее ощутить, как горячее естество заполняет его изнутри — жестко, сильно, — так, как невыносимо хочется это ощутить Мукуро.

Влажные звуки поцелуев, языки, сплетенные в грешном танце, два белых тела, как две змеи, охваченные одним и тем же стремлением — слиться воедино, раствориться друг в друге.

Мукуро чертит кровавые полосы на сильной спине и плечах, ставит жадные метки там, куда дотянется, получая в ответ хриплые рыки и загоняемые внутрь в неконтролируемом безумии пальцы.

Это их часы, их минуты и мгновения взаимного пожара, костра, куда они взошли и вряд ли теперь сумеют избежать участи быть сожженными.

Но Рокудо и не жалеет.

Жадные движения, снова и снова жадные толчки внутрь, скольжение наружу и снова разливающийся от паха жар по всему телу. Рвано стонущий от удовольствия иллюзионист, распростертый на шелке их общей отныне постели…

Если с Кеей — то не жалко оказаться ведомым. Лишь бы вместе. Лишь парой. В одной кровати. В телах, которые они так бесстыдно отдают друг другу каждой полученной и оставленной меткой.

Мгновение оргазма похоже на взрыв, хриплый крик затихает в жадном поцелуе — позже Кея скажет, что Мукуро кричал слишком громко и несдержанно. Будет тихо и очень интимно шептать, что не хотел разделять эти звуки с посторонними, и это заставит иллюзиониста улыбаться, прижимаясь к теплому телу мужчины с ощущением абсолютной правильности и всепоглощающего счастья.

Как же хорошо, что этот дождь все еще длится… Длился и длится — всегда будет длиться для них двоих.

Отныне. И навсегда.

Пока они принадлежат друг другу, Мукуро может не бояться пустоты внутри себя. Ведь Хибари всегда будет рядом.

---

Il mio Gattino Hibari.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Пэйринг или персонажи: Дино/Хибари
Рейтинг: NC-21
Жанры: Слэш, Ангст, Флафф, Психология, Философия, Повседневность, PWP, AU, Мифические существа, Эксперимент, ER (Established Relationship), Занавесочная история
Предупреждения: BDSM, OOC, Underage, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Драббл, 8 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Особняк Каваллоне. Дино вернулся после очередного тяжелого рабочего дня, и разумеется, справиться с последствиями тяжелых нагрузок, ему помогает его верный и своенравный питомец, Кея, весьма ревностно и ответственно подходящий к выполнению данного задания.

Посвящение:
Полковник Конь, все тебе. Как там в песне - для тебяяя, дни и ночи, для тебяяя, все что хочешь ХД

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Молчу. Как партизан.
Корзинка для тапков, берц, бательонов, туфель, кроссовок, кед готова. Бросайте. А вообще, чего так мелочно раздеваетесь? Обнажайтесь уж полностью, чего смущаться х)
Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Il mio Gattino Hibari.

Было уже больше десяти часов вечера, когда Дино наконец-то ступил на порог родного дома. Поприветствовав вышедших встречать его людей и прислугу, мужчина сбросил пальто в руки своему заместителю и попросил не тревожить его этим вечером. Сегодняшний вечер мужчина планировал посвятить тому, кого он в толпе людей так и не увидел сегодня.

Сбросив обувь и переодевшись в более удобные домашние туфли, мужчина прошел в свой кабинет. Не обнаружив там ничего, кроме новой стопки бумаг, требующих его срочной подписи, блондин заглянул в столовую, где старая добрая кухарка силой накормила его свежим пирогом с мясом. Оттуда Дино поспешил в оранжерею, но и там он не нашел того, кого искал.

Наконец, мужчина отправился в свою спальню, и для него было приятным удивлением обнаружить на своей собственной кровати разыскиваемого ранее по всему дому, свернувшегося клубочком Кею, любимого питомца Дино.

На ходу сбрасывая пиджак, Дино подошел к кровати и бережно почесал котенка между бархатных черных ушек, этим же самым действием заставляя его проснуться.

С трудом открыв заспанные глаза, парень-кот зевнул и пробормотал:

— Где ты пропадал почти две недели? Я успел соску… неважно.

— Я был на работе, Кея, — присев на край кровати, Дино бережно коснулся рукой теплой щеки парня, мягко погладил тыльной стороной руки, любуясь ярким румянцем питомца. — И я тоже скучал по тебе, малыш.

— Заткнись, — мигом сев, котенок прильнул неумелым поцелуем к губам мужчины, затем стал кусать. — И прекращай уже работать на износ.

— По-другому не получается, — шепнул мужчина в губы парню, даже не пытаясь отстраниться.

В ответ юноша повалил своего хозяина на постель и уселся на живот, гневно помахивая черным хвостом.

— Тебе нельзя так много работать.

— Как я уже говорил, по другому не получается, малыш, — вздохнул Дино, на несколько мгновений прикрывая глаза.

Это уже был не первый раз, когда мужчины не было дома неделями, и он не мог заниматься Кеей. Откровенно говоря, котенок так и рос — запертым в доме, где с ним сюсюкались и носились все, кому не лень, но в итоге, самостоятельно Кея не приближался ни к кому, кроме своего настоящего хозяина, сиречь Дино Каваллоне. И это вызывало у блондина невероятное чувство гордости. Впрочем, и его Кея любил «погладить» коготками по затылку, сетуя на недостаток внимания.

Тяжелый вздох вырвался из груди питомца. Устало прикрыв глаза, Хибари лег сверху, и подложив руки под голову, прошептал, глядя в глаза цвета янтаря:

— Люби меня.

За подбородок притянув к себе лицо юноши, Дино мягко поцеловал его, другой рукой скользнув по спине, поглаживая, чтобы в конце мягко провести ладонью по длинному хвосту, на ощупь мягче шелка, шепча:

— Наконец-то я дома.

Заурчав в поцелуе, Хибари прогнулся под рукой с довольным стоном. Поймав вторую ладонь, парень положил ее себе на голову, требуя, чтобы его гладили еще больше.

Вновь разорвав поцелуй, Дино уткнулся носом в шею Кеи, легонько касаясь ее губами и кончиком языка, пробуя на вкус. Парень в ответ с тихим стоном откинул голову, открывая шею еще больше, подставляя под поцелуи и начиная легонько тереться о пах мужчины.

Едва заметно улыбаясь, Дино с готовностью оставил на подставленной шее метку и прошептал на ушко, крепко обняв обеими руками:

— Никуда теперь не отпущу, Ке…

Лизнув хозяина в щеку, парень обвил шею мужчины руками, начиная с готовностью мурлыкать и тереться щеками о щеки мужчины, выпрашивая ласку. Хибари редко видел своего хозяина и часто делал вид, что недоволен чем-то, но появление Дино всегда было для него счастливым событием. Это значило, что с Каваллоне все хорошо, и блондин и дальше будет о нем заботиться.

— Котик ты мой, — шепнул Босс, целуя кота за ушком и чуть прикусывая бархатный краешек, а затем зализывая место укуса, ладонью поглаживая парня по голове.

— Твой, — тихо прошептал парень и провел языком по губам, мяукнул, снова потерся бедрами о пах.

Скользнув руками по спине, Дино опустился ниже, перемещая руки на бедра, поглаживая и сжимая их под участившееся дыхание питомца. Как же Кея любил эти нежные и одновременно властные касания!

Стоило только сорваться еще одному вздоху, как блондин снова прильнул к губам, мягко и властно целуя раскрасневшиеся губки. Его Кея всегда был сильным искушением, еще когда он только подобрал этого своенравного котика, но чем больше рос, тем больше Дино понимал: не устоит и сделает своим. Так и произошло.

Довольно заурчав в поцелуе, Кея приподнял зад и стал тереться о ладони, задирая чёрный гибкий хвост вверх и слегка помахивая им из стороны в сторону, будто напрашиваясь на хороший шлепок сильной ладони.

Не разрывая поцелуй, Дино приподнялся на локтях и устроился в полусидячем положении. Притянув к себе парня за бедра, крепко сжимая их руками, мужчина разорвал поцелуй, начиная целовать лицо питомца, переходя на шею и опускаясь все ниже, оставляя в некоторых местах метки.

Вздрагивая от особенно чувственных ласк и прогибаясь под руками, Кея грациозно извивался всем телом, жмурясь и дергая ушками. Хотелось большего, хотелось жаться к телу хозяина, принадлежать, принадлежать от кончиков ушей и до самых коготков.

Продолжая покрывать поцелуями шею парня, Дино постепенно начал расстегивать пуговицы на рубашке, освобождая тело от ненужной тряпки, оглаживая нежную кожу, слегка пощипывая соски и другие чувствительные к подобной ласке места.

Скользнув руками по груди брюнета, мужчина переместил их на спину, поглаживая, от чего Кея снова прогнулся и заурчал, дрожа от чувственного возбуждения. Переместившись поцелуями с шеи еще ниже, Дино начал целовать ключицы и проводить вдоль них языком, оставляя влажную дорожку.

Ерзая, Кея съехал чуть ниже и прижался к губам блондина в тихом просительном поцелуе, жалобно прикусывая и облизывая шершавым язычком пухлые губы. Кея редко когда показывал Дино, насколько любит его, и как сильно привязан, потому что знал — с такими графиками работы, по которым работал парень, тот все равно не сможет уделять ему больше времени сейчас. Но, Хибари всегда, всегда вынуждал Дино полностью удовлетворить его, когда тот бывал дома, возмещая каждую минуту одиночества и одновременно оставляя с ним всю усталость, всю заезженность от рутинной работы.

Отвечая на поцелуй, Дино погладил нежную кожу щеки своего «котика» тыльной стороной ладони, затем положил ладонь на щеку и заскользил к шее, под аккомпанемент довольного мурчания и под пристальным прищуром серебристо-серых глаз с вертикальным зрачком.

Кея терся о ладони, затем обвил хвостом бедро хозяина и протяжно, призывно замяукал.

Напоследок еще раз легко поцеловав котенка, Дино стал чесать питомца за ушком, слыша, как парень все продолжает мурчать и мяукать. Не убирая руку с щеки и продолжая гладить по ней, Дино тихонько зашептал, с удовольствием поглядывая на любимого Кею:

— Котик мой… — с улыбкой наблюдая за ярким румянцем, разлившимся по щекам кота, Дино тихонько рассмеялся, и тут же мягкие подушечки пальцев Хибари легли на изогнутые в улыбке губы, вынуждая прекратить смех.

— Уррр, — устроившись на груди парня и осторожно ерзая, взбираясь вверх, Кея стал просительно облизывать щеки и губы мужчины. — Пррриласкай мурррняу… — от испытываемого возбуждения котик снова стал сминать обычно четкие слова — кошачья натура брала свое.

Чуть жмурясь от действий шершавого язычка, Дино едва заметно улыбнулся и снова потянулся поцелуем к пухлым губам, в голове лелея мысль, что скоро этот самый язычок и губы, будут ласкать уже другие места на его теле…

Затем резко перекатился, опрокидывая своего кота на спину, нависая сверху, снова припадая губами к шее, а руками скользя по нежной коже груди и переходя на мягкий животик. Да, быть сверху определенно нравилось ему куда больше.

Испуганно зашипев от неожиданности, Кея прижал ушки и попытался перевернуться на живот. Но ему не дали. Дино продолжал крепко и ласково удерживать барахтающегося питомца. Постепенно, Хибари затих, и, пользуясь тем, что мужчина навис над ним, стал хвостом тереть выпуклость на штанах, всячески выгибаясь и извиваясь под руками.

В ответ на действия брюнета Дино прикусил нежную кожу на бледной и тонкой шее, оставляя небольшой след от укуса, затем, лизнул его языком, будто извиняясь за доставленный дискомфорт. Поглаживая руками живот и бока, Каваллоне прижался к коту, вдавливая того в кровать, чтобы не начал дергаться. Стоило Кее немного затихнуть, как Босс уже припал губами к розовым соскам, кусая и щекоча их кончиком языка.

Часто дыша, малыш вцепился в плечи мужчины и застонал, покусывая припухшие губы.

— Дино, х… Хватит, прекрати… Арррх… — извиваясь, простонал с ноткой отчаяния парень, ощущая, как горят щеки, от сильного возбуждения дергает мышцы во всем теле и пальцы на ногах поджимаются сами собой, почти бесконтрольно.

Подняв взгляд на брюнета, мужчина ненадолго оторвался от своего занятия, любуясь раскрасневшимся питомцем. Затем, приподнявшись, Каваллоне лег чуть выше на парня, и, нагнувшись очень низко, прошептал в губы:

— Не прекращу… Даже и не проси… — настойчивым поцелуем прижимаясь к припухшим губам, блондин параллельно с этим начал избавлять свое Облачко от лишней, и без того немногочисленной, одежды, чувствуя, как парень впивается ногтями в его спину, оставляя длинные полосы.

— Мх, Дино, пожалуйста, пожалуйста… — все же перевернувшись на живот, Хибари выгнулся как в течку, и стал тереться задом о пах блондина. Анус блестел, как при течке, горячая смазка, которой парень растягивал себя сегодня перед приходом Дино, растиралась по переду жёстких штанов, пока Кея, кусая губу, сжимал простынь и думал, как можно заставить Дино скинуть одежду, чтобы этот горячий бугор на штанах высвободить на волю.

Задранный кошачий хвост парня дрожал — безумно хотелось ощутить, как толстый горячий член босса входит в его тело, уже не нуждающееся в растяжке, движется внутри. Как горячая ладонь сжимает ему хвост у основания, раз за разом заставляя кончать от самой ощутимой ласки, а зубы сильно впиваются в загривок, заставляя Хибари прогнуться ещё сильнее.

— Хозяин, мяу, пожалуйста…

Полностью стянув с парня штаны, Каваллоне кинул их куда-то в сторону. Рукой обхватив возбужденную плоть котика, Дино начал ласкать ее рукой, водя пальцами по влажной головке, вырывая из уст парня очередной громкий, умоляющий стон.

— Хороший мальчик… — погладив питомца свободной рукой по щеке, едва касаясь подушечками пальцев, Дино повел руку сначала вниз, поглаживая шею, затем назад, ведя линию по позвоночнику, будто пересчитывая позвонки, ощущая, как Кея прогибается и дрожит от его касаний.

— Хозяин… — благоговейно подрагивая, парень прижался грудью к постели, захватывая простыни в горсти, и с прежним вожделением продолжая отираться о тело босса.

Оставив несколько засосов и укусов на бледной коже шеи и спины, Дино притянул парня к себе за ягодицы, ставя того на четвереньки и вынуждая опереться на локти, пока сам блондин придерживает его бедра одной рукой. Освободив себя от туго сдавливающих брюк, Босс прижался пахом к анусу брюнета, начиная самостоятельно мягко толкаться о его зад, как было бы, если бы Дино уже вставил и двигался. Слышать тихие жалобные мольбы под собой, прижимающемуся грудью к спине Облака Дино, было чертовски приятно и возбуждающе.

Протяжно застонав, парень подался назад, насаживаясь на головку, плавно опускаясь на член полностью и изгибаясь от удовольствия. Тонкие пальцы сжали простыни, Хибари прикрыл глаза и часто дыша, с хрипом и стонами, вновь двинулся вперед, а потом резко насадился до основания, грудью полностью вжавшись в постель.

Схватив руками бедра брюнета, Дино стал дергать тело того на себя, резкими толчками вбиваясь в него и выбивая очередные громкие и хриплые стоны. Пальцами надавливая на выступающие тазовые кости, Каваллоне нагнулся, окончательно ложась на спину парня, и прошептал на ухо, опаляя горячим прерывистым дыханием кожу:

— Кея… — язык заскользил по ушной раковине, приласкал кожу за ушком.

— Ах! Хозяин… Ах! Не сдерживайтесь… Мх… Ради меня… — протяжно застонав от удовольствия, Хибари повернул голову, щекой прижимаясь к постели и давая Дино возможность и дальше водить языком по ушку юноши. — Сильнее… Глубже… Пожалуйста…

До синяков на нежной коже сжимая ягодицы парня, Десятый Каваллоне, по его просьбе, стал двигаться еще быстрее, резкими толчками, достигая простаты, вырывая из уст Кеи довольные стоны и вскрики.

— С большим удовольствием выполню твою просьбу… — снова лизнув ухо парня, блондин прикусил его, потом зализал укус.

— Хозяин… Можно бандаж на член надеть? — стыдливо краснея, мальчишка отвел взгляд, закусил нижнюю губу. У него стояло колом, и прозрачная нить смазки разрывалась в воздухе, стекая на простынь густыми каплями. — И вибраторы к основанию… С кляпом…

— Да, конечно, — мимолетно поцеловав парня в искусанные губы, Дино вышел и слез с кровати, доставая из-под нее средних размеров чемодан, где они хранили вещи такого толка. Взяв все, что ему было нужно, Каваллоне залез обратно на кровать, положив чемодан недалеко от себя, на всякий случай. Первым делом, взяв кляп с небольшим прорезиненным шариком, мужчина сунул его в рот парня, соединив тонкие ремешки за головой. Затем, взяв бандаж, надел его на член парня, туго затянув ремни, вдохновенно слушая скулеж и жалобное царапанье коготков о постель.

Перевернул Хибари на спину, Дино широко развел его ноги и устроился между ними. Взяв вибратор, мужчина приставил прибор к сжатому кольцу мышц и включил, сначала просто водя вокруг, а затем резко втолкнув внутрь. Сам же, нависнув сверху, прикусил сосок, оттянул, а затем стал посасывать его.

Протестующе зарычав, мальчишка, дрожа и извиваясь, с трудом выбрался из-под хозяина и встал на четвереньки. По бедрам бежала смазка — из ануса и члена. Сжимаясь и постанывая, парень подполз к чемодану, демонстрируя отличный вид на свой зад, в котором, охваченный уже покрасневшим кольцом мышц, торчал вибратор. Дрожащими пальцами вытащив вибратор другого типа, парень слегка ослабил бандаж и подсунув прибор под крепежи, со стоном перебросил пульт хозяину, сам же уткнулся лицом в постель.

Щеки горели, по губам и подбородку нитями текла слюна, Кея прикусывал кляп и то и дело выталкивал его к зубам, стремясь раскусить, глаза закатились, головка сильно покраснела — удавкой обхвативший её крепеж не давал сперме выйти сразу и теперь крупные капли часто падали на постель.

Пытаясь вытащить первый вибратор из ануса, парень царапал ручку, но лишь сильнее загнал устройство внутрь, переключая его на третью позицию сразу и тут же падая на постель, содрогаясь в агонии удовольствия, позволяя бессмысленным звукам вырываться из горла, а Хибари продолжил кататься, колотимый видимой дрожью.

Рассматривая пульт в руках, блондин переводил взгляд то на него, то на брюнета. Для пробы нажал на кнопку на пульте — посмотреть на реакцию парня. Затем снова выключил, и снова включил, и так несколько раз подряд.

Облизывая губы, Дино смотрел на вид, открывшийся перед ним. Парень распластался на постели, дрожа и постанывая. Серые глаза посветлели до какого-то лунного оттенка серебра, губы красные от кляпа, припухшие и мокрые от слюны. Приблизившись к Кее, Дино обхватил пальцами рукоять вибратора, находящегося в анусе его котенка, какое-то время подержал его там, а затем резко вытащил его и, притянув за бедра, вошел, шлепнув парня ладонью по ягодицам.

Закричав и получив очередной шлепок, кот тихо заскулил и сгреб простыни руками, умудрившись прокусить, наконец, резину кляпа. Открыв рот, Кея выплюнул испорченный материал, во время очередного бешеного изгиба, сопровождавшегося рычанием и скулежом, упали на простыни ремешки.

— Что? — нагнувшись, прошептал Каваллоне. — Неужели больно? — покрутив в руке пульт, мужчина нажал на кнопку, включая вибратор, а второй, свободной рукой, сначала погладил хвост, затем сжал его рукой у основания, зная, что так Хибари практически гарантированно кончит.

— Хозяин, горррячо, — с протяжным стоном выгнувшись, парень задрожал ещё сильнее, зажмурился. Рот раскрылся в беззвучном крике, потом мальчишка принялся хватать губами воздух. Шлепки спермы о постель на время затихли — Кея стал членом тереться о простынь, где уже появилась определенная выемка, скользкая от растертой по ней спермы. Одновременно, парень умудрялся весьма живо подмахивая бедрами навстречу.

Дино снова выключил вибратор, давая парню восстановить дыхание. Снова включил его, параллельно с этим, двигаясь внутри парня резкими, постепенно набирающими темп, толчками. Как ему нравилось доводить Ке чуть ли не до потери сознания! Хотя, почему чуть?..

Разжав хвост, Дино провел рукой по всей его длине, прислонив к своей щеке и наслаждаясь его приятной мягкостью и гладкостью.

— Ты такой мягкий… Пушистый… — пробормотал Дино, довольно прикрывая глаза, и на время переставая двигаться.

— Хозяин… Я долго не выдержу… — прошептал Хибари, царапая простыни и ерзая.
Потершись щекой о мягкий хвост, Каваллоне открыл глаза и посмотрел на парня. Затем, отпустив хвост, нагнулся и прошептал в ответ:

— Так и не сдерживайся, — мужчина чуть ослабил ремни и снова начал двигаться, повернув голову брюнета в бок и впиваясь в губы.

— Ах… Хозяин… — поскуливая и постанывая в поцелуе, Хибари ладошкой накрыл свой член. Сперма стала стекать в больших количествах и значительно быстрее.

— Ммм… Мне безумно нравится, когда ты так меня называешь, — довольно улыбнувшись в поцелуе, блондин тут же сосредоточился и проник языком в рот парня, щекоча небо и переплетая свой язык с его. Затем, накрыл своей рукой руку парня, разорвал поцелуй и заметил тонкую тянущуюся ниточку слюны между языками.

Часто дыша, Хибари мутными глазами смотрел на блондина. Давно сорванный кляп валялся на постели и Хибари кончиком языка облизывал натертости в уголках губ.

Убрав руку и сковав объятиями тело Кеи, мужчина уткнулся тому в плечо, прикрыв глаза. Сделав еще несколько толчков и шумно выдохнув воздух, Дино кончил внутрь парня.

— Мммааах… Хозяин… — С протяжным стоном Кея кончил последний раз, сперма залила простыни. Тяжело дыша, парень закрыл глаза и в изнеможении упал на постель, на некоторое время не то выпадая из реальности, не то теряя сознание.

Открыв глаза, Дино приподнялся, облокотившись руками о постель. Посмотрев на отключившегося парня, Каваллоне вышел из него и устроился рядом, вытаскивая и снимая все приспособления, которые сегодня были пущены в ход.

Предел. Это определенно был предел Хибари. Дино бы еще с радостью развлекся, может быть, даже связал бы непослушного кота в наказание за прокушенный кляп. Но тогда тот, в конце концов, стал бы часто терять сознание в изнеможении. Это было не тем, к чему стремился Босс Каваллоне.

А между тем, такое бы нарушило их договоренность. Суть ее была проста — котенок получает кров и приличное содержание, а также любовь своего хозяина, а Дино получает собственного мальчика для постельных утех и, избавившись от напряжения, занимается более обыденными вещами, становится добрым, обычных хозяином, как у всех котиков.

Но так вышло, что Дино немного преступил черту. Теперь секс был не просто секс. За эти полгода мальчик стал настоящим мазохистом, его взяли бы работать в любой бордель с таким списком умений. И все чаще Кея обычного хозяина не знал. Чужие стремления взять его руки, погладить — парень не понимал этого. Секс был критерием оценки, а парень был верен, чертовски верен.

Может быть, сегодня стоит уделить малышу обычного внимания?

Накрыв себя и Хибари одеялом, Дино подложил руки под голову и уставился в потолок.

Очнувшись, юноша первым делом прижался к хозяину, благодарно лизнул в щеку.

Каваллоне дрогнул. У парня не было живого места на теле, и все же, он лез благодарить его за уделенное внимание.

— Кея, хочешь молоко? — осторожно предложил мужчина. Он понял, что Кею следует учить жить не только постелью, когда парень покраснел и уставился на прикрытый одеялом пах. — Нет, Хибари, самое обычное молоко! — поспешил добавить блондин, невольно краснея.

Хватило просто позвонить в колокольчик и попросить принести теплого молока. Кея сидел прижав уши и поджав хвост, щеки горят, глаза опущены. Дино понял, что котенок решил, будто Дино его наругал.

Но спрашивать было плохой идеей.

— Малыш… С этого дня во все поездки ты будешь отправляться со мной, — заявил Каваллоне, ласково притягивая парня к себе за плечи, позволяя начать возиться в тепле его тела. И Хибари среагировал, мигом воспрянув. Котенок живо свернулся в клубок у тела Каваллоне, и Дино задумался.

Все-таки, как просто сделать счастливым того, кто так искренне и невинно любит тебя, не смотря на самые диковинные вещи, которые ты с ним творишь…

---

Содержание: Тайное желание.

Тайное желание. 1-1.

1-1. cloude-guardian.diary.ru/p213447093.htm

Тайное желание. 1-2.

1-2. cloude-guardian.diary.ru/p213447141.htm

---

Тайное желание.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Кёя Хибари (18), Мукуро Рокудо (69)
Пэйринг: Мукуро/Хибари, упоминается Дино/Хибари.
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Ангст, Драма, Психология, Философия, Повседневность, PWP, AU, Эксперимент
Предупреждения: BDSM, OOC, Насилие, Изнасилование, Групповой секс, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Мини, 12 страниц, 2 части
Статус: закончен

Описание:
От участи ходить с разбитым сердцем еще никто не уходил. Хибари - не исключение, и как многие попавшие в эту ситуацию, он хочет залить эту боль - чем угодно, будь то страсть или насилие, или и то, и другое разом. К счастью, он знает, что Мукуро испытывает тягу к сомнительным сделкам, но вот захочет ли сам Мукуро так просто получить тело Облака, и что будет делать с ним после? Ведь как известно, нрав иллюзиониста - извращенный нрав.

Посвящение:
Фанатам этой пары и моему Ананасику лично.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Огромное спасибо Неа из семьи Ноя за помощь в продумывании сюжета и за некоторые советы, полученные мною в ходе работы.

Групповушка стоит, потому что черт его знает - указывать ли эти стебли в качестве еще одного "участника" или не указывать. Но пусть стоит.

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Тайное желание. 1-2.

Ненавистный дом. Коридоры, стены и вещи, пропитанные запахом другого человека. У него и сейчас ноги подгибаются от этого запаха. Слишком знакомый, чуть резковатый пряный аромат. К этому аромату должна прилагаться одна блондинистая шевелюра. Но она в его жизни больше не появится.

Скинув одежду, Кёя скользнул на футон под одеяло, прикрывая веки, и перед глазами снова застыл с насмешливой улыбкой один куфуфукающий иллюзионист. То, как он сегодня смеялся, и даже, наверное, хотел его…

Радуясь, что в большом доме он один и каждое окно, каждая дверь закрыты, Кёя прижал к лицу холодную подушку, стискивая зубы и позволяя слезам пролиться наружу, орошая щеки частыми каплями.

Зажмурившись и сглатывая болезненные слезы, облачник медленно скользнул рукой по телу, наткнувшись на пару следов от укусов на ключицах.

Кёя был приучен и к более жестким утехам. Только вот не знал теперь, как жить с этим, с привитым ему желанием принадлежать, все время быть желанным.

Чертова постель тоже все еще пахла Дино. Чертовым Конем, который внезапно извинившись и сказав, что у них ничего не выйдет, резко собрался и просто уехал.

От обиды сдавило грудь, и Облако все же тихо расплакался, снова.

Кусая губы, Хибари рукой скользнул ниже, по груди и животу, обхватывая член, и ладонью начиная ласкать самого себя, чтобы унять мучающее его напряжение.

Тюбик со смазкой был холодным, но Кёе было уже плевать. Скользнув рукой между ног, Облако обвел горячее колечко мышц и стал вводить первый палец, до крови кусая губы. Надолго ему, конечно, не полегчает, но лучше, чем и дальше сходить с ума, грезя о сказке, которой не существует, и для него никогда не будет существовать.

***
Кокуё-Лэнд. Заброшенное здание, по мнению полиции и большинства гражданских. Лишь немногие мафиози знают о том, что это место давно превратилось в базу для одного из самых опасных преступников и его сообщников.

Мукуро сидел в бывшем актовом зале, развалившись на диване и снова скучал.

Кроме него здесь никого не было… Если, конечно, не считать Хибари, который как неожиданно пришел, так же быстро и ушел.

Мукуро задумался. Конечно, с Кёей в «не полевых» условиях они уже встречались, и не раз, но никогда он еще не был таким странным. Будто подавленным. Будто сломленным. Иллюзионист усмехнулся. Такие мысли точно не могли касаться известного своей силой духа главу ДК, но… Не сегодня. Сегодня что-то изменилось.

Иллюзионист посмотрел на трезубец. Кёя сам рискнул своей жизнью, фактически, отдался ему, что странно. Очень странно. Конечно, в итоге все равно ничего не получилось — в конце концов, и у Мукуро осталось еще самоуважение, чтобы не принять такой «подарок», но вот почему? Почему Хибари так поступил?

Любопытство заскреблось где-то под сердцем, и Мукуро по-кошачьи изящно поднялся и вскочил на подоконник, балансируя на самом краю. Второй этаж — но чем ему может это грозить? Пфф. Узнать, изучить, рассмотреть изнутри… Это была цель его на последующее время. Теперь Мукуро даже немного жалел, что так легко отказался от контроля тела Хибари. Можно было узнать побольше о его чувствах… Впрочем, тогда Рокудо был слишком занят, чтоб акцентировать на этом внимание.

Хотя его мысли…

Некая тоска в них ощущалась очень даже явно. Мукуро покачался с носков на пятки и потом легко спрыгнул, аккуратно приземлившись на согнутые ноги, выпрямился и начал вспоминать, где находится дом Хибари. Чтобы там с ним ни происходило — узнать это было обязательно. Да и некое неудовлетворение тоже оставалось, после всего, что произошло. Возможно, ему даже еще может улыбнуться удача…

Мукуро фыркнул, ухмыльнулся своим мыслям и, накинув несложную маскировочную иллюзию, зашагал по дороге.

***

Снова и погружая скользкий палец и кусая губы, Хибари не думал ни о чем — заранее знал, что ничего хорошего в голову не придет.

Втолкнув второй палец и, ненароком зацепив простату, Кёя выгнулся, застонав. Пах пульсировал до боли.

Перекатившись на спину, Хибари пошире развел ноги и приподнял бедра, чтобы стало еще проще вводить пальцы. Свободная рука скользила по покрытому смазкой члену, и Хибари уже не глотал рвущиеся стоны. Почему не доставить себе такое удовольствие и не дать таящемуся напряжению вырваться?..

Но…

И все же, Хибари привык принадлежать. Как бы дико не звучало, ему даже нравилось знать, что он чей-то и его держат. Нравилось проявлять деланое недовольство, что на футоне рядом с ним спит другой человек. Нравилось идти по дому, невольно подмечая чужие вещи, запах чужого парфюма. Нравилось быть не одному.

Но сейчас все как раньше, в самом начале его жизни. Так почему ему грудь болью перетягивает, когда он видит пустые комнаты, затихший дом?..

Ненадолго оставив член в покое, Хибари стал теребить и сжимать соски.

Проклятая чувствительность, которую он всю жизнь так ненавидел, но которой так умело пользовался Дино… Для него не составляло труда завести Кёю, и чаще было плевать на место и время, доводы облачника он не слушал — просто брал. И Кёе это нравилось. Он думал, что Мукуро, с вечной тягой к доступу к чужим телам в чем-то будет похожим.

Но иллюзионист был слишком не заинтересован в легкой победе, и не слишком увлечен самим Хибари.

До боли сжимая сосок и вгоняя в себя третий палец, Хибари выгнулся с хриплым криком, только удовольствие в нем мешалось со звуком отчаяния.

Как же он ненавидел эту пустую, ненужную жизнь…

— Ку-фу-фу, не думал застать саму Грозу Намимори в таком… Пикантном положении, — усмехаясь, Мукуро отставил свой трезубец, скользнув в комнату, на ходу натягивая сильнее кожаные перчатки. Все-таки, он не жалел, что пришел сейчас.

Хибари… Сломленный, измучивший сам себя, кажется, даже немного заплаканный. Что может прекраснее поверженного противника? Наверное, только надругаться над ним лично. Однако, Кёя наверное сейчас будет только «за» — иначе, зачем бы он пришел с самого начала? Даже добровольно дал ключик к своему телу… Как же все-таки интересно.

— Это ты. Проваливай, — краска злости и смущения окрасила щеки Облака в очаровательный, яркий красный цвет, почти пунцовый. Серые глаза, темные от раздирающих эмоций, смотрели едва ли не яростно.

— Нет уж. Теперь точно нет, — растягивая губы в самодовольной улыбке, иллюзионист отдернул прочь одеяло, которым Кёя пытался прикрыться от изучающего взгляда. Жадно окинув взглядом влажные от мази пальцы, судорожно сжавшие край постельного комплекта, покрасневшее колечко мышц, блестящее от смазки, опухшие губы с виднеющимися ровными рядами белоснежных зубов, серебристо-серые глаза, Мукуро понял, что все-таки хочет это сделать. Трахнуть Хибари Кёю. Вставить по самые гланды, протолкнуть член между опухших искусанных губ, даже если придется поддаться на уговоры и выполнить его желание взять тело под контроль, один за другим втолкнуть затянутые в кожу пальцы поглубже в жаркое нутро, насладиться румянцем и стонами. Правда, почему-то ему казалось, что без контроля, секс с Хибари будет еще более восхитительным.

Опустившись на колени на смятую постель, Мукуро вцепился в черные волосы, заставляя Хибари сесть на согнутые ноги. Короткий поцелуй с зубами и языком, с тихо рычащим на него облачником. Именно так, как хотел Мукуро с самого начала. Кусая до крови припухлые, безумно аппетитные губы, иллюзионист вновь решительно взял тело Облака под контроль. Частично, лишь тело, руки и ноги — тонфа лежали в опасной близости, хотя вряд ли Кёя думал о них сейчас.

Ногой отпихнув оружие куда подальше, иллюзионист сел на сваленные в кучу подушки и одеяло, раздвигая ноги. Одна мысль и Хибари подползает к нему, как робкий зверь, только лицо искажено гримасой ярости.

— Ты ведь хотел этого. Контроля. Быть подчиненным моей воле, — усмехаясь, иллюзионист, схватив Облако за нижнюю челюсть, провел большим пальцем по губам. Как он и думал — Хибари с готовностью попытался его укусить. Короткая пощечина, от которой облачник отлетел прочь, после долго сплевывал густую слюну и кровь, брызнувшую из разбитой губы.

— При всех своих травмах ты всегда остаешься таким энергичным и соблазнительным, что я даже злиться не могу. Иди сюда, я отпущу тебя, если ты будешь послушным.

Бросив короткий, полный ненависти взгляд, Хибари все же приблизился снова.

— Молодец, еще ближе. Сделай мне приятно. Вот тут, — кончиками пальцев погладив значительный бугорок между ног, Мукуро тихо выдохнул, ощущая, как на щеках появляется бледный румянец. О да, он был очень возбужден и сейчас, все было так, как он любил — у Хибари не были никакого выбора, кроме как поддаться на авантюру, где все правила диктовал своенравный иллюзионист.

Стиснув зубы, Хибари поколебался некоторое время. Действительно, он получил, что хотел — он под контролем и побежден, и жаловаться вроде бы права не имеет. Но он не просил Мукуро вести себя как ублюдочная тварь!

Впрочем, сейчас ему никто не был намерен давать долго думать. Приблизившись лицом к паху иллюзиониста, Хибари расстегнул тугую пуговицу на кожаных штанах, потянул зубами собачку вниз, развел пошире края штанов, зная, что Мукуро пристально наблюдает за всем, что он делает. Поджав ноги, Хибари практически встал на колени перед ним. Опустив как можно ниже край плавок, Хибари нерешительно коснулся кончиком языка головки возбужденного члена, эхом слыша судорожный вздох Мукуро.

— Да, вот так, — выдохнул Туман, из-под полуопущенных век наблюдая за Кёей. Это было удивительно — смотреть и чувствовать, как ярко-красный юркий язычок главы ласкает его плоть. Зарывшись пальцами в густые волосы, Мукуро пока что просто наблюдал.

Хибари был чертовски хорош в этом, надо было отдать ему должное. Не смотря ни на что, он и правда отдался ласкам. Даже кусать не пытался. Мукуро думал, что будет труднее. Но видимо, привитая ему потребность подчиняться и правда была очень сильна.

Обхватив руками возбужденную плоть, молодой человек лизал, сосал и целовал член, влажные хлюпающие звуки разбавлялись тихими вздохами и стонами их обоих — Мукуро успел заметить, как сжимается и постоянно ерзает сам Хибари, и это означало только одно — сосание члена нехило завело его самого.

Обхватив горячую головку губами, Кёя быстро дрочил член, пальцами ласкал ствол, массировал яички, изредка позволяя себе немного пустить в ход зубы, и держа ими самый кончик, сильно присасывался, вытягивая соленую смазку из уретры. В такие моменты, Мукуро начинал нешуточно рычать и сжиматься, жмуря глаза и шумно дыша.

Когда же Кёя стал насаживаться ртом на член, Мукуро, признаться, не выдержал. Приподнявшись и материализовав нормальный стул вместо шаткой башни подушек и одеял, иллюзионист сел поудобнее и принялся руками давить на голову Хибари, заставляя брать глубже, чем тот планировал вначале. После, пинком отправив стул куда подальше, Мукуро встал сам и, подняв на колени Облако, стал покачивать бедрами навстречу, заставив парня схватить его за них для опоры. Все быстрее вколачиваясь в рот Облака, Мукуро следил, как задыхается Хибари в попытке продолжить ласку. Однако, теперь она не требовалась. Рокудо просто нравилось наблюдать загнанное выражение в глазах Кёи, когда тот осознал, что Мукуро непременно хочет кончить ему в рот, засадить поглубже, лишая воздуха и голоса.

Он именно так и поступил. Втолкнувшись до основания, силой раздвигая конвульсивно сжавшееся горло, Мукуро кончил, ощущая, как головка трется о заднюю стенку. Хибари протестующе скреб по его штанам, пока сам иллюзионист громко и рвано дышал.

Отпустив голову задыхающегося облачника, схватившегося за горло, Мукуро плюхнулся обратно на ворох одеял, счастливо выдыхая.

— Это было очень хорошо для начала, — довольно заметил иллюзионист.

— Будь ты… проклят, — прохрипел закашлявшийся Хибари.

— Я и так проклят, — справедливо заметил тот в свою очередь, пожимая плечами. — Иди-ка сюда.

Когда Хибари приблизился, Мукуро материализовал черный кожаный ошейник и ловко застегнул ремешок на шее Облака, гневно воззрившегося на него.

— Какого черта? — зашипел Хибари, пытаясь снять ошейник и царапая застежку. Однако стоило ему коснуться ее пальцами, как все тело пронзил разряд тока. Издав пронзительный крик, Хибари рухнул на постель, судорожно ловя губами воздух и содрогаясь всем телом.

— О. Ничего особенного. Мы просто немного поиграем, — довольно улыбнувшись, Мукуро поднялся и присел на корточки рядом с обнаженным Хибари. — Знаешь, ты даже побежденный и голый — чертовский красивый.

Ухватив Хибари рукой за пах, Мукуро приставил средний палец к растянутый дырочке:

— Спорить могу, так с тобой еще никто не играл. Может быть, стоило нацепить такую электрическую штуку на твоего дружка? — пошло улыбнувшись, иллюзионист продолжил. — Как стыдно. Ты завелся, пока я трахал тебя в рот и кончил от разряда. Плохой мальчик, кто разрешил? Живо на четвереньки, ноги как можно шире, — довольно облизываясь, Мукуро дождался выполнения своей команды. — Ах, моя пошлая сучка…

Ощутив, как Мукуро пристраивается к нему сзади, Хибари уткнулся лицом в сложенные перед головой руки.

— Я хочу видеть твое лицо, — заявил Мукуро из-за спины. Хибари хотел было возмутиться, однако толстые стебли лотоса неожиданно крепко обвили его бедра, не давая им опуститься, одно кольцо нырнуло под колено и отвело одну ногу в сторону, давая полный обзор. Более тонкие стебли обвили плечи и руки, шею. Открыв глаза, Хибари увидел материализованные в круг зеркала. Он теперь даже если не захочет видеть — все равно узнает, что именно делает молодой мужчина позади него.

Скрипнув зубами, Кёя уставился в отражение на Мукуро, успевшего стянуть прочь пиджак и рубашку, но так и не снявшего сапог и штанов. Он даже и не думал раздеваться, будто собирался устроить перепихон в обеденный перерыв, а потом уйти обратно.

— Ну-ну, не смотри на меня так. И не скрипи зубами, у тебя чудесные зубки. Я не хочу, чтобы с них слезла эмаль, — короткий разряд, надсадный хрип, вырванный из горла — Хибари даже не заметил, как ему в рот впихнули стальное кольцо-кляп.

Шумно дыша, Кёя не сразу заметил копошение возле своего паха. Только ощутив, как тыкается тонкий скользкий стебелек ему в уретру, протестующе задергался, поймал еще один разряд и обмяк, мелко подрагивая.

— Ох, какой своенравный питомец, — практически пропел Мукуро. Черт, до чего же ему нравилось то, что он видел перед собой. У Хибари, потерявшего сейчас способность глотать, из уголков губ стекали ниточки слюны, и это ни капли не портило его — наоборот, выглядеть он стал еще соблазнительней, чем до этого.

Вообще, он не планировал мешать Хибари кончать, но как-то сам собой стебель сплелся в петлю и обхватив член под головкой и у основания, пустил несколько побегов и принялся возиться в густом слое смазки, вызывая реакцию. Хибари снова затрясся, когда один стебелек принялся настойчиво толкаться и гладить головку. Бессвязные стоны огласили их круг зеркал — а ведь Мукуро еще даже не присоединился. Но было безумно интересно наблюдать за этим.

Однако, отставать было нельзя. Так что, после нескольких минут наблюдения, Мукуро уже разводил пальцами края дырочки, поражаясь, что даже после растяжки самого себя Кёя снова быстро стал узким. Погладив один из стеблей своих лотосов, Мукуро использовал расслабляющую смазку, которой они были покрыты, заставляя мышцы Хибари расслабиться. Обычно, смазка эта пачкала врагов и в больших количествах парализовала, но с Хибари он не стал усиливать обычный эффект — реальные иллюзии в этом уступали его обычным, но сейчас это было как нельзя кстати.

Плавно войдя до конца, Мукуро счастливо закуфуфукал — Кёя был узким, горячим, а главное — внутри все уже было чудесно промазано, так что и проблем быть не должно. Сжав пальцами мягкие ягодицы, Рокудо принялся двигаться, вырывая громкие стоны.

Конечно, Хибари сейчас был между молотом и наковальней, его ласкали сразу с двух фронтов, так что не удивительно, что он кончил несколько раз подряд. Тяжело дыша, Облако был вынужден смотреть, как шевелятся зеленые тонкие стебельки, играя с возбужденной плотью, как сбегают по худому телу иллюзиониста капельки пота и двигаются мышцы под кожей. И оба этих зрелища сводили с ума, заставляя не просто не сдерживаясь стонать — кричать, кричать от сводящего с ума удовольствия и слишком мощных ласк.

— Ку-фу-фу, так вот… Ах… Какой ты… Хибари Кёя, — с тихий рыком дернув бедра парня на себя, Мукуро кончил ему внутрь, и смог понаблюдать, как корчится в судорогах и кончает от удовольствия сам Хибари. После этого, стебли, ошейник, кляп и зеркала — все исчезло, и Кёя упал на голый пол, в лужу собственный спермы, задыхаясь от стонов и бешеного пульса.

Взяв полотенце, которое Кёя оставил в комнате после утреннего душа, Мукуро вытерся сам, стер сперму и смазку со своих перчаток, с которыми он так и не расстался.

— Итак, а теперь давай рассказывай, что это тебя нашло, — неожиданно заявил иллюзионист, и больно шлепнул Хибари по заднице тем самым полотенцем.

И Кёя рассказал. Рассказал, как расстался с Дино, вернее — как тот его бросил и исчез в неизвестном направлении, и сколько уже прошло времени, сколько Кёя сдерживался и пытался справиться — и с привитой привычкой мастурбировать, и с желанием принадлежать. Дино растлил его в самых широких смыслах этого слова и оставил одного, приучив к мысли, что он не один.

— Так вот оно что, — вот и все, что сказал Мукуро. Несколько минут они сидели в тишине — Облако был занят тем, что вытирался сам и убирал грязь, потом, собирал и оттаскивал постель в стирку. Мукуро неожиданно разулся и отнес свою обувь ко входу, как и полагалось сделать с самого начала, потом снял штаны и небрежно швырнув ими в оттаскивающего очередную вещь в стирку Хибари, поинтересовавшись:

— Запасная юката есть? Я, пока что, остаюсь у тебя.

Несколько мгновений Хибари тупо смотрел на него, поверх пойманных штанов, затем, неожиданно покраснел и кивнул, прижавшись щекой к кожаной ткани и поспешно скрываясь в прачечной.

— Забавный ты, Хибари Кёя. Вроде во всем неприступное Облако, но твои тайные желания тебя погубят, если оставить тебя одного, — тихо вздохнул иллюзионист, возвращаясь в ранее покинутую комнату и начиная помогать Кёе с уборкой.

---

Тайное желание.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Кёя Хибари (18), Мукуро Рокудо (69)
Пэйринг: Мукуро/Хибари, упоминается Дино/Хибари.
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Ангст, Драма, Психология, Философия, Повседневность, PWP, AU, Эксперимент
Предупреждения: BDSM, OOC, Насилие, Изнасилование, Групповой секс, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Мини, 12 страниц, 2 части
Статус: закончен

Описание:
От участи ходить с разбитым сердцем еще никто не уходил. Хибари - не исключение, и как многие попавшие в эту ситуацию, он хочет залить эту боль - чем угодно, будь то страсть или насилие, или и то, и другое разом. К счастью, он знает, что Мукуро испытывает тягу к сомнительным сделкам, но вот захочет ли сам Мукуро так просто получить тело Облака, и что будет делать с ним после? Ведь как известно, нрав иллюзиониста - извращенный нрав.

Посвящение:
Фанатам этой пары и моему Ананасику лично.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Огромное спасибо Неа из семьи Ноя за помощь в продумывании сюжета и за некоторые советы, полученные мною в ходе работы.

Групповушка стоит, потому что черт его знает - указывать ли эти стебли в качестве еще одного "участника" или не указывать. Но пусть стоит.

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Тайное желание. 1-1.

Позднее лето. Дикий жар, треск цикад, не смолкающий ни на минуту. К полудню город пустеет — все его обитатели стремятся скрыться от жары в тени, либо в водоемах, пусть даже это и опасно в такую жару.

Впрочем, редкие герои на улицах все же появляются, и Хибари — один из них. Позволяя своему пиджаку болтаться за спиной как ему хочется, Глава ДК спешит к окраинам Намимори и сворачивает к центру Кокуё-Лэнда.

Он уже знает, что Мукуро в городе — очередной побег из Вендикаре прошел успешно, и даже Кен с Чикусой не попались. Все-таки, многолетний опыт наконец-то дал о себе знать и в этот раз, они умыкнули Мукуро даже с подземного водяного уровня без помех.

Можно сказать, что его уже ждут — старый зал, где расположилась группировка, сегодня относительно прибран: мусор просто сгребли к стенам, пространство посередине даже вымыли. Мукуро как обычно сидит на диване, стоящем на старой сцене. Хибари же знает, что это все — показуха. На деньги получаемые Хром и Мукуро за миссии Вонголы несколько комнат восстановили, территория Кокуе выкуплена Королевской семьей, что бесит Кёю неимоверно, но сейчас так положено.

— Ку-фу-фу, добро пожаловать, — низкий голос иллюзиониста заставил Облако вздрогнуть. Кажется, голос стал еще ниже с их последней встречи. Впрочем, как он мог забыть, что при первой встрече, этому куску головной боли не было еще и шестнадцати. Он еще и ввысь вырос, отмечает про себя Хибари, когда Туман встает.

— Итак, что же привело ко мне легендарную Грозу Намимори? — Насмешливая интонация и пристальный взгляд, которым Рокудо окидывает тело облачника, похож на взгляд голодной змеи. Уже задумала сожрать, но еще притворяет, что она тебе друг.

— Я пришел просить тебя о чем-то совсем невыполнимом, — вздохнул Хибари, ощущая, что уже начинает краснеть.

— Ой-я… Видимо, и правда что-то невыполнимое и порочное, раз ты так краснеешь, — тянет Мукуро, отмечая, как замерцали глаза и покраснели щеки Хибари после его слов, как он смущенно отворачивается и судорожно сглатывает. Это все больше интересует туманника, и он, слегка наклонив голову, машет Хибари рукой, прося следовать за собой.

В комнате Мукуро только все самое необходимое. Широкий кожаный диван застелен мягким пледом, пара подушечек лежит у краев. У другой стены стол, окна закрыты тонировочной пленкой. Изнутри все видно, снаружи — ничего. Пара кресел и чайный столик — вот и все. Ни шкафов, ни полок с книгами.

— Итак, я так понимаю, ты хочешь этого? — Для Хибари стали неожиданностью широкие ладони на бедрах, за которые Рокудо ловко подтянул его к себе, пахом прижавшись к заду, сделав пару характерных движений, заставившись Хибари прикусить губу и закрыть пылающее лицо руками.

— Да, — едва слышно признал Облако, проклиная себя. Высвободившись из рук, Хибари развернулся и, подцепив пальцами острый подбородок итальянца, подтянул его лицо к своему, мягко коснувшись губ губами и шепча:

— Раз ты в курсе моей проблемы, можешь начинать, Мукуро.

Иллюзионист улыбнулся, и в его глазах зажглось что-то, что Хибари мог назвать чувством победы.

— Ну что ты, Кё, так сразу? Ты сегодня нетерпелив, — проведя пальцами по щеке вверх и огладив скулы, Мукуро зарылся пальцами в волосы. — Они короче, чем в нашу последнюю встречу с боков, но сзади стали только длиннее. Прости, что сразу не отметил твой новый стиль, — легонько целуя юношу в краешек губ, иллюзионист, дразня, провел кончиком языка по щеке рядом.

— Ты напряжен. Расслабься, Кё. Хочешь погрузиться в мир сладостных иллюзий? Я помогу тебе забыть то, отчего ты сбежал ко мне, — в глазу, подтверждая слова молодого мужчины, сменился иероглиф.

Хибари едва-едва усмехается и ловит взгляд гетерохромных глаз, успешно избегая иллюзии.

— Я бы с удовольствием. Но ты никак не можешь поймать меня такой дешевой проделкой, — в свою очередь намеренно дразня иллюзиониста, Облако провел кончиком языка по нижней припухлой губе.

— Ну-ну, Кёя, — притворно обидевшись, Мукуро тут же усмехнулся. — Значит, обойдемся без иллюзий… — одной рукой обняв парня за шею, Туман притянул партнера к себе, выдыхая прямо в губы. — В конце концов, реальный мир тоже очень даже неплох, особенно, если в нем есть такой ты. Мне нравится это твое смущенное поведение, и румянец — тоже чертовски очарователен.

Блеснув глаза, Кея прошептал в приоткрытые губы:

— Хо~… отлично, просто отлично. Справедливости ради стоит заметить, что немного твоей обычной развязной пошлости мне сейчас не помешает, я вполне готов позволить тебе захватить контроль над своим телом. Даже интересно, что ты решишь сделать, оказавшись в нем, — прижавшись губами к губам иллюзиониста в мягком поцелуе, Кёя скосил глаза и одновременно ладонью обхватил один из пиков трезубца, проводя рукой вверх, раня ладонь.

Прижав ладонь в перчатке к щеке Облака, Мукуро жадно углубил поцелуй и тут же разорвал его, ощутив, как открывается в его сознании закрытая до этого дверь в разум Хибари, шепча в губы:

— Надо же… Как ты мне доверяешь, даже готов рискнуть своей жизнью, — взяв окровавленную ладонь в руки и медленно слизав кровь с пореза, Мукуро наблюдал за лицом Хибари, после чего рывком проник в его разум, наблюдая, как правый глаз Кёи вспыхивает красным и там появляется иероглиф «шесть».

С улыбкой отстранившись, Мукуро пробормотал, синхронно с захваченным телом:

— Ну, здравствуй, второй я. Повеселимся?

Ощущение того, что его телом управляют, заставило поморщиться — но только в мыслях. Каждую мышцу будто пронзило обжигающе холодной нитью, и имей Хибари возможность — уже бы передернул плечами.

«Забавно, что ты думаешь о моем теле, как о втором себе».

— Но ведь я прав, — улыбнувшись, Мукуро провел пальцем по губам. — Я слышу твои мысли, но я ощущаю твое тело, как свое… — наклонившись еще ближе, хотя, казалось бы, куда еще, Мукуро зашептал в двигающиеся в том же темпе губы. — Я могу управлять тобой, — и снова миг захвата, полного владения чужим телом, вводит почти в экстаз.

— Вот, смотри… — проведя пальцами по щеке японца и заглянув глаза, Мукуро слегка сосредоточился. Рука Кёи, подчиняясь желаниям нового хозяина, поднялась и зарылась в длинные волосы, срывая прочь стальную заколку. — Теперь ты видишь? Это было очень опасно — добровольно отдавать мне такой ключик к своему телу. Ты мой… — безудержный восторг охватывает все тело иллюзиониста и тот начинает смеяться. — Теперь я — это ты, а ты — это я, — тонкие пальцы плавно уползли на шею и нырнули за ворот, поглаживая ключицы. Всего одна мысль — и руки Кёи уже судорожно сдирают пиджак с чужих плеч, пока сам облачник, как зачарованный, наблюдает за этим, практически запертый в своем же разуме, окутанном липкой паутиной чужой воли.

С тихим мысленным вздохом позволяя иллюзионисту играть со своим же телом, Кея подумывал, какая будет прелесть — Мукуро будет ощущать удовольствие за них двоих. Как двойной оргазм, только в двух телах разом.

Ценой титанических усилий и боли, Кея смог вернуть контроль над одной рукой, когда хватка над разумом чуть ослабла, но вместо того, чтобы сопротивляться, облачник быстрым движением потянул за низ своей рубашки, слушая, как пуговицы, с тихими звуками, выскальзывают из петелек.

Глаза Мукуро чуть расширяются — он смог преодолеть контроль? Каким образом?.. Впрочем, сейчас это неважно…

— Ты чувствуешь, как зависим сейчас от меня? Что я контролирую все, всё, что происходит в твоем теле? Я обожаю это… — Шепчет иллюзионист, уже слегка задыхаясь.

Ворот рубашки Кеи осложняет дальнейшие действия и Мукуро без раздумий делает выбор — резко рвануть рукой вниз, заставляя ещё не расстегнутые пуговицы осыпаться дождиком на пол с дробным стуком. — Я надеюсь, у тебя найдется пара рубашек потом, и ты не будешь обижаться, м?..

Он проводит рукой по ключицам, по груди, пока не трогая соски, и замирает на ребрах.

Рука же Кёи срывает и рубашку, а он сам с тихим вздохом, больше похожим на хрип, припадает к оголившейся шее. Практически полный контроль над телом, всегда приводивший Мукуро в восторг, и, конечно, двойное возбуждение и наслаждение, заставляют выгнуться в чужих руках, но подавить тихий полу-стон, когда облачник практически полностью окончательно вырывается из ослабевших пут воли.

«То, что ты задействуешь свое тело, а не выходишь из него как в первую встречу, мешает тебе долго держать меня.» — замечает Хибари, внимательно вглядываясь в гетерохромные глаза и успевая вместе с этим подхватить иллюзиониста под спину, в то время, как еще контролируемое Мукуро тело слабо затрепетало вместе с ним самим, издав стон, который сам иллюзионист подавил.

«Было бы проще, если бы ты хотя бы с моим телом управился, а уже потом свое подстраивал. Ведь ты же сам хотел получше меня изучить?.. »

Пальцами скользнул по худой груди, Хибари, сжав сосок, наблюдая, как приоткрылся рот Мукуро и как задрожали его ресницы, когда их обоих прошило удовольствием.

«Ты мог бы уже даже заставить мое тело трахнуть себя само пальцами, чтобы узнать все реакции тела, но ты сейчас слишком опьянен ощущением своей ложной власти.»

Сейчас они оба были хозяевами одного тела — Хибари уже мог контролировать большую часть, но и Мукуро еще время от времени напоминал, что его паучьи сети совсем не ослабели, и уж конечно не прохудились, и яд, введенный в тело жертвы, пусть и незаметен, но своего действия не прекращал.

С трудом концентрируясь на мыслях Кёи, Мукуро сфокусировал свой взгляд на нем. Негромкий стон из уст Облака ласкает слух, а вот мысли как раз наоборот.

— Ложной? Ты смеешься надо мной? Ке, я не думал, что ты настолько жесток. И не думал, что ты считаешь меня таковым… — судорожно втягивая воздух, иллюзионист сосредоточился на ощущениях двух тел. Это сложно — обычное недолгое вселение и вправду не шло ни в какое сравнение с… этим. — И, кроме того… Разве ты бы хотел этого унижения?

Рука Кёи, контролируемая туманником, резко переместилась на тело Хибари и с силой выкрутила сосок, заставляя обоих сдавленно вскрикнуть, потом вновь вернулась к ключицам и провела по ним ногтями, оставляя царапины. — Ты хочешь, чтобы я был таким?

Запертый в своей голове, Хибари негромко фыркнул, однако горло сжалось, когда он припомнил, зачем и из-за чего вообще решил прийти, добровольно отдаваясь в руки Мукуро.

— «Мне плевать, что ты будешь делать, получив власть, больнее, чем мне внутри сейчас, уже ничего быть не может. И, если ты хочешь быть таким — почему бы и не попробовать?..»

Слегка поджав губы, услышав мысли Кёи, Мукуро тут же растягивает их в улыбке. Скинув с себя руки Кёи и отступив на шаг, Мукуро хитро прищурился.

— Ты хочешь боли… физической, при чем от меня — а ведь это моя прерогатива, манипулировать другими и заставлять их делать то, что мне нужно, — иллюзионист дернул плечами как от холода. — Да и когда это я поступал, как хочется тебе? — С сожалением сняв контроль, Мукуро ощутил, как покидает его сверхчувствительность за двоих и пьянящее ощущение всевластья. — Я хочу тебя изучить, но я хочу, чтобы ты был собой. Сопротивлялся, был жесток, вгрызался в мои губы, стараясь подавить меня, показать свою силу, — надменно прищурил глаза иллюзионист. — Тебе удалось раззадорить меня своим видимым подчинением. Но теперь я хочу поиграть с тобой по своим правилам.

Кривя губы в усмешке, иллюзионист мысленно планировал дальнейшие действия.

— Я хочу, чтоб ты был таким же, каким ты был всегда. И тогда ты получишь свое. Если, конечно, сможешь меня поймать, — почти счастливо улыбнувшись, Мукуро перехватил поудобнее трезубец и прокрутил его в руке. — Ну же. Лови меня, Кея, чтобы снова показать, кто здесь главный.

Упрямо поджав губы, Хибари скрестил руки на груди, поверх обрывков рубашки.

— Так и думал, что ты не захочешь так просто выполнить мою просьбу, — кончиками пальцев скользнул по шее, Облако обвел ключицы. — Даже жаль, что ты не заинтересован перспективой, — скользнув ниже, Кея пальцами обвел покрасневший сосок, погладил кожу там, где до этого был оцарапан, пока был под контролем разума Мукуро. — А я уже было думал, что ты и правда хочешь мое тело, — ногтем скользнул по линии между ровных рядов кубиков пресса, провел пальцем по ремню, — Но, видимо, я не настолько тебя заинтересовал, — пожал плечами Хибари, а в следующее мгновение, уже скользнул вперед, сжимая горло иллюзиониста. — Но раз хочешь играть, то ты вода… И я не хочу боли от тебя. Я хочу в кой-то веки не думать, что мог не допустить того, что кто-то завладеет моим телом. Я хочу, чтобы ты заставил меня думать, что у меня нет выбора и единственное, что я могу — подчиниться хоть в этом, — поколебавшись, Кея добавил, выдавая свое истинное желание:

— Я хочу быть побежденным кем-то.

Мукуро облизывал губы, наблюдая за манипуляциями Кёи, и пропустил момент, когда тот уже сжал его горло.

— Нет выбора? О, что ты, Кея? Выбор — это как раз то, что определяет наши судьбы… — обведя глазами помещение, иллюзионист насмешливо посмотрел на Хибари снова. — Не правда ли, подходящее место для философских бесед? Может, мы еще и чаю попьем? На брудершафт? — выскользнув из захвата, Мукуро едва не уронил трезубец, и снова отошел на шаг. — Побежденным? Мной? — усмешка сменяется оскалом. Теперь недовольство берет верх над возбуждением. — Насколько же ты меня не уважаешь, раз готов сдаться без боя, и еще ожидаешь, что я приму этот дар? Любовь — тоже поле боя. Мне неинтересно так, — выразительно передернув плечами, Мукуро почти жалобно посмотрел на Кёю. — Я хочу победить по-настоящему. И тогда уже лишить тебя выбора. А так… — Раздосадованный, Мукуро махнул рукой. Отвернулся и отошел еще на несколько шагов, потом обернулся снова и с толикой насмешки произнес. — Может, и правда, чаю? Раз уж с любовью сегодня не получается.

Скрипнув зубами, Кея отвернулся. Все же, зря он пришел, очень зря…

— Нет, спасибо. Резко расхотелось.

Развернувшись на каблуке, Облако вышел. Ему все равно придется справляться самому, снова. Воображение в помощь, ну, и руку…

---

Хитрец.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Кёя Хибари (18), Мукуро Рокудо (69)
Пэйринг: Альфа!Хибари/Омега!Мукуро
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Романтика, Флафф, Психология, PWP, AU, Эксперимент, ER (Established Relationship), Омегаверс
Предупреждения: OOC, Мужская беременность, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Драббл, 5 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Иллюзионист цеплялся за шею, хныкал, терся и извивался, стараясь хоть как-то утихомирить накатившее возбуждение. Ногами обхватив альфу за талию, Мукуро жадно вдыхал его запах, так похожий на запах настоящей грозы, бури, которая сейчас бушевала за окном, с нежной ноткой цветущей вишни, чувствовать которую было позволено лишь ему.

Посвящение:
Моему Мукуро. Лечись, не сачкуй и выздоравливай скорее :*

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Честно говоря, не уверен, что умею писать такие работы, так что прошу комментировать и давать советы, если что-то не так.

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Хитрец.

Часы заката. Очередной бессмысленно прожитый день. Очередная «пустышка» и минус одна отметка на карте. Плюс еще один отчет о провале, который он отправит в штаб Вонголы.

До чего же бессмысленно – делать вид, что он и правда ищет того, кто, по сути, даже и не прячется от него. Но ради того, чтобы чуть дольше поводить Мельфиоре за нос, когда они снова перехватят его отчет… Почему бы и не написать еще разок о том, что он, великолепный и могущественный Хибари Кёя, снова нашел лишь остывающие следы своей цели?

- Ку-фу-фу… С возвращением. - Будто слыша его мысли, «цель» подходит со спины. Обнимает за плечи и целует в холодную щеку. Слегка повернув голову, Хибари ещё успевает поймать свой поцелуй – мазок губ о губы, после чего омега тыкается ему в волосы и жадно вдыхает запах, пока Кёя в свою очередь обращает внимание на обострившийся запах жасмина и чайной розы – кажется, ночью начнется течка. Значит, надо будет проследить, чтобы Рокудо не вылезал из кровати и принял свои таблетки.

- Да, спасибо. - С опозданием реагирует молодой человек и чувствует, как губы Рокудо раздвигаются в улыбке. – У тебя ночью будет течка?

- Так и есть. - Тонкие пальцы скользят по груди и одну за другой расстегивают пуговицы на пиджаке и рубашке под ним. После чего, омега силой стягивает одежду со своего альфы и отстраняется, зарываясь в вещи лицом.

Кёя не мешает – ему нравится, когда Рокудо осознает наконец, что на него смотрят и мило краснеет, после чего отворачивается и продолжает занятие, прикрываясь совсем неприемлемыми оправданиями, вроде «проверяю, что ни одна сучка тебя на улице не касалась». Ревнует омежка тоже очень мило – по крайней мере, когда Кёя имел честь наблюдать за партнером в этом состоянии, Мукуро пытался перепилить тощую шейку дерзкой соперницы только что запечатанным конвертом с отчетом в Вонголу, который Хибари забавы ради решил послать обычной почтой. Правда, конверт потом пришлось менять – в конце концов, он порвался и едва не дал бумагам разлететься по всей мостовой.

Но это все были незначительные детали. А сейчас Хибари стоял в одном галстуке и штанах, с легкой улыбкой наблюдая, как его пара, его «цель» и его подзащитный радуется его возвращению, после всего-то четырех часов отсутствия, пока Кёя со скучающей миной ходил по самым далеким от них улочкам с фотографией омеги и спрашивал, как уже ясно, «не видел ли кто?».

Поняв, что Мукуро и правда не собирается пока что отпускать его вещи, альфа пошевелил плечами, размял шею и негромко оповестил, делая шаг в нужном направлении.

- Я в душ.

- Постой, я тебе сейчас юкату дам, переоденешься. - Встрепенулся омега, показывая лицо с ярким румянцем и покрасневшими губами, что было вполне нормальной реакцией приблизившейся к течке омеги.

- Принесешь мне в душ, когда наиграешься. - Приблизившись, Кёя одной рукой мягко схватил омегу за подбородок, другой - за талию, притягивая к себе для поцелуя. Оставив партнера в слегка заторможенном состоянии, Кёя бросил надоевший галстук на постель и ушёл в ванную, тихо прикрыв за собой дверь.

Небрежно скинув вещи в бельевую корзину, альфа вскоре вовсю наслаждался тёплыми струйками воды. В Карловых Варах сегодня было жарко, даже душно, и он успел вспотеть.

Смыв с себя пот и грязь, альфа слегка отодвинул шторку, с удовлетворением ощущая уже слегка рассеявшийся запах чайной розы. Юката и накидка висели на крючках, рядом с полотенцем.

Когда он вернулся в комнату, Мукуро лежал на кровати, обнимая его подушку и, кажется, дремал. Проверив, что все замки, двери и окна закрыты, Кёя присел за низкий столик, на котором Мукуро оставил чашки с чаем и это ненадолго заняло его.

Солнце уже село и темно-фиолетовая дымка мешалась с потемневшей синевой неба. С одного края небо затягивали облака, и альфа с облегчением подумал, что завтрашний день будет дождливым и свежий воздух точно немного приведет его в чувство - помещение полностью пропиталось запахом омеги. Не реагировать, Хибари не мог, хотя обычно и делал все, чтобы противостоять попыткам себя соблазнить. Но он слишком долго воздерживался от всяческих ласк и слишком часто был рядом с будоражащим кровь иллюзионистом. Сдержаться и не завалить омегу с каждым щелчком часов становилось все труднее, а тут еще и течка.

Стараясь не разбудить своего подопечного, Кёя вскоре переместился за стол и попытался сосредоточиться на отчете, быстро заполняя листы на двух языках – итальянском и японским - убористым аккуратным почерком. Работа настолько заняла альфу, что тот даже отвлекся от всего остального мира, забывая где и с кем он находится.

К полуночи дышать стало нечем, грозовая духота стала мешать сосредоточиться и Кёя открыл форточку, впуская резкие порывы ветра. Мукуро на постели ворочался и вскоре поднялся, чтобы жадно приникнуть к графину с водой. Когда он повернулся спиной, Хибари заметил влажное пятнышко у него на халате сзади – начиналась течка. Еще через несколько минут, омега снова лег, вжимаясь лицом в подушку, но были слышны его частые вздохи и едва различимое уху поскуливание.

Мало по малу, нетерпеливое волнение охватывало альфу – запах течной омеги бил в нос и против воли, Кёя уступал позиции. Самоконтроль таял, как свечка. Если бы он мог, он бы уже ушел спать на широкий балкон, но на улице накрапывал мелкий противный дождик и для сна тот оказался непригоден.

Стараясь отогнать, избавиться от медленно охватывающего жара и множащихся мыслей об одной омеге, альфа попытался успокоить и все-таки вышел на балкон, позволяя дождю, превратившемуся в настоящий ливень, мгновенно промочить все свои вещи до нитки, но зато немного привести себя в чувство. Порывы ледяного ветра походили на пощечины, и Хибари был уверен, что теперь сможет держать себя в руках еще какое-то время. Вернувшись в комнату, Хибари проверил, как там Мукуро и поспешно отошел от пропахшей постели, зажимая нос. Сменив одежду на сухую, Хибари вернулся за рабочее место и вновь сосредоточился на бумагах. Он был намерен не спать всю ночь, если это понадобится, но сдержаться и в очередной раз не пометить омегу и не дать Мукуро получить то, чего партнер так желал - устойчивую связь между двумя представителями истинной пары. Хотя, Рокудо и носил уже легкую тень запаха Хибари, ощутить его никто кроме самого омеги и его альфы пока не мог. Будто обещание того, что произойдет, но... Пока что, Кёе удавалось сдержаться и не довести дело до беспощадного изнасилования во время течки своего истинного омеги, и он был намерен придерживаться этой тактики и дальше, отказывая себе и партнеру иногда в самых малых вещам, чем иногда до слез расстраивал Мукуро, когда тот начинал особенно остро воспринимать все.

Несколько минут все шло хорошо - только усиливался скулеж и стоны, пока наконец кровать не скрипнула, оповещая, что парень снова задвигался.

- Кёя... - Альфа вздрогнул, когда омега вновь встал с постели и подошел к нему, после чего влез на колени, прижавшись к груди.

- Помоги мне. - Шепнул юноша, уткнувшись носом в сгиб шеи и начиная облизывать бешено бьющуюся жилку. Сколько Хибари не пытался задержать дыхание и не дать рассудку помутиться – все было тщетно. Первым побуждением было сбросить со стола все вещи и уложить Рокудо прямо на него. Однако прикрыв глаза и посчитав до десяти, Хибари смог взять себя в руки и быстро перенес омегу на кровать.

Иллюзионист цеплялся за шею, хныкал, терся и извивался, стараясь хоть как-то утихомирить накатившее возбуждение. Ногами обхватив альфу за талию, Мукуро жадно вдыхал его запах, так похожий на запах настоящей грозы, бури, которая сейчас бушевала за окном, с нежной ноткой цветущей вишни, чувствовать которую было позволено лишь ему.

Оглаживая гибкое тело, Кёя смог силой разогнуть пальцы на своих плечах и отстранился от омеги, окидывая его цепким взглядом, замечая лихорадочный румянец и шепчущие его имя губы, блестящие непролитыми слезами глаза и легкую дрожь во всем теле, обострившийся запах розы с жасмином и влажные пятна на одежде, сдвинутые ноги и сжатые в кулаки руки.

Осторожно развязав пояс халата, Кёя стянул его, обнажая нежное тело и оставляя парня в одном промокшем насквозь белье.

Мукуро заскулил и, будто бы против воли, развел ноги, царапая подушку под головой и часто дыша. Ему явно было тяжело, течка всегда давалась ему нелегко и довольно болезненно. Мукуро хотелось прикосновений, ласк, заполненности в конце концов, до одури хотелось поцелуев, вжиматься в тело альфы, сильное и властное, цепко держать и царапать плечи.

От собственных мыслей смазка выступила особенно сильно и Рокудо тихо взвыл от жара, бушующего в теле.

Хибари сделал прерывистый вдох и почти незаметно для себя уткнулся носом в живот омеги, борясь с порывами уползти носом намного, намного ниже. Воспитание боролось с инстинктами, и пока Кёя мог, он старался не двигаться – просто жадно втягивал носом запах омеги.

- Хибари... - Протяжно простонал Мукуро особенно жалобно, и крышу у альфы начало рвать. Будто через силу, он все же поднялся выше, мягко впиваясь в губы омеги, позволяя дрожащим рукам сдирать с себя одежду.

Нащупав на тумбочке баночку со смазкой, Кёя задумался и все же отодвинул ее подальше. Приспустив промокшее белье, молодой человек осторожно помассировал влажное колечко мышц, просто поласкал и пощекотал пальцами, вырывая дрожащие вздохи, и лишь после этого плавно скользнул средним пальцем внутрь, вырывая хлюпающий звук.

Омега всхлипнул и Кёя поймал этот звук губами, затыкая рот иллюзиониста глубоким поцелуем. Так как альфа внутри получил зеленый свет и вместе с обычно сдержанным Кёей отбросил сдержанность, борьба прекратилась и единственной мыслью теперь было – не сорваться и не накинуться после почти двух месяцев жесткого воздержания и изоляции омеги на период течки. Если бы хватило сил, Кёя бы и в этот раз просто запер бы омегу в комнате, а после с ужасом созерцал бы изодранную ими обоими запертую с двух сторон в бесконтрольном помутнении дверь, а со стороны омеги - еще и загустевшую лужу смазки. Но сегодня они были не там, где он планировал встретить течку своей пары, и за это он поплатился собственным умением контролировать себя, а после, возможно, еще раз поплатится, но уже подвергая жизнь партнера опасности.

Но сейчас было плевать, и первым, что сделал альфа после того, как закончил целовать губы – впился поцелуем в шею, оставляя сначала багровую отметину засоса, а после глубокий, с жуткой окантовкой в виде следа зубов укус-метку.

Сильные запахи мгновенно начали смешиваться, омега протяжно застонал, хватая губами воздух и часто всхлипывая от возбуждения. Палец скользил внутри как по маслу, надавливая на простату и заставляя насаживаться на него самостоятельно. Влажная головка члена уперлась в живот мужчины, и Мукуро прикусил губу, начиная двигать бедрами с расчетом, что членом он сможет тереться о напряженный пресс партнера и таким образом получать удовольствие.

Тихо зарычав, Хибари добавил второй палец. Желания боролись в нем, сменяя одно другое. Уже не хотелось растягивать пальцами, уже не хотелось вот так нависать, но он успокаивал себя мыслью, что еще успеет сделать все, что хочет – будет почти целая неделя, когда омега будет при малейшей мысли о нем будет начинать течь, искать его по всему дому, тереться о вещи. У него еще будет возможность сделать все…

Преисполнившись терпения, мужчина закончил растяжку, закончил ласкать ртом соски омеги и отстранился, сбрасывая с себя остатки одежды и скидывая их с кровати. Омега успел перевернуться на живот, зная, что партнер предпочитаю ту позу, где может максимально подавлять его – и это было правдой. Кёе нравилось ощущать, что он доминирует над своим омегой, а Мукуро в свою очередь нравилось то ощущение, что при подчинении возникало.

Огладив бока и бедра, Хибари приставил член к анусу и скользнул внутрь, с глухим стоном. Жарко, влажно, узко и тесно со всех сторон охватывало, в первые несколько секунд заставляя едва ли не кончить. Нависнув над парнем, японец мягко надавил ему на спину, заставляя окончательно прогнуться под ним с тихим всхлипом. Накрыв ладони и переплетя пальцы, альфа с наслаждением стал двигаться – сильно, нежно и глубоко врываясь в податливое тело под собой, вырывая хриплые стоны из припухших и покрасневших губ, вызывая дрожь и наслаждаясь чувством обладания.

Хибари уже ничего не боялся и ни о чем не сожалел. Он наконец-то получил желанное – свою омегу, он обладал ей, как может обладать только истинный альфа своей истинной омегой, Мукуро носил его метку и был окутан его запахом. Что еще может сделать его более счастливым?

Мукуро кончил раз, другой, тесно сжимая партнера внутри себя, захлебываясь собственными стонами, царапая простынь. Отпустив одну руку, Кёя приподнял бедра омеги на нужный уровень и продолжил двигаться, снова и снова толкаясь в простату. Скользнув пальцами по губам, альфа втолкнул их в открытый рот, ощущая, как влажный язычок с готовностью облизывает его пальцы, по-кошачьи длинными движениями. Чувственно, с тихими гортанными стонами, омега обхватил запястье тонкими пальцами и приподнялся на локтях, начиная двигать бедрами навстречу.

Тихо и нетерпеливо постанывая, альфа вскоре тоже кончил – и в тоже мгновение наступила сцепка. Мукуро под ним дернулся и с тихой дрожью обмяк, Кёя вслед за ним, ощущая туго охвативший внутри тела омеги узел, жаркий и тесный.

Рокудо очень долго ждал своего удовлетворения и теперь был готов тихо стонать при каждом вздохе. Чувство облегчения и заполненности в каждой клетке согревали лучше любого одеяла, жар тела возлюбленного был настолько дурманяще-успокаивающим, что Мукуро мгновенно притих, наслаждаясь целым букетом ощущений и эмоций. Успело пройти больше часа после конца акта, они успели уже устроиться на боку и тесно прижимались друг к другу под тонким одеялом, слушая грозу за окном и жадно вдыхая тесно смешавшиеся запахи чайной розы и вишни, дождя и жасмина, и только сейчас Мукуро вспомнил об одной очень важной вещи.

- Кёя… А ведь я не принимал противозачаточное... Ни вчера, ни сегодня... Я забыл...

- Вот же ж, хитрец. - Уткнувшись носом в длинные распущенные волосы, Кёя зевнул, слегка пошевелил бедрами, ощущая, что сцепка все еще есть. – Ну тогда предупреждаю сразу, что аборт я тебе сделать не дам…

Тихо улыбаясь под покровом одеяла и ночи, Мукуро засыпал, ощущая приятное тепло в груди. Он не один, и если его затея удалась, то Хибари так никогда и не узнает, что все эти долгие месяцы Мукуро не принимал противозачаточные таблетки вообще.

А значит, месяца через три уже можно будет присматривать дом, где будет место и двум счастливым родителям, и их малышу.

---

Поцелуй с медовым послевкусием.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Дино Каваллоне (D), Кёя Хибари (18)
Пэйринг: D18, 18D ментально.
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Романтика, Ангст, Флафф, Психология, Повседневность, PWP, AU, Эксперимент, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC, Underage, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Драббл, 19 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Хибари попадает в десятилетнее будущее, где обнаруживает, что он - любовник раздражавшего его Дино. И все бы вроде ничего, и пока ты в Италии - сиди и жди в резиденции Каваллоне, пока починят чертову базуку. Но по закону жанра, надо же было влюбиться во взрослого Коня, тем самым поставив точку в ваших "просто дружеских отношениях", и самому "нарваться" на крепкие объятия и несколько беспощадный секс.

Посвящение:
Принцу. Я знаю, как он любит эти роли в моем исполнении)

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Первая моя работа по данному пейрингу... Окей, первая самостоятельная работа! Так что мне очень-очень нужны комментарии ._. Пожалуйста, оставляйте их, я хочу знать, как оно со стороны выглядит. Критика - с обоснуем и разжевыванием. Можно в лс, но в комментах до меня дойдет быстрее.
Пьяный Хибари... Ну, поначалу, мой мозг отказывался вообще принимать факт ,что даже Хибари может опьянеть, и решил - чтобы уж наверняка, пусть будет, что выпил он много и чего-то крепкого, чтобы точно свалило с ног и можно было говорить, что небольшая истерика в начале - это все вина алкоголя! Не пейте!

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Поцелуй с медовым послевкусием.

Обычный вечер в особняке Каваллоне — это всегда какое-нибудь происшествие. И неважно, кто именно виновник — босс или его люди. Бедлам в этом доме всегда обеспечен.

Но сегодня вечер был подозрительно тихим. Впрочем, он ведь только начинался, и все происшествия были еще впереди…

— Дииинооо, — протянул юноша, распахивая дверь в кабинет Босса Каваллоне. Несколько нетвердых шагов, открыто показывающих насколько облачник нетрезв, и вот, Хибари уже перед Дино, влезает на стол прямо перед ним, ненароком сталкивая стопки бумаг.

— Упс… — Выдохнул парень, провожая листочки взглядом и вновь переводя взгляд на мужчину, сидящего в кресле, и давая ощутить ему запах виски, въевшийся в кожу.

Такое поведение обычно спокойного и сдержанного брюнета выбило Дино из колеи, и несколько мгновений он сидел, не двигаясь, просто наблюдая за действиями парня. После чего, сняв давно уползшие с переносицы очки, положил их на стол подальше от не слишком трезвого Кеи, и обратился к нему, сидящему перед ним на столе в растрепанном виде и в растрепанных чувствах:

— Кея, ты пьян? — Заинтригованно приподняв бровь, блондин продолжил. — С чего это ты вдруг?

— Не знаю, захотелось, — пожав плечами, парень уже автоматически поймал край слишком большой для него рубашки и вновь вернул на плечо, чтобы через две минуты она вновь спала оттуда и повисла, слишком большая для него, чтобы сидеть на теле так, как полагается.

Несколько мгновений Хибари тряс головой, затем откинулся назад, садясь на ноги, одновременно оставляя их разведенными. Брюки туго натянулись и опасно скрипнули, но выдержали, даже когда Хибари полностью сел, руками трогая собственные стопы по сторонам от своего тела.

— Ух ты, я думал, что это будет сложнее…

Невольно встав со своего места и облокотившись руками о столешницу, Мустанг стал всматриваться в лицо парня, на котором играл легкий румянец, а в глазах — легкая муть. Дино приподнял бровь и не смог смолчать:

— Пить в одиночку — верный путь, ведущий к алкоголизму, — вздохнул мужчина и потер переносицу, а затем снова обратился к парню. — И сколько ты выпил?

Промычав нечто нечленораздельное, парень стал загибать пальцы, пытаясь достоверно припомнить, сколько выпил. После шести пальцев неуверенно загнул седьмой, потом разогнул обратно, наконец, не стал прижимать его к остальным и показал Дино руки, слегка щурясь из-за света лампы за спиной у мужчины.

— Понятно все с тобой, — устало проговорил блондин и, посмотрев на щурившегося парня, оглянулся, а затем, чуть повернувшись, выключил лампу. Ловко подхватив юношу на руки, Дино усадил того на свое кресло, а сам, обойдя стол и подняв бумаги, уложил их обратно на него, аккуратно сортируя. Затем, снова подойдя и облокотившись о стол, сложил руки на груди и посмотрел на Хибари. - Ну, и что мне с тобой делать? ..

— Люби меня, — выдохнул облачник, умудряясь с ногами забраться в опасную для таких маневров конструкцию и даже встать на колени, потянуться к Дино, повиснув у него на плечах. Кресло через пару мгновений откатилось и Хибари повис на рубашке босса, которая тут же треснула. Облако свалился на пол, путаясь в обрывках дорогой рубашки. Прижимая к себе ушибленные ноги, Хибари обиженно облизывал ноющие колени через все-таки порвавшиеся брюки и поглядывал на Дино снизу-вверх полными слез глазами.

В пьяную голову отчего-то забралась мысль, что это Каваллоне виноват в том, что он упал.

В очередной раз вздохнув, босс присел на корточки и рукой смахнул слезы, выступившие на глазах у брюнета. Затем, наклонившись, поцеловал ушибленные колени, а затем и их обладателя, притянул к себе, обнял и, поглаживая по голове, ответил:

— Единственное что тебе сейчас нужно — это долгий и здоровый сон, — поцеловав мальчишку в лоб, Небо отстранился, начиная мягко поглаживать Хибари по волосам.

— Я не хочу! — Яростно начиная отпихивать обнимающего его с такой целью Каваллоне, Хибари умудрился забраться под стол, и, вытирая глаза, усесться там, как насупившемуся ежу, начиная изредка шипеть, когда Небо пытался достать Облако и препроводить в кровать. — Не трогай меня, только чтобы уложить спать, слышишь? Никогда не трогай меня только ради этого! — Обиженно выкрикнул японец, утыкаясь лицом в свои ноги. Испорченные штаны мешали. Они-то и были первым предметом, полетевшим в Дино из-под стола.

Поймав полетевшие в него штаны, мужчина терпеливо положил их куда-то рядом, начиная усаживаться около парня, сидевшего под столом по-турецки.

— Хорошо, не буду, — протянув руку, Каваллоне вновь погладил Облако по голове. — Не хочешь — не надо. Я тебя не собираюсь заставлять, — тут же Дино быстро схватил лицо парня за подбородок и, чуть притянув к себе, поцеловал, ощущая на губах горький привкус алкоголя, которым пропитались некогда сладкие губы. Отстранившись, босс протянул руки к Хибари, будто позвав к себе на руки, и проговорил:

— Давай, иди сюда, — стараясь улыбаться как можно спокойней, Дино продолжил. — К тому же — тут не очень-то удобно сидеть, не находишь?..

— Ты все равно меня не любишь, так какой смысл?! — Оттолкнув прочь руки Мустанга, вновь, с отчаяньем в голосе крикнул Хибари, бросая в мужчину сначала смятый галстук, а затем, заставляя его отсесть от себя еще дальше, бросил в босса еще и рубашку.

Так уж вышло, что девятнадцатилетний Хибари поменялся с собой из будущего на десять лет вперед местами, неожиданно для себя оказываясь в особняке Каваллоне, и встречая тут тридцатидвухлетнего Дино. С этого момента все пошло не так. Хибари узнал, что они с Гарцующим в этом времени любовники. Дальше оказалось, что базука неисправна и отправиться домой он не может по понятным причинам.

А дальше было только хуже. Кея был тут уже два месяца, и за это время успел много-много раз проиграть Дино в бою, ненавидя оказавшегося в этом времени слишком сильно наставника и одновременно медленно, но верно влюбляясь в него, в того, кто любил совсем не его, а другого Кею, из будущего.

Это было нечестно. Обидно. Несправедливо. Больно и еще раз обидно. Два образа не сопоставлялись совершенно.

И сегодня Кея попытался забыться, забравшись в погреб и упорно продолжая опорожнять бочонок с виски, чтобы, в конце концов, вновь прийти к Дино и все равно признаться в любви. Идиот.

Пытаясь сдержать эмоции, мужчина сжал руки в кулаки и на некоторое время закрыл глаза, несколько раз глубоко вдыхая и выдыхая. Откинул в сторону вещи, которые со злости кинул в него Кея.

Подорвавшись со своего места, Мустанг резким движением опрокинул тяжелый дубовый стол, приложив для этого немало усилий, игнорируя разлетевшиеся по всему кабинету бумаги. Затем, быстро подойдя к парню и подхватив его, закинул к себе на плечо, чувствуя, как тот начал бить его кулаками по спине и активно дергать ногами, пытаясь высвободиться. На все это Дино лишь произнес:

— Не пытайся вырваться, я тебя всё равно не отпущу, — выйдя из своего кабинета, он вместе с парнем отправился в их общую с Кеей спальню.

— Пусти меня, Дино! Будь ты проклят, будь ты проклят, Каваллоне! — Всхлипнув, Кея обмяк и зажал рот рукой, потому что выпитый алкоголь дал о себе знать и висящего вниз головой Хибари затошнило, хоть он и стойко удерживал порыв выблевать весь виски, что он распил в одиночку. Парня прорвало, и он наконец-то дал волю горьким слезам, которые до этого стойко сдерживал.

Он был никем рядом с собой из будущего, он был ничем для этого сильного мужчины, спокойно завалившего громадный дубовый стол и с гневным огнем в глазах перекинувшего его через плечо после. Он был жалкой букашкой в десятилетнем будущем в своем воплощении из прошлого, и этот факт заставил парня еще раз всхлипнуть. Кея хотел домой, в прошлое, однако, сколько он еще проведет в этом времени — не знали даже лучшие техники Вонголы — слишком уж хитрой штукой оказалась Базука Десятилетия, нынче практически уничтоженной семьи Бовино.

— И не мечтай, — сказал, как отрезал Дино, и потащил уже не сопротивляющегося парня дальше. Зайдя в комнату и быстрым шагом достигнув кровати, он скинул парня на нее.

Алкоголь явно плохо действовал на брюнета. Мало того, что тому хватало своих личных загонов, так еще и алкоголь еще больше усугубил ситуацию и затуманил голову Облака, заставляя того черти чего себе придумать.

После того, как Небо Каваллоне кинул парня на кровать, он последовал за ним, залезая и нависая над Хибари, всматриваясь в немного испуганные глаза, которые все еще были влажными от слез.

— Знаешь, Кея, я не знаю, что ты там себе воображал, хотя, судя по твоему поведению, я догадываюсь… — наклонившись ниже к лицу, мужчина опалил горячим дыханием кожу и прошептал. - Но, за твое плохое поведение, я должен тебя наказать…

— Что за хрень ты несешь, какое еще наказание? — Мгновенно возмутился облачник, однако очень тихо возмутился — лицо Дино было практически рядом с его, и Кея мог столько, сколько влезет разглядывать золотые прожилки в янтарных глазах. Дыхание было тяжелым из-за того, что Хибари боролся с дурнотой, и Кея прикрыл глаза, начиная считать вдохи и выдохи. Желудок жгло огнем, потому что он ничего не ел почти полдня, а потом слишком много выпил.

— Какое, я еще не придумал, — прищурив глаза, Гарцующий наблюдал за парнем. — Хотя есть один вариант… А наказание за твое поведение… Какого черта вообще происходит? Что ты творишь?! — практически переходя на рык, произнес Дино. — Объясни мне, что с тобой происходит, почему ты так себя ведешь?!

Поведение парня не на шутку взбесило Каваллоне и никак не хотелось укладываться в голове. Все эти два месяца Кея вел себя очень странно, а сегодня так вообще с чего-то вдруг решил напиться до одури.

— Ты дурак, Дино, — голос совался в шепот, закрыв глаза рукой, Кея прошептал, глотая вновь полившиеся слезы. — Я люблю тебя. Глупый Конь. Слабый я… — сжав зубы, Кея резко отвернулся, пряча лицо в подушку.

— Ты никогда не был слабым. Ни в прошлом, ни в будущем, — вмиг успокаиваясь ответил Дино. — И еще, Кея… — приложив руку к щеке парня, повернул его лицом к себе, второй рукой убирая руки парня от лица. — Если ты думаешь, что я люблю только будущего тебя, то ты глубоко ошибаешься. Не имеет значения, из какого ты времени, я в любом случае люблю тебя. Будь ты хоть ребенком, хоть стариком. Ты все тот же Кея, и время ничего не меняет.

— Я — не он. Слабее. Уступаю во всем. Я — не он, — прошептал Хибари, прикрывая наполненные слезами глаза и снова отворачиваясь. — Если бы ты из прошлого предпочел мне меня будущего — я бы забил тебя до смерти. Но я не могу ничего сделать с тем, что влюблен в тебя, как самое жалкое травоядное…

— Нет никаких «Я» и «Он». Есть только один Хибари Кея, который в данный момент лежит и несет какой-то бред. Время не делит человека на две личности. Со временем меняется только числа в возрасте, но человек остается тем же, — снова убрав руку от лица парня, Дино нагнулся и коснулся губами глаз, стирая слезинки на глазах Хибари, а затем поцеловал в щеку и легко коснулся своими губами губ парня. Чуть отстранившись, босс прошептал:

— А по поводу силы… Все придет, просто надо немного подождать, — мягко улыбнулся блондин, продолжая взглядом изучать лицо мальчишки под ним.

— Я не понимаю, — шепнул Хибари, поджимая губы.

— Еще немного подрастешь — поймешь, — улыбнувшись, мужчина обвил руками тело парня, крепко обнимая и практически вдавливая того в кровать. — А сейчас просто не думай об этом, не забивай голову глупыми мыслями, и… — продолжая обнимать парня, Дино приподнял его голову, смотря брюнету в глаза. — Еще раз прикоснешься к алкоголю — я не буду отвечать за свои действия, поверь, ты у меня получишь по полной программе. Я не позволю тебе гробить свой организм и свое тело, оно для меня слишком ценно.

— Я понял, видел я, что ты в чемодане под кроватью хранишь. Даже не верится, что я в будущем буду увлекаться таким, — вздохнул Хибари.

— Можешь не верить, но это так, — разорвав объятия, Дино поднялся, усаживаясь на бедра парня и пальцем задумчиво вырисовывая линии на обнаженном торсе Хибари.

— Что ты делаешь? — Устало спросил Хибари, из-под полуопущенных век наблюдая за мужчиной. От пальцев Дино шло приятное тепло, от которого на холодной коже проступали мурашки.

— А? — Небо даже не сразу сообразил, что это обратились к нему. — Да ничего, я просто задумался… — снова опустив голову, Небо стал рассматривать тело Кеи, приложил обе ладони к холодному животу, чувствуя, как по телу парня пробежали мурашки, да и сам Хибари вздрогнул от прикосновения. Снова наклонившись, Дино устроил голову у Облака на животе, пытаясь согреть его.

— Прекрати, — вяло запротестовал Хибари, и довольно быстро перевернулся на живот, обнимая подушку и утыкаясь в нее носом. Он все еще не верил словам Дино. Вернее — не хотел верить. Не хотел давать надежде шанс поднять голову, а потом быть убитым ею же. Он просто не понимал только одного — надежда уже успела поднять голову и расправить крылья.

— Как хочешь… — просто ответил Дино, слезая с парня и устраиваясь рядом, ложась на бок и подпирая одной рукой голову. Он окинул парня взглядом, рассматривая, словно изучая.

— Кея, — обратился к брюнету Дино, перебирая свободной рукой прядки волос парня. — Ты в курсе, что завтра тебе будет очень плохо? — Сделав акцент на слове «очень», босс нахмурился, — Все-таки выпить столько… Даже не помню, когда я в последний раз так напивался. Причем, сделать это всегда мне не давал Ты.

— Какая разница, — Хибари поежился, когда пальцы поползли на шею, ероша пряди. Нельзя было скрывать — Хибари безумно нравилось, когда Дино его касался. Однако, всегда все отравляла мысль — он касается его так, потому что привык трогать так другого. Своего Кею.

— Эх, Кея… — не найдя подходящих слов, блондин просто вздохнул, пододвинувшись поближе и обхватывая его руками, прижал к себе, утыкаясь носом в шею Облака. — Глупый Кея… Мой глупый Кея, — прошептал Каваллоне, прикрыв глаза.

— Дино, не мучай меня, — простонал японец, дрожа. Ощущать сильные руки на своем теле, жар его тела, запах кожи — все было невыносимо, стоило подумать, что рано или поздно этот Дино достанется ему из будущего. Если бы Хибари мог — он бы забрал его с собой в прошлое или остался бы в будущем.

— Кто еще кого мучает… — чуть засмеявшись и улыбнувшись, Дино открыл глаза, осматривая белоснежную кожу, которая так же, как и губы парня, пропиталась запахом виски. Глубоко вдохнув, а затем, выдохнув, мужчина легко коснулся губами открытой для обзора шеи, начиная покрывать ее поцелуями, иногда легонько касаясь кончиком языка.

Он ничего не мог с собой поделать, тело Кеи манило его, как и всегда, и сдерживаться в эти два месяца было очень тяжело — он уже знал, что в том времени они все еще не встречались — только переспали разок, потому что Дино в кой-то веки решил настоять на своем. А в итоге получилось не очень красиво — неопытный в постельных делах босс просто отпугнул еще более невинного облачника. Но в каком бы времени не был Кеи, будь он из прошлого или из будущего, Кея всё равно всегда будет его Кеей, его Облаком. Он всегда, не смотря ни на что, будет любить его.

— Ах! .. Дино, прекрати… Пожалуйста…Нх… — выдохнул парень, тем не менее, откидывая голову и подставляя шею поцелуям, прикрывая глаза от удовольствия и позволяя возбужденной дрожи пройтись по телу покалывающими иголочками.

— Не прекращу… — проигнорировав просьбу парня, мужчина продолжил целовать шею своего маленького партнера. Отстранившись и нагнувшись так, чтобы между их лицами было буквально пару сантиметров, Дино прошептал. — Даже и не проси…

После этих слов Каваллоне настойчиво впился своими губами в губы парня, не давая тому отстраниться.

Громко застонав в поцелуе, Хибари покорно приоткрыл рот, впуская язык мужчины и позволяя ему до боли сжать свое тело в цепких объятиях. Руками японец принялся настойчиво дергать обрывки порванной рубашки, повисшей на запястьях и вдоль пояса штанов, куда она до этого была заправлена.

Проникая языком в рот парня, Дино принялся исследовать его, переплетая их языки. Приподнявшись на локтях, мужчина снова навис над брюнетом, вдавливая того почти всем своим телом в кровать. Босс Каваллоне заставлял юношу снова и снова издавать стоны. Не разрывая позже поцелуй, он руками стал блуждать по телу парня, пальцами очерчивая все линии и изгибы. Тело Кеи было телом мальчишки, и была в этом определенная прелесть — он мог вспомнить, каким был Хибари когда-то давно, когда они только в первый раз переспали, мог вспомнить, как это гибкое тело ужом извивалось под ним, сжимало простынь и громко стонало, обещая сломать Дино все кости, когда все закончится…

— Дино… — всхлипнул мальчишка, разрывая поцелуй, ощущая, как щеки жжет румянец и губы начинают гореть не то из-за въевшегося алкоголя, не то от поцелуев. Уклоняясь от настойчивых попыток себя поцеловать, Кея с новым стоном раздвинул ноги, когда тело блондина всем весом опустилось на его пах, вырывая болезненно-отчаянный вскрик, полный невысказанного и неудовлетворенного желания.

Скользнув руками по животу японца, Каваллоне легонько пробежал по нежной коже пальцами, будто играя. После того как парень раздвинул ноги, Дино устроил свою ногу между ними, опираясь коленом о кровать и начиная чуть надавливать на пах парня.

— Какой же ты вредный… — хитро улыбнувшись и понимая, что Хибари вряд ли даст себя сейчас еще поцеловать, Дино стал покрывать кожу поцелуями, от шеи, опускаясь все ниже.

Сжав ребро ладони зубами, Хибари глушил развязные громкие стоны, жмуря глаза и свободной рукой царапая спину мужчины ноготками. Каждое движение колена заставляло парня тихонько поскуливать и метаться на постели, и только руки Неба не давали Облаку скатиться прочь, пытаясь загнать на место вырвавшееся возбуждение, принесшее с собой столько ярких ощущений и развратных фантазий.

В очередной раз надавив коленом на пах и вырывая из уст парня громкий несдержанный стон, Дино чуть приподнял голову, смотря на раскрасневшегося и чуть ли не задыхающегося от возбуждения Облако.

— Не сдерживайся, я хочу слышать твой голос… — вкрадчиво и с нежностью прошептал мужчина, вновь опуская голову и касаясь языком соска, щекоча его, а затем обхватывая губами и начиная посасывать. Переместив руки на бедра парня, Дино сжал их и стал еще больше разводить ноги Хибари, уже полностью устраиваясь между ними.

— Дино!

Пальцами зарывшись в длинные светлые волосы, Кея вжался затылком в подушку, в отчаянии сжимая и разжимая пальцы:

— Слишком… слишком хорошо! — Вскрикнул Облако, начиная змеей извиваться, стремясь высвободиться и «ускользнуть» прочь. Жар сжигал тело от макушки до пяток.

— У тебя прекрасный голос, Кея… — ласково пробормотал мужчина, начиная покрывать грудь поцелуями и опускаясь все ниже. Достигнув живота, Каваллоне переместил руки на талию Хибари, медленно провел по бокам руками и, достигнув нижнего белья брюнета, стал тихонько его стягивать. Параллельно с этим мужчина начал языком обводить очертания пупка, щекоча его, а затем провел языком влажную дорожку еще ниже.

— Нх… Ах!

Мягкий укус заставил парня выгнуться и сжать пальцами волосы блондина, тихо всхлипывая. Ощущение даже немного высвобожденной плоти вырвало блаженный вздох из груди, Кея пошевелился, помогая ненужной тряпке съехать еще сильнее на бедра. Губы Дино все еще колдовали над его животом, и Хибари совсем не думал, что тот будет делать, когда разденет его.

Стоны парня все чаще и чаще стали наполнять комнату, а температура, казалось, повысилась до запредельных высот.

Оставив на животе несколько слабых меток, Мустанг резким движением полностью стянул белье с парня, высвобождая на свободу возбужденную плоть полностью. Решив немного подразнить мальчишку, Дино провел языком по всей длине несколько раз туда-обратно, вырывая очередной стон.

Хибари в ответ приподнял бедра, руками вцепился в руки Мустанга, без слов выпрашивая ещё ласки. Грудь часто вздымалась, выдыхал Кея с хрипами.
Проведя еще пару раз языком по плоти, блондин поднял взгляд на парня, смотря, как быстро вздымается в частых вздохах его грудь. Облако буквально извивался под ним, всем телом прогибаясь на встречу. Опустив взгляд, Гарцующий Конь нагнулся и легко коснулся губами головки. Он специально не спешил и делал это так, что прикосновения были практическими невесомыми. А все для того, чтобы дать возможность Облаку суметь почувствовать даже самое легкое прикосновение, доводящее до мурашек и дрожи.

Затем, с практически невесомых поцелуев, Дино перешел к более чувственным методам. Усердно, по-кошачьи облизав языком головку, мужчина специально подавил кончиком и пощекотал ее, губами туго обхватывая плоть, посасывая, и начиная медленно насаживаться на нее ртом, слыша, как очередные громкие, несдержанные стоны стали все чаще и чаще наполнять пространство комнаты.

— Дино, Дино, не надо, я долго не выдержу! — Хибари заскулил и сжался, панически сжимая плечи мужчины и извиваясь на постели. Он уже взмок, волосы липли к коже, однако Облако не замечал этого — как и глубоких бороздок от ногтей на коже — Дино пришлось очень сильно сжать бедра парня, чтобы он не выскользнул из рук, как кусок мыла. Мальчишка изгибался и сжимался, задыхался от стонов и скулежа, царапал все, что оказывалось под рукой.

Каваллоне дарил ему невыносимо приятные ощущения — будто с ума свести пытался. Хибари никогда ничего подобного не испытывал, стыдливый румянец жег щеки. В какой-то момент, Кея прижал пальцы к губам. Безумно хотелось целоваться, и одновременно ощущать все это. Тяжело. Невыносимо тяжело.

Проигнорировав просьбу парня, Дино продолжил то, что начал. Сначала медленно, дразня, он посасывал плоть парня, намеренно причмокивая, а затем резко полностью вобрал ее, почувствовав, как все мышцы Хибари напряглись, а сам он прогнулся до хруста в позвоночнике. Дино безумно нравилось видеть, как Кея извивается под ним, словно маленький ужик, его личная маленькая змейка. Ему нравилось сводить того с ума, слышать стоны и просьбы, ощущать тяжелое прерывистое дыхание. Сжимая бедра парня, он начал яростно насаживаться ртом на его член, чувствуя, как по нему стекает солоноватая смазка.

Пару минут задыхаясь от сжигающего тело вожделения, Кея сделал пару движений бедрами навстречу, выгнулся до боли с протяжным стоном и кончил, будучи стиснутым глубоко в горле блондина. Рухнув на постель тяжело дышащей грудой, Хибари со стоном прижал руки к лицу.

Почувствовав, как по горлу вниз стекает сперма парня, Дино сглотнул, напоследок облизнув губы, и посмотрел на мальчишку. Приподнявшись на локтях, мужчина залез сверху, укладываясь на нем и устраивая голову у парня на груди, провел тыльной стороной ладони по щеке Кеи.

Пунцовый от смущения, Хибари прикрыл глаза, чтобы не видеть этого пристального взгляда золотисто-янтарных глаз, в которых нет-нет, а будто бы мелькал язычок пламени.

Кее было стыдно за то, что Дино так ловко и умело управляется с его телом — будто знал на какие кнопки жать, чтобы точно выбить из привычного образа.

Снова приподнявшись на локтях, Конь залез повыше, чтобы его лицо находилось напротив лица парня.

— Кея, посмотри на меня, — блондин приложил ладонь к щеке юноши. — Не закрывай глаза, — нагнувшись, Дино легко поцеловал парня, едва касаясь губ.
Отвечая на поцелуй, Хибари нехотя обхватил Дино руками и приоткрыл глаза, мгновенно краснея еще сильнее.

Разорвав поцелуй, мужчина поцеловал розовые и горящие щеки, чувствуя их жар.

А затем снова посмотрел на партнера, погладив по щеке.

— Что? — Опустив глаза, Кея слегка сполз на постели и уткнулся лицом ему в шею, кусая и облизывая собственные губы. Он все никак не мог отделаться от чувства, что после поцелуев Дино, на губах остается сладковатое послевкусие. Спустя несколько минут до Кеи дошло, что это от сигарет — уже в его времени Каваллоне очень любил одну чрезвычайно дорогую марку. Говорил, что и запах приятный, и вкус потом не абы какой. Видимо, десять лет спустя, он все еще курил те сигареты, ибо привкус мог идти только от них.

А ведь и правда, сладко, почти как мёд.

— Да нет, ничего, — улыбнувшись и легонько поцеловав в висок мальчишку, мужчина рухнул рядом с парнем на кровать, при этом обхватив того руками и притягивая к себе. Утыкаясь носом в шею и вдыхая запах Облака, одновременно с этим Мустанг зарылся пальцами одной руки в волосы брюнета и слегка ероша их.

— Просто мне очень нравятся твои глаза… Но ты их постоянно прячешь от меня, — вздохнув, Дино убрал руку с головы Хибари и крепко обнял, прикрывая глаза.

— Меня смущает, что ты считаешь меня красивым, — признался японец, откинув голову, чтобы мужчине было удобнее лежать.

— Глупый Кея, — лишь сказал в ответ Дино и, покрепче обняв парня, вздохнул. Кея всегда считал свою внешность обычной и ничем не примечательной. А вот другие так не считали. Всегда все девушки буквально поджигали дырку в парне своим взглядом, очень частенько на него пытались вешаться, и это, что неудивительно, было безуспешно. И Дино, также как и остальных, пленяла внешность парня, но, прошу заметить, полюбил он его далеко не из-за внешности. Черты его лица были идеальны, бледная кожа так же идеально сочеталась и идеально контрастировала с темными волосами Облака. А его тело… Ммм.. Сводило с ума и порой срывало крышу Небу Каваллоне. Однако больше всего этого, Дино любил в мальчишке его душу, горячий темперамент, в котором парень не уступал даже итальянцам.

— Тебя это не должно смущать, ибо это и есть правда, — с улыбкой коснувшись губами шеи, мужчина пробормотал. — Ты безумно красив.

Охнув, Хибари прикрыл глаза и поерзал. Он вновь возбуждался, хотя прошло не так много времени с тех пор, как он получил разрядку. Сжав руками тело Дино, мальчишка осторожно закинул ногу ему на бедро, пытаясь устроиться. Однако когда он прижался к паху Дино своим, то тут же понял, что и сам босс возбужден, но очень ловко это скрывает.

А ведь Дино, когда понял, что Хибари возбужден, смог помочь ему справиться с проблемой…

Скользнув вниз по телу, Облако остановился лицом напротив паха мужчины. Нервно сглотнув, парень рукой погладил внушительный бугор на брюках, от его действий ставший лишь больше. Пальцами поддев пуговицу, Хибари расстегнул молнию, следом сдвинул резинку белья, невольно краснея при виде более чем внушительного члена партнера. Однако пора было взять себя в руки. Придвинувшись вплотную, Хибари провел языком по всей длине, точно также, как до этого ему делал сам Дино.

После того как парень выскользнул из его объятий, опускаясь вниз, Дино сначала не сразу понял, что тот затеял, но стоило почувствовать, как парень приложил руку к его паху, до него, наконец-то, дошло. После того, как брюнет уже стянул с Каваллоне нижнее бельё и провел языком по возбуждённой плоти, из горла сквозь сжатые зубы вырвался несдержанный стон и затем резкий выдох.

— Кея, ты не обязан… — начал было говорить мужчина, но тонкие пальцы уже скользнули под белье, тугим кольцом обхватывая член у основания.

Если честно, Дино не ожидал этого, это было внезапно и… приятно. Прикусив губу, мужчина опустил голову, наблюдая за всеми манипуляциями его Облака.

Накрыв головку губами, Кея поцеловал ее, пытаясь вспомнить, что именно делал Дино, но все было как в тумане и пришлось немного импровизировать. Взяв головку в рот, Хибари присосался и тут же отстранился.

— Соленый, — шепнул парень, растирая на языке капельки выступившей смазки.
Вновь покраснев, Хибари ощутил, что у него вновь стоит. Ерзая, мальчишка принялся брать член в рот, головка уткнулась ему в небо и скользила туда-обратно, пока он ласкал языком, губами и зубами изгиб уздечки.

— Будет странно звучать, если я скажу, что ты в этом месте очень большой и красивый? — Смущенно шепнул японец, страшась поднимать глаза.

— Будет немного неожиданно… — улыбнувшись на фразу парня, Дино довольно прикрыл глаза. То, что сейчас делал брюнет, чертовски нравилось и доставляло огромное удовольствие. Из горла так и норовили вырваться очередные стоны и вздохи. Начиная тяжело дышать, мужчина зарылся пальцами в волосы брюнета, пальцами сжимая их и автоматически притягивая ближе к телу.

— Мх… Кея… — Простонав имя любовника, Дино снова открыл глаза, смотря на него сквозь легкую, застилавшую от возбуждения глаза, пелену.

— Тебе нравится? — Посасывая головку, Кея чуть глубже взял член в рот, затем мягко прикусил и вновь соскользнул обратно, облизывая член язычком, затем стал как можно быстрее насаживаться на него ртом.

— Еще как… Ах… — неожиданно для себя Дино громко сквозь сжатые зубы застонал и откинул голову назад, пытаясь восстановить дыхание и начиная хватать ртом воздух. Каждое прикосновение приносило безумное удовольствие и наслаждение, и сдерживать стоны от него было очень сложно. Особенно, когда юркий язычок парня так ловко облизывал и щекотал чувствительную плоть.

Впервые Кея попытался взять член поглубже. Голова закружилась, однако он упорно проталкивал член глубже, затем снова соскользнул и ещё раз попробовал.

Охнув и прикусив до крови нижнюю губу, Каваллоне почувствовал, что находится уже пике возможности сдерживаться, и если парень продолжит в таком духе, то Дино уже не выдержит.

Хибари просто сводил его с ума.

Ладони блондина легли на голову японцу и стали помогать насаживаться. Задыхаясь, Хибари открыл рот чуть шире и прикрыл глаза, оставляя темп за Дино, тем более, что он стал покачивать бедрами навстречу мальчишке, быстро и глубоко толкаясь ему рот. В какой-то момент, Каваллоне издал низкий стон и, выгнувшись бедрами навстречу, руками надавил на голову, жёстко проталкиваясь в горло парня, из-за чего у Хибари слезы на глазах выступили и дыхание прервалась. Что-то горячее и густое плеснуло в горло, и Хибари конвульсивно сглотнул, сомкнув губы на основание члена.

Тяжело дыша, Дино откинул голову назад, прикрывая глаза и пытаясь восстановить дыхание. Было до одури приятно ощущать горячий рот парня на своей плоти, горячее прерывистое дыхание, чувствовать и все еще сомкнутые губы парня на своей плоти.

— Кея… — прошептав имя любовника, Дино открыл глаза и посмотрел на брюнета, расфокусировавшимися и помутневшими и удовольствия глазами.

С хриплым вздохом соскользнув с плоти, парень открыл глаза, вытирая губы, влажные и блестящие от слюны. Горло саднило. Облизываясь, Хибари приподнялся вверх по телу, лицом утыкаясь в голый живот мужчины. Его собственная плоть напряженно пульсировала и истекала смазкой снова, да и Дино все еще был твердым. С хриплым стоном перевернувшись на спину, Кея скользнул рукой между ног, застонав, когда его собственные пальцы сжали чувствительную скользкую головку. Почти отчаянное напряжение, Хибари не мог двинуть рукой — ощущения били по нервным окончаниям, будто он коснулся электрического провода, — заставляя вскрикнуть и отдернуть руку.

Восстановив дыхание, Дино перевернулся на бок и чуть приподнялся на локте, чуть нависая над парнем, настойчиво впиваясь в губы и целуя Облако. Помимо этого, второй рукой он накрыл руку парня, лежащую на плоти, убирая его пальцы в сторону и накрывая возбужденную плоть парня своей рукой, начиная медленно водить по всей длине, ускоряя темп.

Вскрикнув и зажмурившись, Хибари сжался, процедив сквозь зубы:

— Нет… Не трогай… Нх… Не… Прекрати… Ах! — С тихим скулежом Хибари заизвивался, забывал про поцелуи и кусал блондина, потом тихо просил извинения. Никогда он не был возбужден так сильно, что не мог коснуться себя.

Ерзая по постели, Хибари провел рукой по щеке мужчины.

— Я лишь хочу тебе помочь… — прошептал тот в губы парню. — Так что… — Дино продолжил водить рукой по плоти, плотно обхватывая ту рукой, и начинал покрывать лицо парня поцелуями. Взяв гладящую его щеку руку в свою, Мустанг поцеловал ладонь, мягко улыбнувшись и смотря брюнету в глаза.

Хибари смутился.

— Не смотри на меня сейчас, — прошептал облачник, вырывая ладошку и пряча за ней пылающие щеки, тихо застонал.

— Хорошо, не буду, — улыбнувшись и поцеловав руку парня, которой он прикрывал лицо, Дино перевернулся на спину и, устроившись поудобней, перетащил парня на себя, устраивая его так, чтобы тот не свалился. Скользнув рукой по груди парня, он как бы невзначай задел уже затвердевшие соски. После, уже специально начал их касаться, чуть щипая и лаская, поочередно, сначала один, а затем другой. Помимо этого он снова накрыл своей рукой возбуждённый член парня, сжимая его рукой и водя рукой по всей длинне.

Такой поворот Хибари едва ли мог устроить, но он сам попросил Дино не смотреть на него, и тот выполнил его просьбу. Наверное, надо было конкретизировать, однако теперь куда уж — вцепившись руками в руку Дино, мальчишка мог только бешено ерзать на бедрах мужчины, извиваться и изгибаться, кусать губы и захлебываться в стонах, которые потоками вырывались из уже сухих искусанных губ.

— Ты все такой же чувствительный, — в голосе Дино слышалась плохо скрываемое удовольствие. — Мне потребовалось три месяца, чтобы понять, почему ты не даешь мне тебя касаться после поцелуев в твоем кабинете ДК и почему, стоит мне предпринять попытку тебя приласкать, ты тут же заставляешь меня уйти, а потом часами лежишь, стонешь, не пуская к себе никого, будто тебе плохо.

— Мы… ах… будем целоваться… в моем кабинете? — Часто выдыхая, Кея повернул голову; Дино и правда улыбался, будто вспоминал что-то забавное. — А как часто?

— Каждый раз, когда я приезжал. Как-то я отказался уходить, а ты даже не смог встать, чтобы меня выставить, — Дино хохотнул. — До сих пор помню мое изумление, когда вместо того, чтобы продолжать настаивать, ты полез расстегивать штаны и злой и смущенный попросил помочь тебе с разрядкой, потому что сам слишком чувствительный и у тебя не хватает сил толком закончить.

— Не правда, я могу сам справиться, — вспыхнув, Хибари сердито надулся.

— Только в том случае, если возбуждением не… вот такого типа, — пальцами сжав покрасневшую головку, Дино принялся сильно тереть ее, заставляя Хибари хватать ртом воздух. — Ты и сейчас такой же. Ты можешь все, но немного ласок в добавку к утреннему возбуждению, и ты уже не можешь сам себя коснуться и очень… быстро… кончаешь! — Особенно резкие движения рукой — и Кея выгнулся с протяжным криком. Белесая сперма выстрелила вверх, ударила в пальцы, которые Дино успел прижать к уретре, контролируя разрядку. С хрипами Кея содрогался, ладонь мужчины была полностью запачкана, часть пролилась на бедра самого Хибари.

— Ну вот, мой хороший мальчик, — удовлетворенно промурлыкал Дино. Хибари вновь закрыл лицо ладонями, но все равно успел увидеть, как Дино поднес руку к лицу и стал слизывать сперму.

— Дино, фу, прекрати… — прошептал Хибари, жмурясь.

— Между прочим, не так уж и плохо. Ты и сам не так давно глотал, — Дино откровенно насмехался.

Хибари после сопоставления фактов слегка затошнило.

— Тише, тише. Но ты и правда вкусный, — облизнувшись, Дино умудрился прижаться губами к щеке парня. — А теперь разведи ноги и одну согни в колене.

— Зачем? — Чем дальше все шло, тем больше Хибари не знал и не понимал, и тем быстрее робел, чего с ним не было уже очень давно.

— Ну ты же не думал, что мужчины, которые спят друг с другом, просто дрочат друг другу и делают минет? Хотя да, я вспомнил, что ты совсем не интересовался такими вещами в то время. Прости. В общем, сейчас будет в целом приятно, но может быть немного дискомфортно.

С этими словами Мустанг приподнял Хибари чуть выше и перехватил его согнутую ногу в колене. Целуя и покусывая нежную кожу шеи, Дино стал мягко надавливать скользкими пальцами на анус, затем мягко ввел первый и стал двигать им внутри, вырывая из Хибари тихие вздохи.

— Умница, только не зажимайся и все будет просто замечательно, — пробормотал Дино.

Откинув голову и закрыв глаза, Кея честно пытался понять, приятно ли ему ощущать, как посторонний объект двигается с разной глубиной и скоростью у него в заду. Иногда было немного щекотно, но, в общем-то, достаточно приятно. По крайней мере, когда Хибари сам позволял так делать и не зажимал палец внутри, чем заставлял Дино начать тихонько ворчать и слегка сгибать палец внутри облачника.

— Ты мне в бедро упираешься, — поделился наблюдениями Хибари, пока Дино в очередной раз мягко ласкал вход, готовясь добавить еще один палец.

— Естественно, на мне лежит и со стонами извивается такое сокровище, а я не могу перейти к самому интересному, потому что кое-кто не растянут, — два пальца заставили Хибари начать ловить воздух, и Каваллоне пришлось притормозить — Кея слишком сильно напрягся, чтобы можно было продолжить без причинения парню боли.

Приподнявшись на постели, Дино подложил себе под спину подушки и стал осторожно двигать пальцами внутри тела Кеи, который с прерывистым вскриком сжался на нем, придерживаемый свободной рукой блондина.

— Не так активно, Кея, — влаги внутри хватало, чтобы при движении стали раздаваться тихие, влажные и хлюпающие звуки. Быстро вставляя и вытаскивая пальцы, Дино опытной рукой слегка сменил угол и стал цеплять простату.

В то же мгновение протестующие вскрики сменились урчащими гортанными стонами, Кея заизвивался от удовольствия, чем заставил Дино сжать зубы — его член стал активно тереться головкой о бедро мальчишки, что тоже было до одуряющего дурмана приятно.

Прижимая руку к губам, Кея стонал, часто прикрывал глаза, иногда почти кричал, когда новая горячая волна дрожи прокатывалась по всему телу, заставляя поджимать пальцы на ногах, кусать свою же ладонь и нетерпеливо раздвигать ноги. Хибари почти умолял добавить третий палец — о нескольких мучительных минутах при вводе второго он уже благополучно забыл и вспоминать был не намерен.

Прислушиваясь к собственному хриплому дыханию, он даже слегка не верил, что его можно довести до такого состояния самыми странными ласками, какие только существуют.

Наградой аккуратному добавлению третьего пальца стал новый протяжный стон. Хибари выгнулся, и не держи его Дино и вовсе бы слетел прочь. Улыбаясь уголками губ, Дино наслаждался своим Кеей. Для него и правда не имело смысла, из какого времени Кея попал к нему — это был все тот же человек, с характерными лишь для него привычками, особенными чувствительными местами, которые за много лет совместной жизни Гарцующий успел выучить, и теперь знал о теле этого Кеи лучше, чем сам Кея.

— Мой, — тихо шепнул мужчина, покрывая поцелуями плечо и шею мальчишки.

— Дино, ах, хватит, хватит, — как в бреду зашептал Хибари, начиная протестующе дергаться, а в итоге загоняя пальцы еще глубже.

— Нет, слишком рано. Будешь плохо себя вести — заставлю кончить от одних только пальцев, — мягко прихватив губами край ушка, Дино жадно вдохнул наполняющий комнату запах. Сладость от кожи Кеи, терпкий аромат чайного дерева и зеленого чая с перевесом в чай, кажется, от волос парня, запах виски. Резковатый запах пота от них обоих, запах смазки и, просто-напросто мускусный, запах секса. Его Дино за многие годы тоже научился различать — как грозовое предчувствие, эта разлитая в воздухе духота…

— Пожалуйста, пожалуйста, — почти проскулил парень, жмурясь и ноготками нещадно впиваясь в руку мужчины.

Игнорируя просьбы парня, Каваллоне еще несколько минут играл с чувствительной точкой внутри тела юноши, после положил его на живот и отстранился, скидывая все мешающиеся вещи со своего тела и прочь с кровати.

Хибари уже лежал, будто приглашая к себе. Вжавшись пылающим от смущения лицом в подушку, мальчишка сгреб простыни руками. Тяжело дыша, парень грудью прижался к постели, в то время как таз оказался наоборот приглашающе поднят. Ноги раздвинуты и со своего места мужчина хорошо видел покрасневшее от усердной растяжки колечко мышц, подрагивающее в такт пульсу, влажно поблескивающее от выступивших излишков смазки, а также возбужденный от одной только подготовительной работы член парня.

Облизнувшись от открывшегося соблазнительного вида, Дино осторожно подполз к парню, кончиками пальцев провел по всему позвоночнику от шеи и вниз, остановившись там, где заканчивался копчик и начинались другие, более мягкие вещи. Сжав ладонями мягкие половинки, Дино услышал тихий стон, Кея под его руками заерзал и снова выжидающе замер.

И Дино решил, что можно и правда не спешить с актом, когда есть такая уникальная возможность приласкать парня с ног до головы.

Навалившись на тело мальчишки, мужчина стал целовать обнаженные изящные плечи, шею, спину, поцеловал каждый позвонок и выступающие ребра, мягко прикусил бока, скользнул губами по пояснице вниз и, заставив Хибари слегка вытянуть ноги, стал кончиком языка щекотать нежную кожу под коленями.

Хибари забрыкался, тем более, дальше губы пошли вниз, прижались к худым щиколоткам, коснулись стоп. Дино даже пальцы ему умудрился поцеловать, чем немало смутил парня. Возбуждение росло и готово было перелиться через край, как выбившее пробку шампанское.

Закончив с лаской, Дино встал на колени между ног парня, влажная головка члена уперлась в сокращающееся колечко мышц. Блондин был настолько возбужден, что орган уже пульсировал. Каждая вена была видна, взбухшая, проступившая над кожей.

Тихонько просительно застонав, Хибари пожался бедрами назад, пытаясь насадиться самостоятельно, но Каваллоне, будто дразнясь, отстранился и все, что парень получил — размазавшуюся по коже смазку с головки.

— Дино… — Кёя захныкал и прикусил губу, через плечо бросая полный муки взгляд.

— Я знаю, малыш. Но спешить нельзя, — вновь поставив Кею как надо, блондин несколько мгновений медлил и просто терся членом между бедер, а после стал медленно входить.

Из груди Кеи вырвался придушенный вскрик — Дино был действительно щедро одарен природой, и теперь мальчишка понял, к чему была та, тщательная и неторопливая, не смотря ни на что, растяжка. К тому моменту, как Дино дошел до половины, мальчишка уже судорожно ловил губами воздух, мучаясь от болезненной рези в заднем проходе.

Услышав болезненное мычание, Дино вскинул голову и стал мягко поглаживать Кею по ягодицам.

— Терпи теперь, я должен как следует растянуть тебя, иначе ты так и будешь мучиться.

— Ди… но… — хрипло шепнул парень, смаргивая слезы, катящиеся из глаз от боли.

— Я здесь, я здесь, — заговаривая японца, Каваллоне наконец вошел до основания и застыл, давая привыкнуть к своим более чем нескромным размерам.

— Мх… — прогнувшись сильнее, Хибари обмяк и наконец-то расслабил мышцы настолько, что и сам ощутил, что до этого даже небольшой поблажки не делал. Незаметно вздохнув с облегчением, Дино сделал первый толчок, за которым последовал стон — не задеть простату с его размерами не выходило. Толчок за толчком, стон за стоном, жаркие мышцы тесно охватывали плоть. Хибари извивался, Дино держал, кровать компрометирующе скрипела под ними.

Приглушенно постанывая, мужчина распластался на парне, одной рукой лаская его эрегированный член, другой накрыв ладонь парня и сплетя пальцы. Комнату оглашали звонкие шлепки плоти о плоть, Кея дышал все чаще и вскоре кончил — руку обожгло горячей спермой, однако Дино продолжил свою мучительно-приятную ласку. Он намеревался сделать все, чтобы в прошлом, в которое Кея рано или поздно вернется, юноша наконец-то ответил ему на давно сделанное признание.

— Мх… Дино… Ах, — стоны срывались один за другим, приятно лаская слух. Мальчишка стал двигать бедрами навстречу, и некоторое время блондин судорожно ловил воздух, перед глазами рассыпался салют разноцветных пятен. Дино несдержанно постанывал, после силой заставил себя вновь вынырнуть из сладкого омута и начал вновь доставлять удовольствие своему Облаку.

Меняя поворот бедер, Дино успел даже пару поз сменить и заставил Хибари кончить еще минимум трижды — сладко было вновь вспомнить, что молодой Кея не приспособлен часами заниматься любовью аки кролик, не кончая до самого-самого конца, как его более взрослая версия.

Но наконец, Дино дал себе поблажку — с хлопком загнав член в тело мальчишки, распростертого на простынях совершенно без сил, мужчина кончил внутрь, и Хибари выгнулся в последний раз, открывая мутные глаза и тут же закрывая их обратно, спасаясь от неяркого, но все же освещения.

Шел первый час ночи. Дино улыбнулся и, осторожно вытащив член из узкого тела, слегка отстранился. Несколько мгновений и сперма потекла на простыни из растянутого ануса, судорожно сокращающегося в такт пульсу. Кея был мокрым как мышонок и весь перепачкан, а еще дико устал — это было очевидно.

— Забавно… Если я верно помню, то в первый раз, я признался в любви после секса, не так ли? — Осторожно взяв парня на руки, Дино пошел в ванну. Хибари у него на руках был немного похож на ребенка — хотя, для него он и был еще ребенком в какой-то мере.

— Вроде так. До сегодняшнего дня, я думал, что в первый раз ты меня изнасиловал и признался в любви в насмешку, — пробормотал Кея, а затем неожиданно рассмеялся хрипло и устало. — Теперь я понимаю, что десять лет назад ты просто не умел вести прелюдию, но размер у тебя был меньше — даже тогда у меня не болело все тело так, как болит сейчас… — Ряд темных ресниц дрожал, Хибари ежесекундно морщился, но пытался удержать непроницаемую маску.

— Так и есть, — прижавшись губами ко лбу парня, Дино выдохнул: — У меня есть просьба.

— Какая? — Открыв глаза, Кея сделал все, чтобы сосредоточить свое внимание.

— Когда вернешься — согласись встречаться со мной. Пожалуйста, — дрожащий вздох сорвался с губ, Дино ласково и нежно прижался к губам мальчишки. - Это, если можно так сказать, предоплата. Я хочу, чтобы ты знал — мы оба потом жалели, что не сошлись на два года раньше, и то — сделали это случайно. Но никогда не жалели о том, что мы вместе — ни я, ни ты. Но потерянного времени всегда жаль.

— Хорошо, я понял, — закрыв глаза, Хибари позволил мужчине отмыть себя и, завернув в халат, отнести обратно в комнату. К тому времени, как Дино сменил простыни и уложил Хибари на кровать и лег сам, Облако уже давным-давно спал.

***

— Босс, все готово, — размеренный голос Ромарио заставил Кею вздрогнуть и обернуться — Дино рядом с ним только одобрительно кивнул и чуть сжал плечи, без слов приказывая оставаться на месте. — Вы уверены, что вам стоит совершать это путешествие?

— Я слишком хорошо знаю нашего Кею. Он точно время не терял и делал все, чтобы я из прошлого мучился на свои грехи в настоящем, — не смотря на слова, Дино улыбался почти весело. Ромарио не улыбался, и Кею посетило смутное подозрение, что он из будущего является как раз-таки самой опасной фигурой на доске и его боялись все — кроме Десятого Каваллоне.

Дино — Король. Выходит, что Кея занимал положение его правой руки? Или стоит называть его Королевой?

Погруженный в свои мысли, Хибари пропустил тот момент, когда бомба Десятилетней Базуки угодила в них двоих и все кругом окутал розовый дым.

Закашлявшись, Кея несколько минут потратил на то, чтобы остановить брызнувшие из глаз слезы. Это мало было похоже на то, как они путешествовали по время битвы с Мельфиоре. Слишком шумно и грязно. Противно даже.

Дино рядом с ним уже деловито отряхивался Дино. Кея огляделся. Это был явно все тот же дом — и одновременно другой. Он достаточно пробыл в резиденции Каваллоне, чтобы понять это. Нервно запахнув специально для этого перемещения купленную юкату, Хибари поднял вопросительный взгляд на мужчину рядом с собой и робко коснулся его ладони. Не получив отказа, Кея более уверенно вложил ладонь в руку Дино и сжал, получая ободряющее пожатие в ответ.

Дино улыбнулся ему и, видимо решив, куда идти, пошел вперед, и Кея поспешил за ним.

Они поднялись в спальню — Кея даже успел заметить, что ковры тут такие же, как и в десятилетнем будущем — красные дорожки, воистину королевский атрибут.

Первым, что Хибари услышал, приблизившись к двери, были протяжные стоны Дино. Щеки покраснели от возмущения и тех мыслей, которые навевали эти звуки. Легкое возмущение сменилось удивлением, когда абсолютно спокойный, Дино толкнул не запертую дверь, давая увидеть картинку целиком: взрослый Хибари сидел в своей юкате на спине Дино и что-то там делал с ногой блондина. Видимо, было достаточно неприятно, потому что в какой-то момент молодой Дино зарычал и стал царапать ковер на полу.

— Все такой же слабый и нецелеустремленный. Ты так никогда не сможешь перебороть себя и высвободиться, — негромкий голос взрослого Хибари был ниже, чем Кея привык слышать от себя. Да и черты лица весьма заметно изменились за десять-то лет.

— Ты все такой же садист, Кё, — взрослый Дино сморщился, почти с болью глядя на себя молодого и на своего «избранника».

— Умолкни, Конь, — проворчал Облако, быстро вскидывая голову, но, тем не менее, отпуская свою жертву, поднимаясь и идя по направлению к более взрослой версии. — За прошедшее время он смог чуть приблизиться к идеалу, но все еще слишком далек от того, что я хочу увидеть. Ты в молодости — полное разочарование, — умело игнорируя присутствие себя самого молодого, Хибари потянулся и забросил руки на плечи партнера, беззастенчиво впиваясь в его губы жадным поцелуем. — Я соскучился. Давай, наконец, вернемся домой?

— Действительно пора, — мягко отстранив от себя фаворита, Дино опустил глаза. Он был готов увидеть на лице своего более молодого спутника что угодно, а в итоге не обнаружил даже его самого. Когда Кея успел выудить свою ладонь из его руки он так и не понял, только тот теперь был уже на другом конце комнате, где молодой Дино успел встать на колени и теперь вовсю обнимал бедра мальчишки, уткнувшись лицом живот и бормотал что-то насчет того, что он больше никогда не посмеет пугать и расстраивать своего «Кеечку».

Улыбнувшись уголком губ, Дино посмотрел на своего, взрослого Кею, понимая, что разница между ними двумя все же есть, и более заметная, чем он привык считать — и дело не только во внешности и манерах было. Однако, любить свое Облако вне временных рамок было нетрудно, и в этом вопросе вера Каваллоне так и не пошатнулась.

— Идем домой? — Потянув избранника из спальни, Дино исчез прямо посреди шага, утягивая за собой и взрослого Хибари, оставляя молодых Дино и Кею в правильном месте, и в правильное для них время.

— Кея, я и не знал, что в будущем ты так и не простишь мне тот раз, — простонал Небо, сжимая пальцы на шелковой ткани юкаты, и Кея понял — он имеет ввиду их первый, безнадежно неудачный секс.

— Ну, приятного действительно мало. Но, на самом деле я простил, — осторожно опустившись на колени, Хибари по привычке пальцами зачесал волосы Дино назад, вглядываясь в золотисто-медовые глаза парня, растерянно моргающего.

— Кея… А что с тобой было? — Несмело обняв Облако, Дино все же решился притянуть парня к себе, взволнованно вглядываясь в серебристо-серые глаза.

— Подожди. Я должен кое-что сделать… — прикрыв глаза, мальчишка досчитал до десяти, после осторожно подался вперед, тут же натыкаясь на губы подавшегося вперед чуть раньше Дино. Тонкие пальцы зарылись в светлую шевелюру, Хибари чуть повернул голову и Каваллоне с готовностью углубил поцелуй, пользуясь появившейся возможностью.

На несколько минут они оба выпали из реальности. Просто стояли на коленях друг перед другом и целовались — нежно, осторожно, каждый понимал, что если сплоховать сейчас — осадок от прошлого только сгустится.

Первым поцелуй разорвал Хибари. Часто дыша, юноша отстранился, по привычке облизывая губы и тут же замирая, понимая, что тело колотит — уже привычное возбуждение накрыло с головой. И не только его — Дино стоял, прикрыв глаза и дыша не реже, чем он сам, и судя по тому, что через мгновение он вновь стал медленно приближаться, блондин был намерен продолжить — вероятно, что в этот раз — до самого конца.

И прежде, чем мягкие губы впились в его, Хибари еще успел прошептать:

— А у тебя, и правда, губы на вкус, как мед, Дино…

---

Искушение.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Основные персонажи: Кёя Хибари (18), Мукуро Рокудо (69)
Пэйринг: TYL!Мукуро/TYL!Хибари
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Романтика, Ангст, Флафф, Психология, Философия, Повседневность, Hurt/comfort, AU, Эксперимент
Предупреждения: OOC, Насилие, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Драббл, 10 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Кто же приходит к Хибари по ночам? Кто беспощадными ласками наказывает Облако за его проступки?

Посвящение:
Прежде всего, моему хитрому туманному искусителю :*
А также всем-всем-всем фанатам данного пейринга. Приятного прочтения.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Вспоминаю как писать драбблы .3. Тапки не принимаю, в ответ кидаю тонфа. В лоб. С двух метров. В ограниченном пространстве. Попаду точно :3

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Искушение.

Багровое солнце уже давно скрылось за горизонтом, серые сумерки змеями вились меж травы и деревьев, разбрасывали и играли лепестками опавшей сакуры.

Облокотившись плечом о косяк, Хибари вытянул правую руку в сторону и услужливый Кусакабе незамедлительно принялся подливать мужчине саке, теряясь в догадках, с чего вдруг его босс оказался в таком странном для него расположении духа.

Еще несколько часов назад сильнейший Хранитель кольца Облака Вонголы вышел в приемную в домашней юкате. Тетсуя был готов к тому, что его сейчас отправят по делу, но дело оказалось не из того перечня, которые обычно выполнял заместитель Главы ДК.

Ногой передвинув подушку и столик к дверному проему, Хибари широко раздвинул створки, впуская в комнату последние лучи алеющего солнца. Тетсуя вздрогнул — в красноватом свете солнца, он на мгновение увидел черную дымку, коконом обвившую тело Главы.

— Принеси мне выпить, Тетсу, — тихий голос был невозмутим и ровен, и Кусакабе на автомате встал и пошел к двери, потом замер, не закончив движение, обернулся, изумленно глядя на своего начальника.

Никогда раньше Хибари не пил. До этого самого дня.

Теперь, по прошествии этих нескольких часов, неожиданно тяжело давшихся Кусакабе, Облако все еще молча напивался — в гордом одиночестве, но в присутствии своего Заместителя.

Тетсуя боялся сейчас говорить с Кеей. Опустевшие бутылки уже в два ряда стояли на полу, на щеках Хибари уже давно играл яркий румянец, глаза блестели. Но с той поры, как японец отдал приказ, он продолжал молчать, и даже не смотрел, кто находится рядом с ним.

Когда бледная луна взошла на свой небесный престол, Кусакабе уже клевал носом и негромко похрапывал. Бросив взгляд в сторону, Кея наконец заметил, что его одиночество в комнате не такое полное, как он планировал до этого. Он был в полной уверенности, что Тетсу уже давно ушел — и тут же Хибари дал себе затрещину. Не заметить человека, исправно подливающего тебе алкоголь, было просто верхом невнимательности.

— Тетсу, иди спать, — окликнул Хибари своего добровольного компаньона, заставляя его разрушить оковы сна и вернуться к реальности.

— Но…

— Никаких «но». Мне нужно сосредоточиться и подумать. Уходи. Только перед этим еще саке принеси, — пробормотал Хибари, делая новый глоток.

— Как скажете, Ке-сан, — склонив голову, Кусакабе покорно попятился к выходу, через несколько минут вернулся с саке, а потом ушел совсем, подавляя зевоту.
Для Тетсуи не было секретом, что его Босс все страдания переносит молча — не зависимо от того, страдает ли его тело или же то, что внутри — душа, сердце или рассудок. Кея всегда был сдержан и проникнуть за эту маску, Кусакабе не мог уже много лет, хотя многие привычки он уже просто выучил, и они служили ему своеобразными ориентирами.

Вот и сейчас, не трудно было понять, что тревоги Хибари идут от сердца, но и справиться с ними может только сам Хибари — тут, Тетсуя был бессилен.

Оставшись наедине с собственными мыслями, Хибари еще некоторое время напивался, прижимаясь плечом к косяку, потом отодвинул столик, боком заваливаясь на татами и прикрывая глаза.

Он пролежал так примерно около часа. Все это время на улице не переставая стрекотали сверчки, Луна светила ярко и невозмутимо, обливая Облачника волнами своего холодного, равнодушного света.

А потом, все резко стихло. Хибари встрепенулся, когда ощутил знакомое ощущение чужого присутствия. Холодный, темный туман вполз в комнату, и стоило ему достигнуть ног Хибари — поднялся волной над парнем, сгустился, и змеей обвил все тело, заваливая Облако на пол, выбивая воздух из легких.

Хватая ртом воздух, Кея глотнул немного тумана, и несколько секунд он был свободен. А потом, легкие стянуло уже внутри, и перед глазами рассыпался ворох черных кругов. Кея катался по татами, пытался откашляться, но становилось лишь хуже.

Громкий вздох разнесся по комнате, и Хибари замер, не сразу понимая, что все прекратилось, пока глаза ему не закрыло что-то вроде платка или полоски ткани.
Он уже несколько месяцев играл в эту игру с туманным незнакомцем. Тот приходил к нему каждую ночь, вне зависимости от того, спал Кея или нет. Иногда он просыпался от того, что холодные фантомные пальцы гладили его бедра, иногда от глубоких, но тем не менее «призрачных» поцелуев. Но Кея никогда не видел лица своего визитера, и называл его просто «Незнакомец», даже не пытаясь дать другое имя.

Сегодня тот впервые материализовал предмет, чтобы не дать ему увидеть себя.

В целом, Кее даже нравились их игры, где Облако неизменно оказывался тем, кого старались подчинить. В зависимости от настроения и от обстоятельств, Незнакомец бывал нежным и бывал грубым.

А что до Хибари, то с каждым разом желание противиться уменьшалось. Хибари устал быть самым сильным. Хибари хотел, чтобы его победили, и ради этого намеренно уменьшал резерв собственных сил и средств.

Раньше это проявлялось только тем, что Кея оставлял дома коробочки и брал меньше колец. Но все равно побеждал. Теперь он позволял этому туманнику брать над собой верх в иногда не шуточной борьбе в пределах комнаты. Но не боялся его, ни капли не боялся. Хотя и не знал, кем именно тот является.

Почему-то внутри было убеждение, что ничего плохого тот ему сделать не посмеет.

Может быть, в этом были виноваты действия незнакомца, а может, Облако просто был циничен и знал, что ему уже ничего не грозит в этой жизни, потому что даже его враг, Смерть — даже она обходила его десятой дорогой.

Тем временем, происходило что-то странное. Хибари был удивлен, когда юкату с его тела медленно стянули, оставляя Облако практически полностью обнаженным. Что-то стянуло запястье и дернуло руки за спину — резко и до боли. Почему-то очень приятной сейчас боли, в то время как холодные губы коснулись его шеи и язык провел влажную дорожку до уха, вырвав из распаленного алкоголем Облака стон.

От подобного обращения тело пробила дрожь, кожа покрылась мурашками, хотя тут Хибари мог смело обвинять и ночную прохладу, которую он до этого не ощущал. Сердце пойманной птицей забилось в горле, когда он ощутил на своих бедрах тонкие пальцы — впервые визитер был осязаем. Поддев край плавок, холодные пальцы потянули их вниз, и Кея невольно взбрыкнул, поднимаясь на колени, старательно извиваясь и пытаясь избежать участи быть раздетым до конца, однако его очень быстро схватили за волосы и прижали спиной к худому телу, пока тонкие пальцы незнакомца заскользили по талии, изучающе сжимая выступающие косточки таза и оглаживая кожу бедер.

Сердце бешено билось прямо на языке, Хибари вновь протестующе дернулся, когда пальцы вновь поддели резинку, однако ягодицу одной рукой сжали до боли, вырывая болезненный стон и силой заставляя замереть, хотя Хибари в своем состоянии с удовольствием повредничал бы еще.

Отодвинув его белье от тела и удерживая свободными пальцами, таинственный атрибут Тумана сдвинул крайнюю плоть, обнажая головку, заставляя Хибари издать протестующий звук, однако в следующее мгновение, пальцы с ягодицы исчезли и тут же впились в нижнюю челюсть, силой поворачивая голову Облака вбок. Несколько секунд Хибари ощущал холодное дыхание у себя на губах, а потом губы незнакомца прижались к его, оказываясь неожиданно горячими и влажными. Будто он облизнул их перед этим.

Язык по-хозяйски скользнул между приоткрытых губ Облака, изучающе обвел белоснежный, ровный ряд зубов, скользнул глубже, и у Хибари не было ни единой мысли, чтобы не позволить своему захватчику пробраться так далеко. Напротив — Облако со стоном открыл рот еще шире, пытаясь ответить на поцелуй, но в меру своего опьянения делая это не очень успешно, зато целеустремленно.

Кажется, его визитер был удивлен подобной сговорчивости Главы ДК, и потому буквально через секунду от удивления выпустил край плавок, тут же вновь легших на место с характерным звуком. Затем последовал не то шипящий стон, не то просто болезненное шипение — оказавшийся возбужденным одним только поцелуем, член Хибари был болезненно прижат к телу, а резинка болезненно впилась в плоть ровно по линии уздечки, будто садистский способ поддержки.

Хибари был развернул лицом к незнакомцу, который не спешил расправить белье или вовсе снять его. Кажется, ему нравилось то, что он видит, потому что до того, как поцелуй был разорван и незнакомец отстранился, давая ниточкам густой слюны разорваться в воздухе и прилипнуть к коже, Хибари связанными за спиной руками успел ощутить, что гость возбужден не меньше и его плоть туго прижата к телу кожаными штанами.

— Какой же ты развратный, Хибари Кея, — шепнул знакомый голос, и Облако дернулся, осознавая, кто именно точно также, как он сам, стоит сейчас на коленях, держа его за челюсть тонкими холодными пальцами.

— М-мукуро? — Облако дрожащим голосом назвал гостя по имени. Он был уверен, что Мукуро где-то в Италии, лелеет жажду мести и ненависть именно к нему, к Хибари Кее, который раз за разом набрасывался на него, стоило ему мелькнуть на границе Намимори.

И главное — как сам Кея мог позволить ему просочиться в город и столько времени позволять быть так опасно рядом, предоставляя полный простор действий этому человеку?..

Кея честно не понимал, как мог допустить такое.

— Ку-фу-фу, я вижу, ты удивлен? Не думал, что я могу придти и вести себя вот так? — смех, голос — это точно был Мукуро. Мукуро, который несколько месяцев подряд приходил в его дом и вел себя практически как демон-любовник, Мукуро, который несколько минут назад не давал ему двинуться, уклониться от ласок, который властно сжимал его тело и целовал. Два образа не вязались.

— Как? Почему? — выдохнул Облако.

— Это не важно, — уверенность и непоколебимость была в голосе иллюзиониста, когда он вновь придвинулся, впиваясь в губы Хибари новым поцелуем, беспощадно сминая их, припухшие от алкоголя и поцелуя, врываясь языком в рот и тесно прижимая тело облачника к своему.

Растерянный, Хибари не сразу понял, что у Мукуро нет желания дальше говорить, зато есть желание действовать дальше. Одной рукой сжимая ягодицы облачника, мужчина не давал тому отстраниться, продолжая удерживать челюсть японца в болезненном захвате пальцев.

— Ах… Стой… Подожди… Мы не можем… — Хибари вскрикнул, ощущая, как волосы на теле становятся дыбом от действий туманника и волны дрожи одна за другой пробегают по коже.

— Почему же? — шепнул тот в приоткрытый рот Хибари, языком обводя горьковатые от количества выпитого алкоголя губы и вновь жадно целуя его.

— Ты же должен ненавидеть меня за то, что было в прошлом! — с ноткой отчаяния прошептал Хибари, изгибаясь в отчаянной попытке отстраниться.

— Но ведь не ненавижу, не так ли, иначе бы не приходил к тебе месяц за месяцем и не готовил к сегодняшнему дню. Мое похотливое Облако. Только мое, — прикусывая губу пробормотал Мукуро, жадно разглядывая раскрасневшееся от поцелуев лицо облачника и скованное возбуждением тело. — И твое тело, между прочим, совсем не хочет останавливаться, не так ли? Я бы на твоем месте прислушивался к нему, — почти нежно промурлыкал иллюзионист, начиная медленно опускать Облако на татами, просчитывая, как долго до Хибари будет доходить, что даже опускает Мукуро его вовсе не для того, чтобы развязать и уйти.

Татами были прохладными, и Кея невольно поежился, разгибая ноги, однако полностью вытянуть их ему не дал сидящий между ними Мукуро и Кея оставил их согнутыми в коленях, кусая губы, в образовавшемся безмолвии пытаясь просчитать, чего может хотеть от него иллюзионист, что делает такие вещи. Зная, кто его таинственный гость, Кея не мог избавиться от своей подозрительности.

— Ойя-ойя, жаль, что у меня нет возможности тебя сейчас сфотографировать. Выглядит как приглашение к ужину, и главное блюдо — прямо передо мной, — прокуфуфукал иллюзионист, плотоядно облизываясь и наклонившись к Хибари, прижался губами к его шее, сначала мягко целуя, а затем прикусывая кожу и оставляя на шее темное пятнышко засоса, а затем еще и еще, вниз по телу, оставляя пятна разной степени на торсе, наслаждаясь тем, что он может заставить пульс и дыхание Хибари ускориться, вырвать из груди придушенный самим хозяином стон. — Да, тебе определенно нравится, — довольно улыбаясь, Мукуро глянул на зажатый резинкой белья член, на головке которого выступили крупные капли смазки, часть из которых уже стекла на кожу в небольшую лужицу.

Хибари промолчал — он сам чувствовал, что привыкнув ко всем, даже странным действиям ночного гостя, теперь просто не может противиться возбуждению. Его тело автоматически реагировало и желание самого Кеи тут особой роли не играло.

Однако мысли о том, хорошо это или плохо, что Мукуро здесь и Хибари беззащитен перед ним прервались, стоило языку иллюзиониста коснуться возбужденной головки члена, одним движением слизывая солоноватую, со специфическим запахом смазку. Если бы глаза Хибари не были завязаны лентой, можно бы было увидеть, как резко сузились его зрачки, когда волна чистого удовольствия прокатилась по телу снизу вверх, как потом затрясся, изгибаясь всем телом, облачник, и дрожь прошила его от макушки до пят.

Гортанно застонав, Хибари замотал головой, лишенный возможности думать и анализировать. Откинув голову, молодой мужчина кусал губы, пытаясь не стонать, не дышать так часто на радость мучащего его Рокудо.

В этот момент, тот воспользовался замешательством и занятостью Хибари, ловко стягивая уже давно надоевшее белье, не глядя отбрасывая — до этого он не позволял себе такой вольности, как просто раздеть Главу, обнажить бледное, разгоряченное и возбужденное тело для прямого взглядом. Мукуро всегда было важно оставить себе простор для фантазии, чтобы был стимул продолжать дело, хотя руками, или не только руками, он уже давно коснулся каждого укромного местечка. Однако увидеть все он позволил себе лишь сегодня, и еще несколько минут просто созерцал обнаженное тело онемевшего и напряженного Облачника, пылающего до корней волос от смущения, раз за разом тщетно пытающегося сдвинуть ноги, чтобы хоть немного прикрыться — Кея кожей чувствовал взгляд Мукуро на своем теле и не смущаться просто не способен.

— Вау, — вырвалось у Мукуро, когда первое впечатление было составлено. — Выглядит лучше, чем в самых смелых моих мечтах. Не понимаю, как в таком теле может скрываться такая сила. Ты такой изящный, просто конфетный мальчик, умудрявшийся много лет прятать все это от меня.

Хибари и правда был просто непростительно изящно сложен. Он был от природы строен и гибок, и за каждый грамм мышц ему приходилось бороться, кусать зубами бинты на руках, и даже когда он не мог встать от тяжелого дня после тренировок — он вновь и вновь заставлял себя продолжать изматывающие упражнения. Тонкие черты лица, бледный, с не по-мужски изящными плечами, с выступающими линиями ключиц, с длинными пальцами пианиста, тонкими кистями и худыми руками со змейками вен и четко выраженной мускулатурой. На груди сейчас темнели пятна засосов, еще одним ярким пятном были покрасневшие и возбужденные соски — Мукуро не раз и не два возвращался именно к ним, прикусывал и посасывал — просто не мог обойти своим вниманием бледно-розовую кожу, заставляя своими действиями возбудиться еще сильнее, вырывая многочисленные стоны и вскрики. Четко выступающие ближе к животу ребра, на груди были полностью скрыты развитыми грудными мышцами. Далее шли тонкая талия, четко очерченные кубики пресса — Хибари явно не жалел усилий, однако, может он и не жалел их, но выступающими кирпичиками они у него так и не стали — тут можно было только предположить, что свою роль сыграла и генетика. Талия была по-девичьи тонкой, косточки таза красиво выступали, невольно заставляя заинтересоваться тем, что ниже, — а ниже тоже никаких отклонений не было.
Возбужденный член был достаточно приличный длины и ширины, прямой, с сетью вен, проступающих через кожу, с венчающей его бледно-малиновой головкой. Ноги, ноги Хибари — длинные и не тонкие — изящные, и на них тоже видны мышцы. Однако он все равно был изящен, почти по-мальчишечьи, не смотря на свои двадцать с лишним лет.

Хибари, кажется, не меняется — только выражение глаз уже совсем другое, не такое, как при их первой встрече, не такое, как при их последующих стычках.
Мукуро много раз видел, как Кея смотрит в пустоту комнаты, не зная, откуда он придет новой ночью, чтобы сесть рядом — ощутимый кожей, но не видимый глазам. Мукуро пугал Хибари, а Кея все не пугался, и в конце концов, поверив, что невидимый гость вовсе не плод его безумия, стал понемногу делиться своими мыслями и заботами, иногда отчитывался о том как прошел день. И Мукуро был очарован тем, каким на самом деле мог быть этот молодой мужчина. Хотя, кое-что исправно тревожило его.

Взгляд человека уставшего жить. В свое время, когда он только пробрался в дом, чтобы оплатить все счета, все долги Хибари Кее, он понял, что это бессмысленно. За него уже все сделала иссушающая жизнь в мире мафии. Хибари Кея, его самый желанный противник, устал жить.

И тогда Мукуро впервые всерьез забеспокоился. Вторым звоночком стали наблюдения за сбором на дневные задания — Хибари брал все меньше оружия, возвращался все более избитым и длились самые простые задания все дольше.
И Мукуро безумно злился, когда наблюдая за переодевающимся Облаком находил новые синяки и ссадины на коже. Когда приходило его время вновь напомнить о себе, Рокудо прежде всего наказывал Хибари за то, что тот так легкомысленно позволяет себя ранить. Иллюзионист кусал эти синяки, ставил поверх засосы, и Хибари приходилось рассказывать, как он получал свои травмы — в противном случае, Мукуро не отставал и не разжимал зубы.

Третий звоночек прозвенел, когда Кея пропал на неделю — сходящий с ума от беспокойства Мукуро все морги пробежал, чтобы наконец вздохнуть с облегчением, обнаружить парня в больнице. Облегчение быстро сменилось отчаянием — у Хибари были переломаны все ребра и повреждены органы. Тогда Мукуро в прямом смысле поселился в палате, и неделями просто поглаживал и целовал изломанное тело Облака. Он сам не знал, с чего ему так нравилось заниматься подобным делом — не получая ответных ласк, он всегда был рядом, всегда старался на свой лад оживить Кею.

Когда Хибари после всего вернулся домой, несколько ночей Мукуро зло кусал и стискивал его тело в своих объятиях, а Хибари только шептал ему слова извинений. И со временем Мукуро успокоился, но следить начал еще тщательнее.

Хибари, поняв, что его не то сожитель, не то залетный гость уходить не намерен, стал подкармливать его — часто готовил на двоих, клал вторую подушку — так-то Мукуро уже давно спал с ним в одной постели. Но подобное все равно было приятно.

Так продолжалось за месяцем месяц, и вот, прошлой ночью Мукуро не смог придти — Наги на задании понадобилась его помощь. Бросить своего медиума он права не имел. Вернулся он лишь поздно утром, и то, чтобы тут же завалиться спать.

А Хибари в итоге решил, что он ушел совсем, и даже напился сегодня.

— Как не обдуманно это было, Глава — списать меня со счетов, а потом и вовсе напиться, лишь потому, что одну ночь я не пришел сводить вас с ума, — прошептал Мукуро, поднимая глаза.

— Умолкни, — огрызнулся Облачник, ерзая и незаметно пытаясь отползти прочь.
— Я не сделаю это по одной простой причине — тебе ведь нравится мой голос, — Мукуро подцепил пальцами повязку и потянул ее вниз, чтобы увидеть глаза — как живое серебро, наполненные гневом и смущением, вперемешку с остаточной дымкой возбуждения. — Мне безумно нравится твой взгляд сейчас, особенно, когда я понимаю, что это ненадолго, — руки также были высвобождены, однако Хибари не мог идти — глаз Мукуро вспыхнул малиновой вспышкой и комната изменилась. Стебли лотосов обвили ноги и предплечья, все еще не давая Кее двигаться, как ему захочется.

Мукуро тем временем встал и сбросил пиджак, затем снял галстук, позволяя молчащему Хибари смотреть, как он раздевается. Скинув футболку, Мукуро повернулся и глянул на Облако сверху вниз — насмешливо, с превосходством.

— Итак, что же мне сделать с тобой сегодня? — задумчиво прижимая пальцы к припухлым от поцелуев губам, Мукуро вновь опустился на колени, обхватывая руками левую ногу японца и поглаживая ее. — У тебя такие красивые ноги, ку-фу-фу, — губами коснувшись щиколотки, Мукуро скользнул поцелуями выше, одним усилием воли заставляя пропасть первый стебель. Хибари отвернулся, сдерживая дрожь, однако туманник видел — как и прежде, чувствительный к любым ласкам, Кея невольно реагирует на его прикосновения с прежней отдачей. Не вязался лишь портрет характеристик. Но на самом деле, Хибари уже очень давно было плевать, кого именно он привечает. Значит, все не так уж и плохо. Будет проще, чем он думал.

Дойдя до внутренней стороны бедра, Мукуро лизнул ямочку, затем отпустил эту ногу и точно также приласкал другую — Кея уже часто дышал, румянец на щеках и прикрытые глаза с головой выдавали, как ему приятны эти прикосновения.

Минуя своим вниманием пах, Рокудо прижался к искусанным и сухим губам — в этот раз, Хибари ответил на его поцелуй, и, кажется, опьянение понемногу сходило на нет. Поцеловав изгиб подбородка, Мукуро частыми поцелуями осыпал шею, уделил внимание ключицам.

Хибари слегка повернул голову, и из-под полуопущенных век продолжил наблюдение за продвижениями Мукуро. Мысли в голове все еще роились, но неожиданно для себя, Хибари стал понимать и принимать — он приручен, как приручен дикий зверь. Как бы Кея не пытался убедить себя, что ему нельзя поддаваться на ласки Мукуро — это было бесполезно, его собственное тело, сознание и разум уже не могли воспринимать парня как врага. Он сам с самого начала убедил себя, что его гость опасности для него представляет. Глупое Облако, как он был наивен тогда, позволяя невидимке небольшие вольности, с каждым днем становящиеся все более вольными.

Губы Мукуро между тем вновь терзали его соски, и Хибари не смог удержать стон. Окончательно отбрасывая сомнения, Хибари покорно отдавался ласкам — как и много месяцев подряд до этого.

— Хороший мальчик, — прошептал Мукуро, и Кея услышал, что он улыбается.

— Не отвлекайся, — одернул он иллюзиониста.

— Ох, прошу меня простить, Кея… сама? — уважительная частица обозначающая «господин» была пропитана насмешливой интонацией — Мукуро давал понять, что далеко не Хибари сейчас является господином для кого бы то ни было.

Однако поняв, что от Облачника больше проблем можно не ждать, иллюзионист и правда сосредоточился на деле. Горячие, немного хаотичные поцелуи прошлись по животу, зубами Рокудо сжал выступающие косточки, ощущая, что от вида извивающегося от удовольствия любовника и сам возбуждается.

Прежде чем приступить к самой мучительной и приятной ласке, мужчина разделся сам, с облегченным вздохом избавляясь от чересчур тесных штанов. Устроившись между ног Хибари, Мукуро облизал головку, а после стал вбирать возбужденную плоть в рот, лаская языком и зубами, стремясь доставить как можно больше удовольствия.

— Нх… Мукуро… глубже! Ах! — выстонал Хибари, ощущая, как стон вырывается почти неохотно, сквозь сжатое горло и зубы, заставляет зазудеть губы — Хибари безумно хочет сейчас иметь возможность коснуться любовника руками, ощутить его губы на своих губах, поцеловать — сильно и резко.

И Мукуро покорно насаживается на плоть горлом, сжимает. Несколько мгновений проходит, прежде чем с гулким вздохом соскальзывает обратно. Но Мукуро не хочет доводить дело до конца одним только ртом — тонкие пальцы сжимаются в тесное кольцо возле основания и скользят вверх по скользкой от слюны коже, выдавливая смазку.

Хибари стонет — протяжно и зазывно, и чудесней этих звуков быть не может. Щелчок пальцев — стебли до этого державшие тонкие запястья исчезают. Хибари часто дышит, и Рокудо видит муть в его глазах — настолько сильно охватившее облачника возбуждение.

Пальцы полностью охватывают плоть в тугой капкан и Мукуро ласкает своего Хибари, резко, иногда замедляясь, иногда срываясь в бешеный темп, иногда начиная языком ласкать яички или головку, чтобы все привело к единственно верному концу — с гортанным стоном, обхватив себя руками и умудряясь ласкать свои собственные соски, растертые до крови, Облако кончает.

Довольное ку-фу-фуканье оглашает комнату. Обмазав пальцы в горячей вязкой сперме, Мукуро вводит первый палец в туго сжатое колечко мышц. Кея вновь стонет — он еще не успел отойти от первого оргазма, а Мукуро уже продолжает. Однако, Туман не виноват — он слишком долго ждал, когда настанет этот день и он поймет — можно не прятать свою тягу от объекта своего вожделения — изначально случайного, а теперь направленного на этого человека намеренно.

Цепляя пальцами скользкий бугорочек мышц, Мукуро незаметно вводит второй палец — он очень тщательно растягивает Облако, не желая причинять боль, когда дойдет до основного процесса. Как заведенный Хибари выдыхает его имя — меняется интонация, иногда появляется хрип, иногда голос пропадает, иногда Кея говорит с придыханием, но этот выдох — «Мукуро» — ритмично оглашает комнату, и сам иллюзионист почти счастлив.

Наконец, приготовления сделаны, распаленный Хибари шире раздвигает перед ним ноги — кто бы подумал, что когда-нибудь неприступное Облако будет предлагать Туману взять его. Тонкие пальчики облачника скользнули вниз по собственному телу, однако садится, а после становится на четвереньки он вовсе не для себя — пальцы уже обхватили член сидящего на татами иллюзиониста, губы накрыли головку влажной и горячей тюрьмой. Хибари ласкает Мукуро как может, хотя невольно даже в этой позе разводит ноги как можно шире, будто ожидая, что кто-то прямо сейчас присоединится к их забаве.

Мукуро от удовольствия часто жмурит глаза, как сытый кот, облизывает губы и постанывает. Решив, что с него хватит, Рокудо вновь опрокидывает Облако на спину, трется влажной головкой об анус и входит, под аккомпанемент протяжного крика-стона Хибари, откинувшего голову от смеси удовольствия и боли.

Им обоим нравится то, чем они занимаются, здесь нет места своевольным мыслям о том, что это не для них, каждый четко осознает, кто с ним в постели, и каждый получает удовольствие от правдивости этих мыслей — они даже почти готовы признать, что любят друг друга, но оба прикусывают язычок — еще слишком рано для таких слов.

Обхватив талию Мукуро ногами, Кея бешеной змеей извивается под партнером, тесно прижатым к нему — Облако чувствует, как Мукуро изгибается волной перед тем как снова вбиться в податливое тело. Обхватив друг друга руками, они оба часто и резко выдыхают, стонут и шепчут имена друг друга, и так по кругу, замкнутые в единую цепь.

Мукуро часто целует Кею, и тот жадно принимает эти поцелуи, долго не позволяя расцепиться их губам.

По разгоряченным телам стекают капельки пота, и его запах — будто изысканная приправа к другим запахам, вкусам и звукам — куда более откровенным, чем просто звук соития. В безмолвии звучат признания — в желании, несдержанном, пылком и пьянящем. И они оба уже знают, что будет следом за этим. Серебро смотрит в гетерохромию, состоящую из сапфира и рубина, и они читают то, что еще не сказано именно в глубине глаз друг друга.

Первым в крике заходится Хибари — плотное касание к простате заставляет его глаза закатиться, а тело бешено изогнуться, пока губы ловят воздух. Следом за ним, с тихим рычанием кончает и Мукуро. После они еще долго лежат тесно переплетенные, Хибари ласково ерошит хохолок на затылке партнера, пока тот лениво приживается губами к коже в коротких поцелуях. Первым молчание нарушает Кея:

— Почему ты не отомстил мне? — в его голосе слышны почти ленивые нотки, Кея сыт и доволен, как кот.

— Это долгая история, ее я расскажу тебе в другой раз, — интонации голоса Мукуро сходны, однако даже самый непривычный слушатель смог бы различить там интонацию если и кота, то кота больших размеров.

— Хорошо, — довольно вздыхая, Хибари даже и не думает настаивать — уловив момент, он вновь целует своего иллюзиониста.

— Ti amo, — шепчет Мукуро в перерыве, и не давая Хибари время для раздумий, вновь утягивает в поцелуй, который затягивает их обоих на несколько очень долгих минут, полных влажных звуков поцелуев и довольных вздохов.

— И я люблю тебя, Мукуро, — довольно вздыхает Облако, ероша волосы любовника и поглядывая куда-то в сторону.

— Значит, теперь я могу переехать к тебе окончательно? — засмеялся иллюзионист, целуя изящную шею.

— Можешь, — с серьезной миной кивает Кея, однако очень быстро его губы трогает ласковая и не напряженная улыбка.

И Мукуро замирает, несколько мгновений смотрит на парня, затем тоже улыбается, вновь устраивая голову у него на груди. Почему-то он знает, что выражение усталости из глаз Хибари пропало, и что теперь, тот прекратит играть со смертью — тоже знает. В конце концов, это ведь его Хибари Кея…

---

Никотиновая нежность.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Haikyuu!!
Основные персонажи: Кенма Козуме, Тетсуро Куроо
Пэйринг: Куроо/Кенма
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Романтика, Ангст, Флафф, Психология, Повседневность, Hurt/comfort, AU, Эксперимент, ER (Established Relationship), Первый раз, Дружба, Любовь/Ненависть
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика
Размер: Драббл, 17 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Малыш изредка облизывает пересыхающие после затяжки губы, а Куроо после одной такой поднимается, и, повернув к себе милое личико, целует так жадно, будто готов съесть.
Для него Кенма курит не менее сексуально, чем он для Кенмы.

Посвящение:
Прежде всего - Питеру. Потому что заказ его. В мире Питер известен как Taiyou Mun. И я рад, что знаю такого прекрасного человека и автора.
Во-вторую очередь не могу упустить возможность вписать сюда Кенму. Потому что Кенма. Потому что я Куроо. Понятно все, в общем. *Краснь*
И наконец, я не могу упустить шанса вписать сюда бро. Бро впишу просто так, сделаю вид, что его стопятьдесят сэлфи в инсте в рожами левых баб - это норма, а я приличный бро и не вздыхаю над каждым по две минуты. Сэлфи зло.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Писалось все ночами - а когда иначе-то было? - в заметках на телефоне. В самой жопе мира. При нулевом присутствии сети. Когда на диване храпит второе тело. И все бесит.
О том, как меня откачивала половина лс, когда заметка пропала из-за тупости телефона - опустим. О том, как я тленил и не любил работу - тоже. Я всегда не люблю свои работы, если мне вот прям все нравится - что-то странное в мире творится.
Возможны сдвиги текста - при переносе буквенной массы из заметки на комп сдвиги были, да. Я ловил их, как мог, но спешу выставить, и почти наверняка какая-нибудь такая штука всплывет, в конечном итоге. Так что прошу тыкать в ПБ.
Остальные "Никотиновые" работы можно увидеть тут: ficbook.net/collections/6263995
Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Никотиновая нежность.

Вечер, переходящий в ночь, которая закончится встречей рассвета — классический сценарий конца рабочей недели, когда пленники аудиторий и офисов выбираются из крошечных кабинетов, и, решая наконец-то вырваться из замкнутого круга и рутины, следуют старому-доброму совету и отправляются искать приключения.

Токио — как раз из тех городов, что не спят долго, можно даже сказать, что не спят вовсе. По крайней мере, неоновые вывески предполагают, что в заведениях ночью гарантированно кто-то есть.

И с одиннадцати вечера до часа ночи — самый пик активности.

Люди по всему городу — если не по всей префектуре — отправляются на вечерние прогулки, встречи, идут пить в бары и караоке, сидят в крошечных раменных и просторных кафе, посещают магазины и клубы, играют в различные игры — настольные и подвижные — автобусами едут в парк аттракционов, чтобы, закупившись ватой и попкорном, испытать на своей шкуре весь возможный градус безопасного риска, — который зовется безопасным только из-за так называемой страховки — да притупленное, приторное, ненастоящее чувство страха.

Больше всего на улицах все-таки подростков, пусть их родители и говорят им ограничиться домом друзей или своим собственным, сделать уроки, посмотреть фильм, приготовить себе ужин.

Любимые чада искренне кивают, и пока мамочка с папочкой идут на званный вечер, на чей-то день рождения, на корпоратив — детки, попялившись с полчаса в телевизор, а потом еще минут пять в окно, на спешащих внизу людей, быстро обуваются и идут, куда глаза глядят, по пути продумывая маршрут своей прогулки — как правило, не очень короткий, чтобы попасть домой как можно позже, и, по возможности, с магазинчиком по пути.

Но были, конечно, и те индивидуумы, которые предпочитали гулять в гордом одиночестве, в компании наушников и пачки сигарет, с сумкой за спиной; предпочитающие ловить взгляд прохожих на изображении белого зубастого кота, который улыбался с черной кожи; на своих сережках, которые темными полосками прикрыли уши; на всклокоченной шевелюре; на бандитской улыбке.

На чем угодно. Главное, чтобы прогулке никто не мешал, и, разумеется, не заговаривал на улице.

Сегодняшний вечер был прохладнее обычного. Дожди шли всю неделю, и хотя лето обещало скоро вернуться, многие все же не удержались и повесили на вешалки легкие куртки и пальто.

Под описание выше вполне подошел и Куроо, который как раз вырвался с подработки, и к пустому холодильнику в квартире не очень-то спешил. Как и к приевшемуся одиночеству, таящемуся в просторной трешке под каждой диванной обивкой, в стенах, полу и даже потолке.

Маршрут, который он избрал, через тридцать минут должен был окончиться остановкой, где он вполне быстро мог попасть в теплое нутро автобуса.

Однако все пошло не так, как было задумано самим парнем, а после этого перекроился и весь его устоявшийся до легкой тошноты быт; возможно, после этой вроде бы невинной прогулки изменилась и его, казалось, уже предопреленная, заранее расписанная кем-то до конца, жизнь.

Куроо не мог вспомнить, почему светлая макушка в свое время привлекла его внимание в толпе. И с чего вдруг он решился подойти, хотя знал — у этой курилки можно встретить только сотрудников гей-клуба, который был расположен в подвале рок-бункера, да продавца из самого бункера.

Он мало чем походил на них, одетых в кожу и железо, крашеных, стриженых, наводящих на мысли не то о панках, не то о байкерах. Только черные джинсы, да пирсинг еще как-то могли вписаться, но никак не его наглаженная до хруста белая рубашка и темно-красный галстук.

И все же он вытащил сигарету, расстегнул свое пальто — классически черного цвета, длиной до середины бедра — нервно потянул узел галстука, одернул черную жилетку и выдернул рубашку из-за пояса.

И, мысленно дав себе по шее, все же решил подойти.

Светлая макушка оказалась не такой уж и светлой, да и вообще — обладатель роскошных волос, собранных сверху в хвост, а дальше рассыпавшихся по плечам, оказался парнем, о чем мозг догадался предупредить с большим опозданием. И, судя по тому, как его приобнимали, ориентация ему позволяла стоять возле гей-клуба без малейшего смущения.

Куроо, всю жизнь мнивший себя натуралом, мысленно взвыл и озлобился на свой собственный, прежде безупречный, даже нет, безукоризненный вкус, который в прошлом обычно не ставил его в столь неудобное положение.

Он даже хотел было отшатнуться и уйти, но когда кружок распался и развернулся полукругом, окидывая его оценивающим взглядом с головы до ног, не упуская из виду ни единой детали, парень понял, что бежать уже поздно.

Любимая им усмешка получилась слегка нервной и даже агрессивной. Мышцу дернуло, и Куроо выдохнул враз охрипшим от нервоза голосом:

— Огонька не найдется?

Двухсекундная заминка, а еще через пять перед ним было три вытянутых руки, три огонька на выбор.

Тетсуро поежился, наклонился и прикурил от ближайшего к нему. Один глаз у него и так всегда почти был закрыт челкой, но второй он не поленился поднять на лицо того, от чьей зажигалки он прикурил.

Кажется, он случайно разбил кому-то сердце одним этим взглядом, потому что худой и высокий парень, рассматривавший его лицо, внезапно смутился и продолжил зачарованно смотреть на него, даже когда брюнет уже выпрямился и глубоко затянулся, будто не курил последние дня два.

Куроо знал, что он хорош. Знал он и то, что у него красивые глаза. Красивый разрез, красивое обрамление из длинных черных ресниц, пленительная темная радужка, проникновенный взгляд. Знал, что после полного дня на работе ресницы заметно подрагивают, потому что он устал и слегка хотел спать.

Еще Тетсуро получал комплименты, касающиеся его губ. Форма. Мягкость. Упругость. Его пассиям нравились его губы и то, как он их целует.

Но в обществе гомосексуалистов, когда сам он всего лишь обознался — обознался ли? — его своеобразная красота, все то, что так любили его поклонницы, обещало стать проклятием.

Или уже стало.

Куроо нервничал, адреналин обжигал вены и первая сигарета закончилась слишком быстро. Компания, до этого шумная, притихла, предпочитая смотреть на то, как курит посторонний. А может просто смотреть на него. Оценивая. Во всех смыслах.

Смотрел и парень с крашеными волосами. Тетсуро отметил необычный, редко встречающийся кошачий взгляд, и даже не знал уже, чтобы такое сказать своему вкусу ласковое и не очень.

Парень был довольно красив, напоминал котенка личиком и глазами, манерой смотреть не мигая, и слабость Тетсуро к кошкам дала о себе знать жгучим желанием почесать этого малыша за ушком, проверяя, не замурчит ли он для него.

Низенький, примерно по плечо Куроо, темные корни волос. Хрупкий, худенький куда ни глянь — что плечи, что бедра, что кисти. Кажется, что если провести руками — наткнешься на выпирающие косточки; брюнет рискнул бы поставить свою зарплату, что так и есть.

Молчание затягивалось, сигарета догорела. Куроо мельком осмотрел остальных: двое, один из них обнимал Котенка, явно смотрели на него с ожиданием, двое отвернулись и занялись друг другом, нежничая. Котенок и тот парень, у которого он прикуривал и которого, кажется, очаровал, смотрели с интересом, только один слегка равнодушно, а второй от нетерпения кусал губы и явно уже нафантазировал знакомство и дальше, дальше, чуть ли не до самой постели.

От этой мысли Тетсуро подавился и закашлялся, прикрывая рот рукой, неловко сморгнул выступившие слезы и кое-как выбросил окурок в урну, доставая пачку и с досадой обнаруживая, что никотиновая радость его закончилась.

— У кого можно взять одну? — Парень сморщился и осмотрел присутствующих, показывая пачку. Мальчишка, которого мысленно Куроо обозвал Мечтателем, сник. Двое других, которые наверняка предпочитали коротать вечера в качалке, тоже покачали головой.

Зато Котенок не разочаровал.

Чтобы он мог одолжить Тетсуро сигарету, здоровяку пришлось убрать руки, а в следующее мгновение его самого уже дернул к себе второй, улыбаясь и что-то шепча, обнимая так, что Куроо даже слегка смутился смотреть, как пальцы сползают вниз по спине, так и не притормозив на пояснице. Такого расклада он точно не ожидал — оба больше тянули на тех, кто берет, нежели отдается. Универсалы?

Куроо взял сигарету, но зажигалку брать не пришлось — Котенок прикурил, пока он разглядывал сцену за его спиной, а когда Тетсуро собрался уже было просить огонька повторно — дернул его за галстук, и кончики сигарет соприкоснулись. Бумага и табак довольно быстро занялись, но это не помешало пареньку остаться стоять, держа его за галстук и изгибая в спине.

Личико Мечтателя, который стоял сбоку и прекрасно видел эту сцену, исказилось жуткой злобой и досадой. Кажется, он даже заскулил, а потом резко отошел, растолкав вовсю лобзавшихся здоровяков.

Кто-то присвистнул, разглядев щекотливую ситуацию, в которой малыш продолжал удерживать их обоих.

Вкус, который было притих после пары ласковых, поднял голову и вякнул что-то в свою защиту. Брюнет даже рискнул присмотреться к первоначально привлекшему его внимание Котенку.

Смелость, вернее дерзость, с которой он держал его за галстук, это пикантное положение, когда глаза в глаза, сигарета к сигарете, ощущая дыхание на коже — Куроо это очень понравилось.

— Меня зовут Кенма. Я работаю до четырех. Встретишь? — Паренек взглядом показал на бейджик, а Куроо мысленно хмыкнул и прикрыл глаза. Снова такое смелое предложение. От этого малыша уже прямо ждешь признания, что он актив.

Куроо тоже актив. Не потому что пробовал. Из принципа.

Он открыл глаза, усмехнулся. Сигарета дрогнула, шапки пепла слетели вниз, едва не опалив нежные пальцы маленького бармена.

Тетсуро затянулся, потом зажал сигарету пальцами — рука его взлетела между их лицами, прервав зрительный контакт, медленно опустилась.

Кенма застыл, но ослабил хватку, позволяя Куроо выпрямиться, и брюнета даже зачаровал тот слышимый на грани возможности слуха шелест, с которым ткань галстука выскальзывала из цепких пальчиков.

Покрутив головой, чтобы снять напряжение с шеи, Куроо после еще минуты две думал, глядя на кусающего губы Котенка, который уставился на его чистую шею гипнотизирующим взглядом.

Снова затяжка. Выдох. Прямо в личико взволнованного юноши. Дым красиво разбился о преграду, а малыш сморщился.

— Лучше я подожду тебя за твоей стойкой. Проставишь мне стаканчик за счет заведения? — Хитрая, но обворожительная улыбка, от которой сердце тает, а в животе, напротив, что-то трепещет, стала ему ответом.

— Такая привилегия только для близких друзей, но для тебя сделаю исключение.

***

Кенма, как и он, курит только легкое, не слишком пахучее. Ему нравится музыка, самая разная, и иногда он тяготеет к классике, так что проснуться под Бетховена на будильнике — что ж, не так уж и плохо, хотя Скрябин с его быстрыми и звонкими композициями приводит его в восторг.

Обо всем этом Тетсуро узнает буквально тем же вечером, вернее ночью.

Он выпил всего стакан бренди, а потом был апельсиновый сок, куда малыш якобы добавлял мартини. На деле, это просто сок, а сам Кенма не слишком тяготеет к людям, склонным пить ради того, чтобы нажраться.

Куроо говорит, что нет, это не про него, и заедает свои слова оливкой с косточкой.

К трем часам клуб еще не думает пустеть, а в зале слишком знакомая, слишком шумная физиономия. Даже две.

— Бро?! — Ему показалось, или голос Бокуто сорвался на фальцет?

— Привет, бро, — вот уж нежданная, неловкая встреча. Но это бро, они быстро разберутся.

Акааши, которого Котаро держит за руку даже сев — от потрясения — за стойку, сдержанно кивает и быстро шепнув что-то на ушко Совеню, юркает к Кенме. Они переговариваются, и Котенок то и дело отворачивается, мягко отталкивает ладонь попытавшегося его погладить по волосам парня, потом краснеет и даже злится — это хорошо видно по лицу.

Куроо нравится наблюдать, а то, что малыш оттолкнул Акааши, вынуждает его задуматься о прошлом этих двоих и, разумеется, о настоящем.

— И что тебя привело… Сюда? — Бокуто осторожен. Скрывать свои отношения от бро, свою ориентацию и почему они с Акааши вообще сошлись было сложно. Теперь еще и неловко, и стыдно.

— Кто, — поправляет его Тетсуро, для которого тайны бро вообще не тайны — три часа разговоров об Акааши Кейджи, фотка Кейджи на телефоне, где раньше аналогично был Куроо — шифруется Котаро дерьмово, ничего не скажешь, зато криков отрицания было выше крыши, когда Куроо высказался в данном направлении — и насчет себя, и насчет Акааши. И угадал, как было видно тогда, а уж тем более сейчас. — Вон то чудо в жилетке. Подстава со стороны моего вкуса, но и уйти не попробовав не дает. Вякает, — Куроо хмурится, когда бро улыбается слишком уж радостно.

— Так ты тоже… Этого… Того? — Изъясняется Бокуто еще хуже. Но догадаться не трудно. Куроо усмехается и поворачивает к нему голову, подперев щеку кулаком, постукивая ноготками по стакану.

— Не знаю пока, но, кажется, есть шанс попробовать. Почему нет? — И пьет свой сок, кожей ощущая не только давящие басы, но и совиный восторг.

— Охо-хо, бро, значит, можно теперь обсуждать с тобой симпатичных мальчиков? — Бокуто выгибает бровь со вставленными в нее сережками, а Тетсуро думает о том, что развитость лицевых мышц Котаро даст десять баллов вперед некоторым зверькам.

И задумчиво трогает свою сережку под губой, ощущая, как металл холодит горячие подушечки пальцев.

— Не знаю пока, хотя, по-моему, тебе и раньше ничто и никто не мешали обсуждать мальчиков. Это я был строго по-девочкам, а на шикарные руки заглядывался вместе с тобой, — повторяет Тетсуро и улыбается в своей кошачьей манере, со скрытым ехидством, обводит кончиком языка нижнюю губу, начиная терзать небольшую трещинку, где апельсиновый сок успел вызвать болезненную припухлость.

Он точно знает, что бро раньше заглядывался на его задницу. И принципиальность Тетсуро приводила его едва ли не в состояние клиента обитой поролоном палаты.

Потом они стали учиться в разных местах, разъехались — от Бокуто осталась только гитара-семиструнка — и Котаро влюбился в другого.

Этого другого звали Акааши Кейджи, он подрабатывал моделью и ориентация его не была секретом после однодневного романа с мужчиной-фотографом. Акааши пытался качаться, чтобы не быть таким худеньким и нежным, но больше, чем красиво обрисованная мускулатура по всему телу, не добился. Теперь он был зверьком, а не птичкой, гибким, даже сильным, но не давил массой, как хотел.

Зато вместо него массой давил Бокуто с его широкими плечами и сильными руками, роскошной спиной, ногами, который самого Акааши мог поднять одной рукой и часами носить на плече особо не потея.

В итоге — сошлись два одиночества. Куроо, который предсказуемо все знал, был согласен, что пара вышла гармоничная — флегматичный внешне Акааши и энергичный до неприличия Бокуто.

Подробностей он не знал, но стойкое ощущение, что Кенма как-то связан с этой историей любви, не давало ему теперь покоя, и он задал интересующий вопрос бро.

— Твою кошачью интуицию бы на благое дело, — Бокуто играет бровями и тянет чужой стакан к себе, через трубочку уполовинивая объем имеющегося сока.

— Рассказывай давай, — Куроо смеется и тянет стакан назад, глядя, как Кенма стоически терпит руку на своем плече. Обычно Акааши не трогал без нужды, а тут столько попыток за такой короткий срок…

Сок прохладный и приятно пощипывает горло, и не важно, что в клубе и без того морозилка.

— Акааши — бывший парень Кенмы, — негромко говорит Бокуто, который тоже следит за происходящим. Куроо поперхнулся и был вынужден заткнуть нос, через который все полилось, салфетками. — Они два года вместе жили в общаге, встречались чуть ли не со второго дня знакомства там. Спали вместе. Без секса, правда. Но поцелуи были и напряжение снимали руками друг друга. Короче все то, в чем ты отказал мне в свое время, когда я спалился, — Бокуто хмыкает, видя, как друг сморщился. — Знаю, знаю. Ты недотрахом не страдал и спать со мной не грезил. Плотские страсти тебя мало волновали, хотя для такого жаркого парня, как ты — это было минимум странно, — он смотрит с подозрением в желтых глазах — двадцать четыре на семь вместе, а Куроо почему-то всегда удовлетворен, сволочь, даже не подловишь его на дрочке с томным личиком и сбившимся дыханием.

Тетсуро скромно улыбается, потупив взгляд, и помешивает остатки сока в стакане ядрено-зеленой трубочкой.

— В общем, им вечно чего-то не хватало, чтобы нормально переспать. Кенма пассив, вообще без отклонений от этой роли, но в отношениях он, как правило, умеет быть движущей силой. Так Кейджи говорит. Сам Акааши тогда еще толком не мог понять, кто он — ласкать он любит, да, но не был уверен, что быть активом его стезя. Хотя, ты сам знаешь — он может быть и жестким, и даже жестоким, и давит — ух! Но ведь не этим определяется, кем ты будешь в постели. Они с Кенмой пару раз ссорились по этому поводу. А потом Акааши познакомился со мной, мы влюбились, переспали. Кейджи понял, что актив — это не его. Признался Кенме. Тот обиделся очень. Думаю, он правда Акааши любил, а потом всплыли наши отношения. И все, и он стал… Как бы сказать… Незаинтересованной стороной. Никто не интересует, никого к себе не тянет в открытую, — Бокуто успел допить сок и вдохновенно грыз остатки льда, перемежая это покусыванием зонтика из коктейля.

Куроо сидел, как статуя, борясь с раздражением и желанием съездить Акааши по морде. Хотя бы разик. Просто так, профилактики ради.

Нет, то, что между Акааши и Кенмой что-то было — очевидно и ему, стороннему наблюдателю. Но Куроо, например, не любил, когда бывшие лезли в его жизнь. И на месте Кенмы, он бы отделал Акааши за столь грязное предательство — сначала изменил, потом бросил. Интересно, грызла ли его совесть, и если да, то как долго?

Подобные истории для него секретом не были, и вроде как Кейджи тоже не виноват в том, что он пассив. Может быть, Акааши испытывал извращенное удовольствие от той остринки, которую принесла ему попытка быть с кем-то другим. Может быть, все вышло так спонтанно, что подумать никто не успел.

Но ведь можно было иначе все сделать с Котенком. Мягче, благовоспитанней.

Ведь можно же?

Куроо отбирает стакан и ложится на стойку, дергая своего личного бармена за рукав — Акааши почти удалось его обнять и прижать к себе, устроив голову поверх макушки. Почти. Куроо влез очень вовремя, и малыш тут же опомнился, вытолкал горе-бывшего из своего укромного уголка и принялся обслуживать понятливую клиентуру, ждавшую, когда что-нибудь решится.

Акааши не обиделся и принял к сведению грозный взгляд и сам факт, что у Куроо уже виды на крашеного малыша. Кивнул своим мыслям и протанцевал прочь от прохода к бару красивой, равнодушной тенью.

Судя по покрасневшим щечкам и тихому «спасибо» одними губами от малыша — Тетсуро сделал доброе дело.

И сложно сказать, почему от этого стало так приятно, так тепло в груди.

Может быть, его вкус все еще безукоризнен и советует ему того самого человека, которого он искал? Того, которого не жаль позвать к себе, которому можно без страха дать дубликат ключей. Который будет брать его футболки из шкафа, сидеть с ним под пледом, есть пиццу и смотреть фильмы.

Черт возьми, они курят одинаковые сигареты.

Это точно судьба.

Куроо даже вполне может признать, что Котенок кажется ему привлекательным, и его маленькие ладошки с тонкими длинными пальчиками — рай для маленького фетиша брюнета, который частенько бредит затеей отснять нравящиеся ему ручки и развесить удачные кадры дома.

Куроо всерьез думает над тем, натурал ли он, и пропускает момент, когда у него уводят стакан. Судя по лицу Бокуто, который явно готов сказать что-то не шибко умное, думает Тетсуро слишком красноречиво.

— Я тебе въебу, если ты скажешь хоть слово, — предупреждает Куроо. Тупая ухмылка становится больше и больше, Совень пускает в соке пузыри и сдерживается — больше за счет руки Акааши, которая провела по позвоночнику и вызвала трепетную дрожь даже раньше, чем сам парень сел на свободный стул рядом с Котаро.

— Не думал, что ты по-мальчикам, а не только по девочкам, и не знал, что Кенма в твоем вкусе — давно бы вас свел, — сука, зато этот не смолчал.

Акааши тонко улыбается его убийственному взгляду, и не сиди он за Бокуто — Куроо полез бы его душить, без шуток.

Кенма бросает на Куроо внимательный взгляд, но молчит.

Тетсуро ощущает себя на редкость паршиво и досадует — не каждый день понимаешь, что преступил через собственные принципы.

Переступил ради незнакомца.

И тебе совершенно уютно там, куда ты после этого попал.

Куроо полагает, что это сумасшествие, и старается не смотреть на две физиономии по правую руку от себя. Он вообще не хочет думать о том, что по-настоящему ощущает сейчас.

Он просто не знает, насколько сильно недооценивает этих двух сов и то, как они обмениваются улыбками между собой, а потом и с загадочно улыбающимся Кенмой.

Все-таки искусить натурала — уже не натурала, по крайней мере по образу мыслей — надо уметь.

Козуме Кенма, маленький крашеный бармен из гей-клуба, может собой гордиться и продолжать предлагать Тетсуро сигареты из своей пачки, чтобы завороженно смотреть, как высокий брюнет курит — просто курит — а у всех вокруг от его движений стоит колом, о чем он даже не подозревает.

***

Четыре часа утра — время не то позднее, не то раннее. Для тех, кто еще даже не думал ложиться — позднее.

Малыш закрыл кассу, прибрался и слинял через служебный вход вместе с Тетсуро, звеня ключами.

Сладкая совиная парочка ушла еще раньше, шепчась и переговариваясь, улыбаясь чему-то своему и хихикая. Судя по взглядам — обсуждали Куроо и его съехавший на мальчиков «радар».

Такси везет их домой к брюнету, которому вдруг неуютно один на один с Котенком. Потому что Тетсуро не знает, как себя вести, что делать и говорить.

Никогда раньше у него не было проблем с выбором тем.

Но малыш и правда ему нравится, черт возьми, можно не врать себе. И то, что Акааши знает его, как облупленного, бесит; еще бесит, что Куроо понятия не имеет, с кем имеет дело, не знает почти ничего о прошлом, о вкусах и предпочтениях. Не может влезть в душу и узнать все без приукрашиваний.

Не понимает даже того, каков ход мыслей крашеного паренька, почему не пускал никого к себе до Тетсуро, почему именно сегодня, именно его, который ничем не напоминает индиффирентного во многих отношениях Акааши.

И это возвращает потерянного Куроо к необходимости начать ухаживания и сближение.

Однако стоит ему только заготовить фразу в духе: «Эй, малыш, с чего ты такой прелестный котик?» (а любовь Куроо к котикам безгранична, с пятого раза стоит запомнить), как оказывается, что сам Котенок уже сладко посапывает, обняв руку Тетсуро и пристроив взъерошенную головку на его плечо.

Куроо закрывает рот, глотает заготовленную фразу и кончиками пальцев ведет по линии щеки, невольно засматриваясь на расслабленное личико и приоткрытые нежные губки.

С этим приходит понимание, что он попал.

Заплатив таксисту — вышло подозрительно дешево — Куроо закинул сумки себе на плечо и поднял малыша на руки. Подъем на лифте на тринадцатый этаж был почти бесшумным, а вот чтобы открыть дверь пришлось повозиться.

Легкий беспорядок был совсем легким — как говорили Куроо друзья, рядом с их свалкой, из-за которой орали родители, у него было просто образцово убрано.

Уложив малыша на диван в гостиной и сняв верхние вещи и обувь, парень разделся сам, стянул с себя форму, натянул домашние штаны и отправился на кухню, чтобы сделать кофе им обоим и захватить пепельницу — его любимую, в виде свернувшегося клубком кота.

Благодаря шороху и вздохам он не пропустил момент, когда Кенма изволил проснуться; парень усмехнулся, слушая возню, и выглянул с кухни, отсалютовав готовой чашкой.

— С пробуждением. Мой руки и иди сюда, я сделал тебе кофе. С молоком. И пенкой. И котиком, — да, именно. Любовь Тетсуро к кошачьим безгранична и чиста.

Кенма захлопал глазами, мотнул головой, проверяя, что голый торс брюнета ему не привиделся. Облизав враз пересохшие губы, юноша бесшумно отправился мыть руки, пытаясь успокоиться, но выбросить из головы ласкающую взгляд картину не смог.

Делал он все очень поспешно, а на кухне оказался меньше чем через минуту, широко раскрытыми глазами оглядывая красивую спину с перекатывающимися под кожей буграми проработанных мышц.

Захотелось водить пальчиками и ласкать губами все это великолепие. Да с такой силой, что пришлось сглотнуть густые слюнки и поспешно отвернуться, потому что щеки явно покраснели, а вслед за ними и лицо, и уши, и даже шея.

Обычная невозмутимость, которой он придерживался большую часть жизни или изжила себя, или давала сбои. Этот парень вызывал в нем странные метаморфозы с самого начала, но теперь Кенма совсем не знал, как их контролировать.

Куроо тем временем даже не подозревал, какие страсти бушуют в головке прелестного Кенмы, и рисовал на пенке милых котят с помощью какао-порошка.

Послышался звук отодвигаемого стула, ерзанье и все стихло.

Тетсуро закончил свои художества и поставил чашки на стол. В холодильнике нашлись макароны с сыром, которые он решительно подогрел и тоже поставил в качестве угощения.

— Знаешь, я и не думал, что будет… Так, — Кенма долго смотрел на кофе-произведение-искусства-два-в-одном и отпил напиток почти с сожалением.

— Как? — Тетсуро садится напротив и вручает палочки, после чего ставит тарелку, доверяя разделить с ним трапезу — во всех смыслах.

— Думал, что будешь доказывать себе, что ты натурал. Или что не натурал. Сразу понесешь в кровать, и проснусь я не от того, что ты варишь кофе, а от кое-чего более жаркого, — Козуме невозмутимо приступил к еде, выбирая среди спиралей те, на которых сыра больше.

— Разочарован? — Куроо усмехнулся и приподнял бровь, глядя на своего собеседника. Тот на него даже взгляда не поднял, предпочитая качнуть головой в неопределенном жесте.

— Скорее нет, чем да. Приятное удивление, очень похоже на нормальное знакомство, а я отвык. Последние полгода все больше отбрыкиваюсь от чужих постелей своими силами, а тут вдруг решил отдаться незнакомцу. Который в итоге кормит меня и угощает хорошим кофе. Даже неловко за свои мысли насчет него, — Кенма говорит неторопливо и пряча глаза — видно, что долгие разговоры не его, но поделиться с кем-то надо, а Тетсуро кажется не худшей кандидатурой.

— Я просто не знал, как себя вести. И как минимум, я не слишком люблю связи на одну ночь, хоть и выгляжу этаким ловеласом, — Куроо отпивает из своей чашки и поспешно забрасывает несколько макаронин в рот. О том, какое первое впечатление он может произвести, можно говорить часами.

— Рад, что ошибся. Можно закурить? — Кенма, неожиданно оробев с концами, кивает на лежащую на столе пачку и зажигалку. Куроо придвигает пепельницу и показывает, как открыть большое окно.

Они курят, пьют кофе. Еда пока что ждет своего часа, отставленная на плиту.

Кенма рассказывает о своем детстве. О школе. О спортивных соревнованиях. О непопулярности среди девочек. О том, как ему уже за двадцать, а он еще девственник, еще учится и две-три ночи в неделю подрабатывает барменом. О том, что серьезные отношения были всего с одним человеком, и он не знает даже, что чувствует после всего произошедшего между ними.

Чертов Акааши так много ему показал и так много переломал своей изменой.

Куроо его немного жаль. Он делает им чай и ставит сковороду назад, намеренный доесть. Кенма, превратившийся из уверенного в себе парня в натурального мальчишку, берется помогать ему с посудой и быстрой уборкой.

— Знаешь, такое чувство, будто я пришел к тебе в гости и… Не знаю, имею ли право остаться, — он кусает губы и будто забывает о том, как сам соблазнял Куроо при встрече тогда, возле курилки. Дерзкий Котенок сменяется домашним, и он нравится Тетсуро не меньше.

Он даже рискует обнять его, уткнуться носом в макушку, вдыхая запах сигарет и яблочного шампуня, а потом ласково оглаживает прямую спинку и шепчет:

— У тебя есть двадцать минут, чтобы сходить в душ. Не закрывай дверь, у меня точно есть лишняя большая футболка для сна.

Кенма, кажется, краснеет. Перестает дышать точно, а о красноте можно судить только по кончикам ушей, которые увешаны сережками. Отталкивает, глядя в сторону, прижимая руки к груди, и идет в ванну, тихо прикрыв за собой резную дверь.

Куроо безумно доволен собой.

Он идет в свою комнату и стаскивает покрывало с кровати. О том, чтобы они легли раздельно, и речи быть не может, хотя комнаты есть.

Большая черная футболка с глазами и улыбкой Чеширского кота Кенме будет как раз до бедер и даже длиннее. А еще очень подойдет к волосам, подчеркнет бледную кожу и глаза, лишившиеся черных линий искусно сделанной подводки.

Куроо без сожалений вешает ее на крючок и уходит за своими пижамными шортами.

Котенок выходит даже быстрее, мокрый и подрагивающий, в его футболке и с полотенчиком на голове; быстро соображает, в какой стороне теплая и мягкая кровать, нежное и заботливо согревающее одеялко.

Сомнений в нем вроде нет, но Тетсуро точно знает — сегодня ничего не будет, потому что уже половина шестого и солнце светит в окна, птички поют, а мерзкие соседи скоро разведут возню.

Сам он управляется не менее быстро и в комнату идет в свободных шортах — которыми Кенма сможет обмотаться дважды — да в футболке — не менее большой, чем та, с Чеширом.

Малыш занимает левую сторону кровати, и правильно делает, а когда Тетсуро ложится — тот робко подползает и после пары минут сомнений все же прижимается, рукой скользнув по боку за спину. Личико его как раз оказывается в выемке шеи, носик чуть выше ключиц. Он ухитряется сплести их ноги и кажется, ему даже становится уютно, когда Куроо обнимает его в ответ, притягивая в изгиб своего тела и желая сладких сновидений.

***

Как часто вы просыпалась в одной кровати с тем, кого знаете меньше суток? Как часто вы при этом спите обнявшись всю ночь? Как часто вы понимаете, что ваш мир из-за этого человека перевернулся с ног на голову?

Как часто вы смиренно принимаете тот факт, что любовь с первого взгляда, кажется, все-таки может накрыть похлеще любого наркотика или выпивки?

С Куроо такое случалось впервые, и он жаждал, чтобы с ним поделились бесценным опытом.

Кенма спал значительно дольше него. Это стало ясно уже к часу, когда Куроо уже два часа как возился на кухне, делая уборку и готовя им ланч — завтрак они проспали.

Блондин проснулся только после того, как Тетсуро влез обратно и не придумал ничего лучше, чем будить своего соседа ласковыми поцелуями и поглаживаниями. Так он узнал, что у Кенмы пробиты соски, на запястье и плече татуировки, и что он очень легко возбуждается.

После болезненного укуса ушка тот открыл глаза и хрипловато оповестил, что предпочитает ставить метки и засосы, а не получать. Брюнет рассмеялся и погладил его по волосам, которые торчали во все стороны, напомнил, что завтрак стынет, а сигарета ждет своего часа.

Малыш в ответ приподнял одеяло и заглянул под него. Заглянул туда и Тетсуро, а в следующий миг Кенма накрыл их обоих и прижался, ластясь и отираясь о него, дыша сбито и жарко, прямо в шею.

— Ты… Чего? — Куроо хрипло выдохнул, когда его куснули за шею, потом присосались, терзая кожу до багряной метки. Кенма успел закинуть ногу ему на пояс и в живот недвусмысленно уперся стояк. — Оя-оя-оя, малыш, так бы сразу и сказал, что я переборщил, когда тебя будил. Виноват — отвечу, ммм… — ему не дали договорить, затыкая поцелуем, в котором он мгновенно перехватил инициативу, открывая еще один немаловажный факт: у Кенмы проколот язык.

Вот и его первый поцелуй с парнем, кто бы мог подумать, что он будет столь сладок.

Куроо целует его, не закрывая глаз, положив ладонь на шею, притягивая к себе. В редких проблесках света видно, как Козуме раскраснелся, как дрожат темные ресницы, как он облизывается в перерыве и тянется снова.

Он похож на голодного котенка — часто кусается и издает тихие беспомощные звуки. Тетсуро это нравится, и он опрокидывает парня спиной на постель, скинув одеяло, скользя рукой под футболку, лаская горячую кожу прохладными пальцами, от чего та мгновенно покрывается мурашками.

Белья нет — это он понял уже давно, но в голове это засело только теперь. Малыш согнул руки в локтях и нервно сжал ворот футболки, сверкая глазами. Черная материя скользит вверх вместе с ладонью Куроо, открывая молочно-белую кожу, росчерки теней от ключиц, нежно-розовые затвердевшие соски с небольшими сережками, плоский живот, изгиб талии, худые бедра, тонкие ноги.

В пах плеснули нежно-красным, а оглядывавший то, что ему досталось Тетсуро выдохнул чуть ниже живота, и Кенма заерзал, прикусывая губу. Запахло смазкой, и брюнет усмехнулся, подняв глаза.

Красивый. Представить, что он еще и никем не был тронут, сложно, но Тетсуро чертовски льстит. На коже ни единой метки, и Куроо понимает этого маленького любителя оставлять свои следы — когда перед тобой чистый холст, устоять сложно.

В голове шумит кровь и бьется мысль, что он хочет долго ласкать это тело. Он почему-то уверен — малыша давно так не касались, а сам он не из тех, кто будет трогать себя.

Куроо нависает и ложится сверху. Шею тут же обвивают тонкие руки, поцелуи мутят рассудок.

Поцелуй горький — брюнет ощущает никотиновый привкус, который въелся в кожу, но Кенма только урчит и позволяет задрать футболку до самого горла, а потом и вовсе стянуть. Глаза у него — как солнечный свет, теплые, с золотыми искорками и прожилками.

Куроо фыркает со смехом, когда Котенок тащит и его футболку через голову, и тут же жадно целует широкую грудь, заглядывая в глаза, будто спрашивая, можно ли.

— Я собирался зацеловать тебя первым. Хочешь проскочить вне очереди? — Куроо шутит, но малыш серьезнеет и кивает ему:

— Рискну.

Куроо не понимает, почему, но позволяет уложить себя на подушку. Малыш забирается сверху и мгновенно кусает высоко под подбородком, прямо в мышцу. Кожа синеет, потом становится фиолетовой по краям, а Кенма идет дальше, оставляя собственнические следы, улыбаясь ворчанию своего Кота.

— Ты первый, кому я был нужен не просто погреть постель. Не на одну ночь. Не ради секса. Обычно меня не пытаются даже напоить — думают, раз я низенький, то можно зажать, трахнуть, унизить и уйти, — он лижет его соски, но не метит, удовлетворенный тем, что сотворил с его горлом. — Ты не такой, как остальные — это было очевидно сразу и поражало. Я видел, как ты смотрел на меня на улице. Сомнения в самом себе. В том, что это реально. Как будто я тебя ударил, хотя я даже не подходил. А потом ты подошел сам. То, как ты нервничал — было видно, что ты удивлен своим поступком не меньше, чем мы. Потом ты закурил, и… Ты в курсе, что будь ты пониже — тебя бы за первым углом нагнули? Нельзя быть настолько красивым, когда куришь, — Кенма водит губами по его прессу, а у Куроо его слова дурманом втекают в одно ухо и вытекают через другое.

— Забавно, но ты умудрился ни разу нигде не ошибиться. Человеческое отношение — вот, что меня подкупило. Ты не сказал, что зайдешь потом, в свободное время. Ты остался, и я спокойно отработал ночь, потому что все знали, что у того здоровяка на меня виды. Никто не подкатывал, не шутил сальные шутки. Не пришлось звать охрану. Среди геев хватает быдла, но впервые меня было кому защитить, — Кенма целует все более легко и дразняще, пробует кожу языком. Пальцы поддевают шорты и плавно тянут вниз, а Куроо задыхается, когда кончик языка чертит влажный узор под головкой.

— Ты был довольно забавным объектом для наблюдений. Весь вечер тебя волновал только я — маленький, худой, измотанный, привыкший быть более наглым, чем нужно — иначе просто задавят. Ты не видел, как по тебе стонали и как на тебя облизывались, — на лице брюнета мелькает мутное выражение недоумения, а Кенма смеется.

— Проехали. Потом был Бокуто, и я… Признаться, я злюсь на него. Из-за Акааши. Но сегодня впервые я был немного рад — потому что я знал, как он напивался. И весь клуб знал, как он по кому-то страдает. И сегодня я понял, что его влажная мечта весь вечер смотрит только на меня. Как самая сладкая месть — он разбил мне сердце, а потом мне досталось то, чего он так и не добился. Да, я даже рад. И ты ведь ревновал. Я видел, и мне было хорошо — будто не было полугода слез и срывов, — Кенма тихо улыбается и посмеивается сам над собой, а у Тетсуро что-то в груди тает от этого смеха.

Козуме прерывает свой рассказ, пока его дорогой Кот весь во власти его голоса, горячий и возбужденный, сильный и ласковый, обещающий нежность и страсть, уют и заботу.

Кенма очень соскучился по чужой заботе и ласке, по нежным и сильным рукам. И впервые за долгие месяцы ему хочется самому быть ласковым с кем-то.

Он вбирает горячую плоть в рот и посасывает, втягивая щеки. Языком приминает набухшие венки, губы смыкаются тесным кольцом. Аккуратно пуская в ход зубы, малыш доводит Куроо до глухих стонов — так минет ему еще никто и никогда не делал.

Тетсуро смахивает капельку пота и усмехается — светло-темная макушка, прикрывшая волосами его бедра, ритмично двигается вниз и вверх, и он не удерживается от своевольничества — давит ладонью раз, второй, мягко зарывшись пальцами в волосы, намекая брать глубже, а потом и вовсе толкается так, что малыш давится, пока он кончает ему в горло, дрожа всем телом и задыхаясь в тягучей неге.

Кенма поднимается, в отместку тут же кусает его за бок и сбегает в туалет. Слышно, как он кашляет.

Куроо ощущает себя виноватым и, натянув штаны, идет следом, придерживая длинные волосы, пока тот отплевывается.

— Не люблю глотать, — делится Котенок, позволяя поднять на руки свое худенькое тельце.

— Я запомню, — клятвенно обещает Куроо, и они возвращаются к тому, на чем остановились.

— Наверное, все мечтают быть любимыми, — Кенма свернулся рядом с Куроо, и тот мягко гладил его по волосам, настояв на перерыве. — Когда ты отвез меня к себе, я думал, что ты предпочтешь секс и тянуть с ним не будешь. Но ты поступил против всех моих расчетов. Выбирая между воспитанием и одноразовыми отношениями, ты выбрал воспитание, и я тогда подумал, что снова не ошибившись ошибся в тебе.

— Потому что я не привык спать с кем попало, — терпеливо напомнил Куроо, а Кенма кивнул и ткнулся носом ему в грудь.

— Чувствую себя слегка обманутым. Я думал, что ты будешь зверем. Но ты собирался меня ласкать, даже когда помнил, что я девственник — и это не оговорка, некоторые считают, что главное показать, как трахаться, остальное приложится. Я будто бы выпал куда-то в другую реальность. Куроо, ты точно настоящий? — Весь рассказ малыш вел с невыразительным лицом и осторожными глазами, а Тетсуро хотелось заржать до слез на глазах.

— Точно, я существую, запомни. Знаешь, какой вывод я сделал после всего рассказа? — Куроо резко перекатился, нависнув над блондином. — Ты полгода был в отвратительных условиях, и не удовлетворен настолько, что чуть не отдался первому встречному просто потому, что он не был похож на остальных. Малыш, я тебя сейчас разочарую. Ты исхитрился привлечь к себе внимание самого злобного собственника из всех существующих, и если в течение полугода от тебя бы после одного секса отстали, то со мной это не прокатит, — Куроо шепчет прямо в алеющее ушко, ощущая смутное удовольствие от своего разоблачения. — Я буду добиваться тебя, твоей любви, твоего тела, займу все твои мысли. На тебе будут мои метки, а на мне твои, и ты даже не заметишь, когда переберешься ко мне с концами. А потом… — Куроо затихает для большего драматического эффекта.

— И что же потом? — Кенма дрожит от удовольствия, тихо выдыхая.

— А потом я познакомлю тебя с моими родителями, и ты поймешь, что попал в ад, — заключает парень. — Тебе придется пережить самые дотошные смотрины, какие только можно вообразить, потому что родители с ума сойдут, когда поймут, с кем я собрался провести остаток жизни. Тебя научат вязать и готовить семейный суп, будут ругаться, что мы курим и ты мне в этом не противоречишь. Мы заведем двух котов и построим самые нежные отношения, какие только может построить жуткий собственник и его бедная жертва, — Куроо смеется и утягивает покрасневшего Кенму в новый поцелуй, который плавно переходит на шею и грудь, на ребра и живот, на худые бедра и длинные ноги.

Куроо осмеливается лизать Котенка там, куда обычно никого не пускают, ласкает пальцами жаркое и отзывчивое тело, захватывая его объятиями и поцелуями. Он вылизывает тонкие запястья и изящные пальчики, слушая сбитые стоны, а потом отирается, требуя ласку, и Кенма смеется, когда он мурлычет от поглаживаний.

Пальцы самого Куроо с утолщениями суставов, длинные и цепкие, и Котенок с ума сходит, когда он берется за растяжку. Теперь слова не рвутся из груди, Кенма больше не хочет болтать, а Тетсуро не стесняется принять, что хочет его.

Он изучает хрупкое тело, как не изучал ничье ранее, наслаждается реакцией на каждое свое действие, на каждую ласку и учится на своих собственных наблюдениях.

Миг, когда он входит, Кенма запомнит надолго — никаких промедлений и нерешительности, никаких колебаний. Лежащий на животе малыш не то стонет, не то кричит, царапая сильную руку, держащую его поперек груди.

Тесно, жарко и немного больно. Потом укус в заднюю часть шеи и Козуме ощущает себя течной кошечкой, которую в весеннюю пору поймал похотливый кот.

Хотя Куроо ведь и есть похотливый кот. Запах его тела, звук его дыхания, его пот и искусительный шепот — Кенма почти с ума сходит и забывает, сколько раз он кончил.

Он забывает, что день, забывает, что их слышат соседи. Что сегодня выходной. Обо всем забывает, ощущая себя нужным, удивленным тем, что было сказано, тем, что было сделано.

Внутри разливается чужая сперма и малыш отстраненно вспоминает о такой вещи, как презервативы.

Куроо сползает с пресыщенного удовольствием Котенка и ложится, прижав его к себе. Тот глухо мурчит и слабыми руками обнимает его.

Брюнет находит свои сигареты и прикуривает одну для себя, вторую для Кенмы. Тот кутается в одеяло, оставляя нимало не смущенного Куроо голым, и садится на край постели, ерзая, потому что задница ноет, а завтра будет еще хуже.

Тетсуро посмеивается и сгибает ногу, на которую Котенок откидывается спиной, сидя абсолютно прямо. Теперь его очередь голодным взглядом смотреть, как курит Кенма.

Блондин держит никотиновую палочку расслабленно, часто стряхивая сыпучий пепел.

Припухшие, ярко-алые губки обхватывают фильтр, и после последних трех часов, сгинувших в огне страсти, Куроо может думать только о разврате.

Кенма трет глазки кулачком, а Тетсуро вспоминает, что он забрал у малыша девственность и облизывается, жутко собой довольный.

Котенок выдыхает длинные струи сизого дыма, а его Кот вспоминает протяжные жалобные стоны, которые исторгались во всю силу легких.

Малыш изредка облизывает пересыхающие после затяжки губы, а Куроо после одной такой поднимается и, повернув к себе милое личико, целует так жадно, будто готов съесть.

Для него Кенма курит не менее сексуально, чем он для Кенмы.

Сигареты прогорают до фильтра, тушатся в пепельнице.

Куроо вспоминает об одной безумно важной вещи и, прижавшись к горячему ушку губами, тихо и с хрипотцой спрашивает, отмахиваясь от алеющего за окном заката:

— Эй, малыш, как насчет приготовленного мною завтрака?

---

Никотиновое отторжение.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Haikyuu!!
Основные персонажи: Кейджи Акааши, Тетсуро Куроо
Пэйринг: Куроо/Акааши; Акааши/Бокуто (односторонний);Бокуто/Хината (упоминание)
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Драма, AU, Эксперимент, Учебные заведения
Предупреждения: OOC, UST
Размер: Драббл, 6 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Сбегая на переменах покурить в заросли за черными чугунными воротами института, Куроо не раз, даже не два сталкивался со своей влюбленностью - бледной, красивой, с тонкими пальцами, в которых зажженная сигарета выглядела возмутительно изящно и порочно - как и сам юноша.
(Постканон, где Куроо влюблен Акааши.)

Посвящение:
Акааши.
Питеру, которому курящий Куроо нравится так же, как и мне, а еще его Хохобро - потому что этот чувак оценил, кек. А еще благодаря именно Питеру здесь нет хэппи энда, хотя я думал взять - и дописать.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Работа - плод бессонных ночей, когда страсть кружит голову, а одарить ею некого, когда сердце заходится в плаче, а тело сводит.
Это уже вторая работа с курильщиками из Волейбола, и я объявляю, что она не последняя - я создаю сборник для "Никотиновой" серии.
Остальные "Никотиновые" работы можно увидеть тут: ficbook.net/collections/6263995
Группа: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Никотиновое отторжение.

Июнь, в сущности — прекрасная пора для людей всех возрастов и слоев населения.

Или почти для всех.

Июнь — это точно не самое лучшее время, если ты — студент, если у тебя сессия и, если ты безответно влюблен, а вокруг, как назло, сплошь и рядом влюбленные парочки, целующиеся с противными мокрыми звуками.

Сбегая на переменах покурить в заросли за черными чугунными воротами института, Куроо не раз, даже не два сталкивался со своей собственной влюбленностью — бледной, красивой, с тонкими пальцами, в которых зажженная сигарета выглядела возмутительно изящно и порочно — как и сам юноша.

Изящество и порочность — Куроо, делая затяжку за затяжкой, выкуривая одну горькую сигарету за другой с непродолжительными перерывами, неосознанно пялился из-за скрывающей его разлапистой ветки, и думал, что, если бы его попросили парня описать — кроме этих двух слов он бы и подобрать ничего не смог.

Он проводил минимум десять минут за неторопливым курением, двадцать — неосознанно стискивая пальцами или еще незажженную сигарету, или уже прогоревшую до фильтра, негодную для эксплуатации. В любом случае, он привлекал мало внимания, был любим кружком фотографов и художников из-за своих закаменевших привычек, частой неподвижности и привлекательной внешности — даже со своими синяками под глазами от недосыпа из-за работы в ночную смену.

И чаще всего, его никто не трогал, искренне веря, что молчаливое бдение погруженного в себя парня лучше не нарушать, раз уж он забился в уголок густой рощи, хотя были полянки крупнее, с более проторенными курильщиками тропами.

Так было раньше, и Куроо был уверен — его все устраивает. В этот раз все вышло совсем по-другому, и Тетсуро честно мог признаться, что даже немного растерялся, когда к нему подошла его влюбленность и попросила сигарету. Хотя у Акааши всегда была этакая свита из восторженных поклонниц, каждая из которых была готова подавать ему сигареты, завернув их в свое шелковое нижнее белье.

Однако сейчас не об этом, и уж точно не о белье поклонниц Акааши.

Вопрос, разрушивший тишину, нарушивший ритм стрекотания цикад и пение птиц, заставивший вспыхнуть ярче всю зелень и даже само Солнце, так и звучал:

— Можно сигарету?

Спросонья Куроо захлопал глазами, бросая ошалело-встревоженный взгляд на нарушителя уединения, потом смято зевнул, шаря в кармане своей кожаной куртки, с которой он не расстался, не смотря на летнюю жару. Потом его поправили тактичным покашливанием в кулачок и указали на зажатую в пальцах другой руки пачку.

Уставший и не выспавшийся, Куроо уставился на нее, будто она возникла откуда-то из воздуха, виновато улыбнулся — криво и отработанно с годами, — а затем ловко выбил сигарету опытным жестом бывалого курильщика.

Акааши Кейджи — прекрасное видение, столь же черно-белое, сколь Куроо был измотанным очередной ночной сменой — вежливо отказался от новой сигареты и умыкнул курево прямо из расслабленных губ не успевшего даже моргнуть Тетсуро.

Это было целым потрясением для несчастного влюбленного, который уже полгода даже поздороваться толком не мог со своей одержимостью, а тут вдруг… Основы основ рухнули, аксиомы пали, законы мироздания перестроились, моря и реки вышли из берегов, материки сошлись обратно, начался Апокалипсис — в мыслях Куроо все-так и было.

В реальности же, Кейджи просто медленно и с удовольствием затянулся, и, нагнувшись, красиво изломившись в бедре, привалившись им к ближайшему дереву, как-то лениво выдохнул дым в приоткрытые губы Тетсуро, который автоматически подался вперед, приблизившись так, что это уже можно было расценивать как вторжение в личное пространство, и вдохнул, прикрывая глаза с подрагивающими черными ресницами, улавливая очень тонкую нотку чужого лосьона для бритья.

Если бы ему было суждено через секунду оказаться при смерти — он бы не жалел. Несколько мгновений, пока они делили дым — стоили того, чтобы следом умереть без капли сожаления, потому как о большем Куроо и мечтать не смел — даже в своих фантазиях вечером, лежа в кровати, когда сон смежил веки, а мозг еще рвался что-нибудь обдумать.

Но ничего такого делать не пришлось, старушка с косой явно была занята в другом месте.

Акааши, руками Куроо, убрал лишнюю сигарету обратно в пачку, и уже зажженную они докурили на двоих, перегоняя дым, деля его друг с другом, ощущая какую-то особую обстановку, которая рассеивалась метра через два от них, но Куроо ощущал, что очень ревностно готов хранить эту зону от чужих вмешательств.

Это был первый раз, когда Акааши был к нему так близко по своей воле, без каких-либо усилий со стороны Куроо, и в измученном собственным молчанием сердце разгорелась хрупкая и нежная надежда, что, возможно, тайное влечение Тетсуро взаимно.

Счастливые несколько минут — хотелось молиться, чтобы связующая их никотиновая палочка не прогорала так быстро от каждой затяжки, когда Акааши, вынимал измятую, истерзанную сигарету изо рта, зажимал ее двумя пальцами и подносил к губам Куроо, который вбирал фильтр, затягивался, норовя прижаться горячими губами к тонким прохладным пальцам юноши.

Но все хорошее рано или поздно оканчивается, оставляя за собой лишь эфемерные и невесомые воспоминания.

Окурок улетел в ближайшие кусты, хотя поймай их кто-нибудь за подобным действом — и штраф обеспечен, Кейджи поблагодарил парня за то, что тот выручил своего собрата по порче легких никотином, разделив сигарету, и, не оглядываясь, нырнул на дорожку, ведущую ко входу в учебное заведение, к тем самым витым чугунным воротам, за которыми начинался ад сессии, бессонных ночей и зубрежки.

Тетсуро все еще не мог говорить — только до последнего провожал глазами свою мечту. Потом вздохнул, задумчиво осмотрел свои трясущиеся руки, тронул грудь непослушными пальцами, ощущая бешеный бой сердца. Ненадолго прикрыл глаза, восстанавливая в памяти драгоценный образ затягивающегося, чтобы выдохнуть ему в губы дым, Акааши. На миг снова ощутил мягкие касания к своим рукам, когда они вместе убирали ненужную пачку, к губам — когда Кейджи подносил сигарету.

В груди защемило, в штанах стало тесно, жарко, влажно, все стянуло, и на неверных ногах Тетсуро перебрался подальше, в тень кустов сирени, выуживая уже новую сигарету, пытаясь решить, куда пойти передернуть — еще дальше в кусты или пытаться доковылять до туалетов в ближайшем корпусе?

В следующий раз они встретились здесь же, все в той же роще — разве что не на любимой лавочке Тетсуро.

У Куроо — окно вместо второй пары, у Акааши — практика, и какого черта он здесь делает — не ясно. Тетсуро недолго мусолит эти удивленные мысли — пока бледное совершенство сидит в прострации на «скамье» из упавшего не до конца дерева — явный плагиат образа, куда жаловаться, — он подходит, встает прямо перед растерянно моргнувшим на его появление Кейджи, достает пачку и молча предлагает выбитую сигарету.

По лицу и позе Акааши видно, что он чем-то подавлен, его гнетет какая-то мрачная дума — подобная аура ему совершенно несвойственна и заставляет беспокоиться присматривающего за ним Куроо. У Кейджи глаза — как черный колодец, и в боли на глубине можно утопиться, потому что она не держит, она высасывает силы — как барахтаться в масле, пытаясь выплыть на берег.

Куроо ничего не спрашивает, но и ничего не ждет — не готов он слушать о разбитых сердцах популярных на полгорода и большую часть интернета юношей. Тут и своей зависимости, которая не никотиновая, хватает.

Вместо этого он садится ниже по стволу, и Кейджи, поднявшийся было выше, сползает прямо на него, прямо в изгиб его тела, бедро к бедру, и Тетсуро деланно спокойно помогает ему прикурить от своей дотлевающей сигареты. Потом меняет на новую, подпаливая от старой, и они снова курят вместе, и их крошечный мирок в зарослях никто не смеет потревожить.

Акааши сегодня в черном кардигане нараспашку, накинутом поверх черной майки — все черное и восхитительно подчеркивает тонкие выпирающие ключицы, и Тетсуро ловит себя на мысли, что эти косточки, перекатывающиеся под кожей, похожи на птичьи — настолько они выглядят хрупкими и ломкими.

Через десяток неспешных затяжек Акааши вздыхает — сдавленно и устало, хрипло, будто долго плакал, — хотя нет ни покрасневших глаз, ни болезненной припухлости век — и пристраивает голову на чужое плечо, закрывая глаза.

Куроо замер так и не донеся сигарету до рта, сизые кольца дыма обвились вокруг пальцев, приласкав теплом и отпустили.

Потом смог преодолеть минутную заминку и приобнял свою порочную и хрупкую одержимость за талию, снова затянулся, с наслаждением прикрыв глаза, ощущая усилившийся стук в груди — вот бы их сфотографировал кто в этот момент! Тетсуро будет не жаль ни денег, ни сплетен, которые пойдут по институту вместе с этим кадром!

Странные были ощущения — быть тем, кто в праве обнять вот так Акааши Кейджи, по которому сохнет почти половина девушек и треть парней — Куроо в том числе — Токио; герой всех его мокрых снов, виновник его стояка, поллюции и эякуляции, главный герой большей части его развратных фантазий.

Но никогда он и представить не мог, что они будут вместе сидеть вот так, и просто неспешно выкуривать сигарету за сигаретой, готовясь наконец нормально заговорить — после года или двух обменов короткими взглядами, кивками в этой самой рощице; после года, в течении которого Куроо тайком пожирал юношу глазами, прикрывшись веткой.

— Ты ведь Куроо Тетсуро? — Акааши первым подал голос, пытаясь нервно стряхнуть пепел с кончика сигареты. Дрожащий палец все время попадал как-то вскользь, без нужной резкости, и даже Тетсуро сжалился — махнул своей сигаретой, и две шапки пепла, кружась и распадаясь, упали на землю.

— Ага, я самый, — у него хватает бодрости оскалиться в фирменной усмешке, даже козырнуть двумя пальцами с зажатой между ними никотиновой палочкой. — А ты — Акааши Кейджи.

Кейджи против воли слабо улыбнулся, прикрывая глаза веками с голубыми прожилками вен, с длинными ресницами в два ряда — прямо черное кружево, подчеркивающее и выделяющее темные глаза.

— Бокуто Котаро — твой… бро, не так ли? — В голосе прекрасного монохромного видения проскальзывают нотки нетерпения, и кошачья интуиция Куроо сигнализирует о том, что его ждет какая-то подстава со всей этой зависимостью от прекрасного Акааши Кейджи, какой-то межконтинентальных масштабов обман. В животе тяжелеет, и эта тяжесть не имеет ничего общего с возбуждением — так ощущался бы проглоченный камень, который уже сейчас размером с утиное яйцо, но скоро переплюнет страусовое, и, смяв в смятку внутренние органы, придавит его к земле.

— Так и есть, Совень — мой бро, — смысла отрицать очевидное нет, Куроо подносит сигарету к губам, но не затягивается — сбивает шальная мысль, что его бро сейчас почти наверняка зажимает в укромном уголке свою рыжую пассию, маленького и верткого Хинату Шое, чей нездоровый энтузиазм и фонтанирующая энергия покорили столь же беспокойного по делу и без Бокуто.

Уголок губ вздрагивает, Куроо выдыхает, чтобы вдохнуть больше дыма, начинает затягиваться и кончик сигареты становится красно-рыжим, до такой степени, что смотреть больно и можно лишь прикрыть глаза, наслаждаясь ощущением теплого бока Акааши под другой рукой, ощущением, как бьется его сердце — этот бешеный ритм, как у неврастеника, и Тетсуро почти даже решил, что это из-за него, но…

— Он мне приглянулся. Можешь нас познакомить? — Доносится до Куроо, и мыльный пузырь фантазий лопнул почти оглушительно — в ушах зашумело, мозг засигналил, что воздуха нет. Тетсуро дико закашлялся и его чуть не стошнило, хотя он успел соскочить с поваленного ствола дерева и присесть, сплевывая никотиновую горечь вместе с густой слюной, ощущая, что по щекам от удушья катятся слезы — от удушья ли?

— С тобой все хорошо? — Обеспокоенный Акааши выбросил окурок и присел рядом с парнем, придерживая челку. — У тебя все лицо красное. Тебе надо в медпункт, — Кейджи хмурился, темные глаза будто бы потемнели, а потом парень закинул руку Куроо себе на плечо и помог встать на дрожащие ноги.

— Тихо ты, я в порядке, просто дымом подавился, — Куроо хрипло смеётся, кашляет и сплевывает на землю.

— У тебя глаза красные, а лицо серое. У тебя вид, будто ты сейчас кони двинешь, — упорствует бледное и такое беспощадное к его сердцу чудо, обтирая щеки парня рукавом своей фэшн кофты и упорно потягивая его в сторону выхода из зарослей.

У Куроо подгибаются колени, а от двухминутного спора сил не прибавляется, так что он позволяет утащить себя, показать медсестре, уложить на койку и даже раздеть до пояса.

— А чтобы снять с меня вещи дальше, нужно быть знакомым со мной ближе, — у него хватает силы откинуть голову, усмехнуться, пошутить. Капли пота на шее говорят, что если и удалось кого обмануть, то только замершего с пальцами на его ремне Акааши, который слабо краснеет, понимая, что имеет в виду парень.

Сам Куроо ощущает, что стоит ему остаться одному — закусит подушку и завоет, будет бить кулаками стены и рыдать, как мальчишка.

— Хорошо, оставляю тебя на попечение медсестры. Веди себя хорошо и не знакомься ближе слишком активно, ты не в том состоянии, — Акааши улыбается ему, рассеянно и как-то не очень естественно, выпрямляется и трет свои плечи, будто от холода.

— Эй. Акааши. Насчет Бокуто. У него там сейчас все серьезно, так что даже если я вас друг другу представлю — мало шансов, что что-то изменится, — Куроо серьезнеет, ощущает, как слова застревают в горле по мере наблюдения за лицом своей одержимости.

У Акааши темнеют глаза, что-то в них гаснет, придавленное горечью и, возможно, злостью. По крайней мере, взгляд, брошенный на Куроо пугает своей мрачностью.

— Хорошо. Я понял, — Кейджи встает и, не оборачиваясь, задвигает шторку, уходит, не прощаясь.

Куроо находит взглядом трещину на потолке и прикрывает горящие глаза, потом сдается и отпускает слезы течь, как им хочется.

Итак, его зависимость так и останется зависимостью. Акааши Кейджи больше не подойдет к нему в роще и они не будут курить вместе. Не потому, что он испоганил все своими руками, не потому, что его застукали с кем-то еще.

Просто потому, что Акааши Кейджи влюблен в Бокуто Котаро, и ему просто нужен был кто-то, кто избавит от неловкого и глупого знакомства.

К несчастью, этим кем-то должен был быть Куроо Тетсуро — студент, курильщик, лучший друг Бокуто Котаро, который уже два месяца одержим другим человеком.

Куроо, который теперь лежит на койке, прижимая дрожащие ладони к лицу, задыхаясь от отчаяния, рыдая и ощущая, каково на вкус его собственное разбитое сердце.

---

Я бы сжульничал.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Haikyuu!!
Основные персонажи: Котаро Бокуто, Тетсуро Куроо
Пэйринг: Бокуто/Куроо
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, Юмор, Флафф, Повседневность, AU, Эксперимент, ER (Established Relationship), Занавесочная история, Стёб, Учебные заведения, Пропущенная сцена
Размер: Драббл, 7 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
- И все-таки, если бы ты проиграл – лег бы под меня? – Куроо наклоняет голову, глядя на замершего посреди движения Котаро, как тот неловко разворачивается и выдает абсолютно серьезным голосом, не без ехидства во взгляде:
- Куда мне до твоего уровня соблазнительности в постели, когда ты снизу? Нет, дорогой бро, не все так просто. Если бы я понял, что проигрываю, то… - Бокуто дергает плечом и договаривает, - Я бы сжульничал.

Посвящение:
Брооооо :З *подвывает Броманс под гитару*
Возвращайся ко мне QQ

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
И нечего толком сказать.
Написано под вдохновением одного разговора в комментариях Headcanon haikyuu, где я и пообещал, ЧТО НАПИШУ ПРО НАС С БРО ИСТОРИЮ И МЫ БУДЕМ ДОЛГО СПОРИТЬ, КТО СВЕРХУ.
Как был решен спор. Вариант прилагаю ниже хд
Ваш Куроо, мяяяу.
Написано уже цать дней назад. Но ПБ буду рад. Ну вдруг.
Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Ябы сжульничал.

Знаете, заезженную такую фразу, мол, день начинает с кофе?

Для кого-то это, может быть, и правда, но не для всех, и далеко не всегда это правда для студентов. (Как студент заявляю — мой день начинает с «заткнись, сраный мудильник.»)

Конкретно для студентов одного ВУЗа в Токио, это утверждение являлось наглой ложью, ибо их день, который начался не с кофе, начался с…

— Хей-хей-хей! — Двойной крик, звук столкнувшихся тел и испуганные возгласы девочек с параллели.

Двое парней, мало смущаясь того, что они парни, крепко обнимались и хлопали друг друга по плечам и спине, улыбаясь во всю ширь физиономий.

Надо еще сказать, что потом были сцепившиеся молнии, спутавшиеся наушники и цепи на джинсах, у одно рука угодила в художественную дыру на майке…

Да, вот именно с этого зрелища и начался день.

А все благодаря всем известной аксиоме «когда проснулся — тогда и утро».

Следствие — просыпаться надо до того, как в ВУЗе на твоем пути появится парочка ненормальных, которые и мертвого разбудят — желательно, вообще-то, делать это дома, после звонка будильника.

Один из них был повыше и до ужаса напоминал кота — черного, с наглой бандитской мордой. Только вряд ли коты могут быть настолько неформалами — в носу колечко, в языке сережка, уши — как у коллекционера всяких штук — от туннеля на восемь и заканчивая длинной палочкой, которая прошила ушную раковину сверху-вниз-снизу-вверх, от хрящика и до края мочки, подчеркнув остальные, серебристые и изогнутые, с шариками на конце, сережки.

Второй был осветлен, осветлен неровно, явно чьей-то творческой рукой, потому что пряди были белые, серые и черные, хаотично стриженные, неровные, уложенные вверх, аля ушки у совы. Парень вообще сильно напоминал сову со своими круглыми желтыми глазами и лихо загнутыми бровями. Сходство только возросло, когда тот стал покачиваться из стороны в сторону, как маятник, и низко ухать давно сломавшимся голосом. Уши — почти аналогичная коллекция сережек, что и у первого, только вместо носа украшения красовались в брови и губе, и когда он так качался, сережки заманчиво поблескивали.

— Хей-хей, Куроо, ты сегодня при параде, в честь чего? — Что значило для данного фрика «при параде» оставалось только гадать, но брюнет однозначно выглядел, что надо — черная майка с оскорбительной надписью, кожаная куртка, местами уже слегка потертая, с заклепками, черные джинсы и атрибут всех ненормальных этого города — тяжелые ботинки с металлическими носами и подбитой гвоздями подошвой, но зато с едко-красными шнурками.

Куроо улыбнулся улыбкой звезды — ослепительно и отработанно, и Бокуто в честь этого присвистнул и коротко рассмеялся, снова с силой хлопая друга по плечу.

— Ты помнишь, какой сегодня день, бро? — Начал издалека парень, томным движением смахивая челку с глаз, успевая подмигнуть проходящим мимо девочкам, которые почти тут же зашушукались и застонали им вслед почти что хоровым пением, умудряясь проводить взглядом двух-слишком-крутых-для-этого-мира-парней почти до самой их аудитории.

Бокуто хмыкает и окидывает Куроо взглядом, беззастенчиво, с головы до ног, потом расплывается в улыбке, не забывая поигрывать бровями:

— Еще бы я не помнил. Сегодня, вроде как, двенадцать, или сколько там лет с момента нашего знакомства? — Бокуто делает вид, что не помнит, сколько на самом деле лет они знакомы, даже руку с умным видом прикладывает к подбородку.

— Я всегда знал, что с математикой у тебя плохо, — отшучивается Куроо под хохот Котаро.

Действительно, они сейчас придуриваются, но это ведь Бокуто еще три дня назад клевал ему темечко, чтобы никто из них не пропустил знаменательную дату.

И Куроо не забыл. Он бы скорее позволил себе поставить плохой блок — что мало вероятно — чем забыть.

Сегодня мало того, что двенадцать лет с момента их знакомства.

Сегодня полтора года с тех пор, как они с Бокуто…

Звонок. Они ускоряются и влетают в аудиторию за минуту до прихода учителя. Садятся друг перед другом возле окна, достают учебники и тетради, смеются и шутливо переговариваются.

На уроке они получают затрещины за записки. В музыкальном классе их ставят рядом, и разучиваемая песня в их исполнении звучит, что надо — хоть сейчас бойз-бендом на сцену, остальных за кулисы и на подпевки.
На перемене Куроо рассказывает девочкам смешные истории про них с бро, и спокойно дает всем ссылку на свой инстаграм и твиттер. Бокуто в это время сосредоточенно поедает свой обед, ему не до старых историй, хотя иногда нить рассказа заставляет его встрепенуться и встрять, и Тетсуро ехидненько напоминает ему, что «рот надо вытирать, рис на лице — это не сексуально, бро».

Они — два шумных студента, два друга, они живут полной жизнью. Они обсуждают с другими парнями девушек, играют на уличных площадках в незнакомых компаниях, вместе едут после учебы на съемную квартиру, чтобы переодеться и побежать на подработку, куда они устроились тоже вместе.

Обычная жизнь двух обычных студентов, двух друзей посреди Токио, настоящая гонка на выживание, пробный этап взрослой, самостоятельной жизни.

Никто никогда не сможет увидеть в них двух любовников, никто никогда не заподозрит, что, уйдя в узкий проулок покурить на перерыве, парочка сплетается тесно и жарко. Бармену и официанту есть что рассказать о своей жизни, но этого никто и никогда не узнает.

Тетсуро стонет — Бокуто любит кусать его шею, а Куроо не любит косые взгляды прохожих, хотя быть меченным ему нравится.

Бокуто любит свою жилетку бармена, потому что она легко расстегивается, а униформу официанта Куроо любит за то, что черная рубашка с коротким рукавом выдергивается из-за пояса его фартука чуть ниже колен.
У них есть целых пятнадцать минут и на перерыв сейчас можно только им.

— Котаро, если ты меня сейчас здесь трахнешь — смену я не закончу, — Куроо морщится, когда парень сжимает его задницу и тянет к темной части переулка, подальше от света фонаря.

— Плевать, — Совень хищно блестит желтыми глазами и Тетсуро не удерживается — томно ведет губами по сережке в брови, коротко целует возле глаза, катает во рту сережку, которая в губе и только потом доходит до самого поцелуя — яростного, но тягучего, откровенного.

Работа в ночном клубе не пыльная, и, по счастью, она только с пятницы на субботу, с субботы на воскресенье — в остальные ночи и дни они свободны, пока не придет вечер очередной пятницы.

Сколько раз он отсасывал в этом переулке, стоя на коленях — не сосчитать. Бокуто, к счастью, никогда не оттягивает и не терзает его, кончает довольно быстро. Говорит, что лицо Тетсуро и все его манипуляции с гантелькой заводят с пол-оборота.

Куроо не возражает, только морщится, когда его драгоценный бро днем, а любовник ночью заставляет его опереться руками на стену. Он проверял — она чистая, но при мысли, сколькие еще могли здесь трахаться, скольких здесь зажали, сколькие банально блевали в мусорку в конце проулка, становится чутка брезгливо.

Бокуто натягивает презерватив — стандартная процедура, когда ему хочется секса, а у Куроо смена. Сам Тетсуро расстегивает штаны и готовится к тому, что придется использовать пачку салфеток, которые он все время таскает с собой на такие случаи.

Растяжка? Что это такое? Куроо шипит и тихо матерится, потому что секса не было больше недели со всеми этими проклятыми зачетами, а у Котаро не маленький и он проталкивает его с заминкой до конца, оставляя Тетсуро тихо выть в закушенный рукав униформы.

— Извини, бро, дома компенсирую, — торопливо извиняется любовник и начинает двигаться, а Куроо сам у себя спрашивает — это на улице салюты, или у него самого искры из глаз?

Тело, в итоге, привыкает, Куроо даже успевает получить удовольствие и кончить, когда поясницу сначала многообещающе тянет, потом и вовсе пронзает острой болью при неудачном движении, как итог — Бокуто приходится выравнивать положение заваливающегося любовника, и теперь к стене тот жмется щекой и кусает губы, пытаясь прикинуть, кончит ли он снова, как гребаный мазохист, или все-таки?..

Но нет, все-таки боль сильнее даже удовольствия, так что ноги у него дрожат, но встать толком не встает, и скорее всего, не скоро это изменится, учитывая, как он себя чувствует.

Хотя кому он пытается врать — компенсирует Бокуто с процентами, а у Куроо нет проблем по половой части.

Бокуто заканчивает в рекордные сроки, помогает одеться — Куроо теперь может ходить только с прямой спиной и присесть ему до дома не грозит вообще, даже если ноги будут отваливаться. Задница болит зверски, и Тетсуро грозится подать на любовника в суд за свою поруганную честь, охает и все время держится за поясницу, и так до тех пор, пока они не возвращаются в здание.

Бокуто все это время фонтанирует энергией, и бывший капитан Некомы проклинает его, мечтая отвампирить хотя бы часть этого бодрого настроя, не говоря уже об отличном самочувствии.

У них есть несколько минут, чтобы привести себя в порядок, а потом каждый возвращается на свое место. Бокуто — за барную стойку на ВИПе, Тетсуро бегает там же и разносит заказы, изредка сверяясь с блокнотом. Его попытки выставить бутылки и стаканы на стол, не завалившись, чертовски веселят нездоровое внутреннее чувство юмора, а сам парень в это время растягивает губы в усмешке и даже почти не кривится, когда разгибается и торопливо перебирает ногами к стойке, где добрые двадцать минут Бокуто ублажает его за счет заведения.

Пить на работе — не профессионально, однако выбора нет, и можно только порадоваться, что боль отступает, официант двигается бодрее и даже не умирает после коротких передышек, когда клиенты заняты тем, что нажираются в хлам. Менеджер, слава небесам, тоже не смотрит за своим работником, и ночь благополучно заканчивается в четыре утра, после которых они нагло уклоняются от уборки. Куроо торопливо закрывает столики, проверяет выручку, чтобы его не дергали до следующего дня, записывает это все под диктовку Бокуто и вместе с Бокуто, а потом они летят на первый автобус, который довезет их вот прямо до дома.

После совместного душа, где Котаро доводит демо-версию секса из переулка до лицензированной, с растяжкой, нежной и неторопливой, лаская ломящее от усталости тело, Куроо прощает ему боль в заднице и висяком остается только поясница. Совень посмеивается и из ванны несет любовника в кровать, где смазывает покрасневший и припухший анус мазью, купленной на этот случай.

Пока сон не смежил веки, они целуются, до припухших губ и хриплых вздохов, Куроо дрожит и выгибается от ласк, ластится к горячим ладоням, и в итоге они так и засыпают — не размыкая объятий и губ, пока днем не приходит пора проснуться и заняться делами.

Бокуто просыпается раньше — он всегда просыпается раньше и не решается тревожить сладко посапывающего Куроо, который мигом обнимает подушку и спит дальше. Расслабленное лицо, никаких ершистых эмоций — спящий котяра милее, чем в повседневности, и двадцать минут улетают просто за тем, что Совень смотрит, как спит Тетсуро, и, пожалуй, ему это не надоест.

Ему уже полтора года не надоедает запах Куроо, звук и темп его дыхания, его пульс, его тепло, его голос, его привычка курить, усевшись в кресло на балконе, его манера готовить сидя, потому что после работы он мечтает упасть куда-нибудь под стол, но стойко стоит у плиты, пока Бокуто стабильно составляет список продуктов, делает уборку, ходит в магазин или же находится тут же и помогает с готовкой.

Из них вышел отличный тандем в домашних делах, Тетсуро, который периодами с порядком был практически не знаком, вздохнул с облегчением, когда в Котаро открылась тяга к возне и легкому перфекционизму.

Завтрак, сооруженный на скорую руку из того, что было в холодильнике. Тетсуро выползает по стенке примерно минут через сорок и отмокает в душе еще полчаса, и только потом, зачесывая непослушные волосы, появляется на кухне, зевая и хлопая глазами.

Бокуто сияет аки лампочка и крутится вокруг, не зная, как угодить своему чуду, чтобы тот сменил гнев на милость, простил ему и поясницу тоже, поболтал, как они обычно болтают с утра, на отвлеченные темы, хлопнул по спине, приобнял, поцеловал, пошутил.

И, по возможности, улыбнулся. Потому что каждый раз, когда Тестуро отводит с лица волосы и улыбается ему — у Совеня немножно отказывается работать как надо сердце и моментально тает что-то между животом и грудью.

В таких случаях говорят обычно про бабочек, но Бокуто уверен, что дело не в этом.

Просто он очень любит своего бро, вот и все.

Видя щенячьи (совиные?) глаза любовника, Куроо некоторое время еще капризничает, потом все-таки сдается и тянется объятиями, потом пересаживается на чужие колени и целует парня, ощущая, как напрягаются под ладонями сильные руки его бармена.

— Эй, Бокуто… А если бы ты тогда проиграл? Ты бы дал себе вставить? — Куроо выделяет голосом слово «тогда» и намекающе ухмыляется, растягивая губы.

Чертов провокатор, но Бокуто на это не купится.

— Я бы ни за что не проиграл, — моментально реагирует парень, выразительно приподняв брови. — А с чего ты вдруг решил спросить?

— Да вот, думал о новой позе… — мурлычет Куроо, водя холодными пальцами по обжигающе горячей коже — лениво, задумчиво, слегка небрежно.

— Ты опять читал книжку с картинками? — Понимающе интересуется Бокуто. — Настолько же, насколько у меня плохо с математикой, у тебя плохо с иллюстрированными изданиями, ты помнишь? Сиди в своей химии, Тетсуро, — заключает экс-диагональный Фукуродани.

Малопонятный для посторонних диалог заключал в себе следующую историю: когда парочка бро поняла, что у них стоит друг на друга… Больше того, когда они примирились с мыслью, что это еще и не лечится никакими методами психологии, которыми их моментально начали пичкать все знакомые…

Они решили вопрос о том, кто кому вставит, как настоящие, верные, честные друзья.

«Камень-ножницы-бумага!»

Куроо проиграл как последний лох на шестой попытке — до шестой они оба помнили комбинации. Потом был камень у Бокуто и ножницы у Куроо, и да — его задница страдала неизменно. Хотя, Бокуто ныл, что периодами он динамит своего бро, отказываясь даваться в руки, если дело шло уже дальше взаимного облапывания.

Куроо было плевать — он хотел изредка высыпаться и ходить ровно, а другие цели у него в таких случаях не успевали сформироваться.

Когда стало ясно, что никакая колено-локтевая и стандартная жажды разнообразия не удовлетворяют, Куроо полез — о боги — в Камасутру.

И тут произошло ровно то, о чем так «тактично» упомянул Бокуто: Тетсуро, как оказалось, был не создан для того, чтобы разбираться во всевозможных рисунках и схемах.

Это был провал, когда в одну из ночей Куроо захотел эксперимента. Бокуто и то быстрее разобрался, что требуется, и ночь была спасена, но с той поры Котаро доверял бро только выбор картинки и разбирался, «что за фигня тут изображена» сам.

— Да ладно тебе, Бокуто, ну давай попробуем поменяться! — Не успокаивается Куроо.

— Нет, бро, так не честно, — Бокуто кусает ключицу любовника и получает болезненную хватку пальцев на волосах.

Пара минут борьбы, потом Котаро деликатно сдвигает тарелку подальше и заваливает хмурого Тетсуро на стол животом, оглаживая со спины сильное тело.

У Тетсуро были все данные, чтобы быть сверху. Сила, широкие плечи, рост — но выиграл Бокуто, и расставаться с собственным преимуществом Совень не спешил. Кроме того — он хочет и дальше ощущать, насколько покорным может становиться возбужденный кошак, как он может выгибаться и стонать, царапая спину.

Куроо может сколько угодно дуться, что Котаро принципиальный актив.

— Ты меня не любишь, хей, — жалуется Куроо, которому приспичило побыть тем, кто сам заваливает тела на столы и вставляет до сорванного голоса.

— А кто тебя на руках носит и завтраки готовит? — Возмущается Бокуто, который уже занялся тем, что стащил с любовника боксеры и задрал до лопаток растянутую майку.

— Понятия не имею, но этот человек точно не будет зажимать мое право быть самцом, — заявил Тетсуро.

— Самец, да? Я тебя сейчас прямо тут отымею, самец, и никуда ты от этого не денешься — ухмыляется Бокуто, блестя глазами, когда Куроо прогибается под его рукой, ворчит — чисто из принципа, принимая тот факт, что ему не светит изменить что-то в расстановке сил.

Бокуто наспех растягивает и вставляет одним движением. Куроо пусть отнекиваться, но кошак любит грубо и изредка вести себя как принцесска — все прелести подобного ему расписал Ойкава.

Тетсуро окончательно сдается только после того, как они снова потратили время на душ и перекусили.

Но собственный вопрос теперь не дает покоя, и Тетсуро переспрашивает снова:

— И все-таки, если бы ты проиграл — лег бы под меня? — Куроо наклоняет голову, глядя на замершего посреди движения Котаро, как тот неловко разворачивается и выдает абсолютно серьезным голосом, не без ехидства во взгляде:

— Куда мне до твоего уровня соблазнительности в постели, когда ты снизу? Нет, дорогой бро, не все так просто. Если бы я понял, что проигрываю, то… — Бокуто дергает плечом и договаривает, — Я бы сжульничал.

---

Целый мир.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Haikyuu!!
Основные персонажи: Тоору Ойкава, Хаджиме Иваизуми
Пэйринг: ИваОй
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Романтика, Ангст, Юмор, Флафф, Драма, Психология, Философия, Повседневность, Ужасы, Hurt/comfort, AU, Эксперимент, ER (Established Relationship), Занавесочная история, Учебные заведения, Дружба, Пропущенная сцена
Предупреждения: OOC, Насилие, ОЖП, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов, Нехронологическое повествование, Беременность, Смерть второстепенного персонажа
Размер: Драббл, 15 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Они вместе со школы и идут навстречу будущему рука об руку, пока Ивайзуми не начинает ощущать, что чего-то не хватает.

Посвящение:
Все тому же человеку, которого я нежно и страстно люблю.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Виновата запись, которую мне кинул человек, которому я, называя его разными именами, посвящаю большую часть своих работ весь последний год и даже больше.
Он обожает ИваОй, и когда я говорю, что он его обожает - это значит, что не важно, что мы играем - он способен бросить все, чтобы сыграть ИваОй.
Еще виноват Куроо с ребенком с того арта - это выглядело настолько мило, что черт, я захотел написать об этом.
Но - еще милый Ананасик любит все, что теребит душу и ввергает в пучины тлена или в их преддверье, и тут я тоже не могу ему отказать, потому что я люблю нежную грусть. А иногда и что-нибудь такое, что разобьет мне сердце, пока я буду читать/писать.
Я искренне надеюсь, что вам придется по душе эта работа.
Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Целый мир.

— Ива-ча-а-ан, смотри, что мне сегодня прислали! — Ойкава сияет, как начищенный медный таз, и, не глядя под ноги, несется к нему, зажимая в руке белый плотный конверт; волосы в беспорядке, на коленке бинт, на щеке пластырь, и учитывая, что всего этого не было в выходные, можно утверждать почти с уверенностью: Тоору во что-то вляпался и проделал это в отсутствие Ивайзуми.

Друг, собственно, не очень-то это скрывает, но, когда Хаджиме берется его отчитывать — одергивает с раздражением и тычет под нос несчастный конверт, занудно и однотонно повторяя «Ива-ча-а-ан — Ива-ча-а-ан — Ива-ча-а-ан», будто тот все время забывает, как его зовет этот засранец, с которым они прошли уже огонь, воду, медные трубы, ловлю жуков, первую влюбленность в самую красивую девочку в классе — и до сих пор остались друзьями.

— Да что ты им трясешь у меня перед лицом? — раздраженно вскидывается в ответ Ивайзуми, выдергивая плотную бумагу из чужих пальцев и разглядывая имя отправителя. — Это ведь от твоего двоюродного брата, да? Что внутри? — И ловко цепляет самый краешек прикрытого письма, открывая его заново.

Внутри фотография десять на пятнадцать, на которой изображен улыбающийся мальчишка, показывающий в объектив знак победы, и в целом все — поза, что-то в чертах лица, в телосложении — напоминает самого Ойкаву, когда он был в том же возрасте.

На обороте небольшое письмо, где небрежными иероглифами написано послание для родителей Тоору, и самого Тоору, и маркером подчеркнуто несколько раз, видимо, для большей значимости и выразительности: «Теперь-то ты примешь, что ты уже дядя, Тоору, и должен вести себя, как взрослый и не заставлять краснеть маму?»

Сам Тоору в это время флиртует с какой-то девочкой, и Хаджиме прижимает ладонь к лицу, вздыхает, мысленно готовый огорошить отправителя письма, что его брат вырос, но немного не в том смысле, в каком следовало бы в их возрасте, а потом, не особо церемонясь, со всей дури выдает другу хороший подзатыльник, громко и выразительно рыкая:

— Идиот!

— Ива-ча-а-ан, ты слишком жесток! Ты меня совсем не любишь! — ноет Ойкава всю дорогу до класса, пытаясь на ходу запихнуть в конверт фотографию и поругиваясь себе под нос, что не стоило тащить эту штуку сюда — Ива-чан теперь злится, ведь Тоору уже дядя, а Хаджиме все еще нет.

Называть вихрастого мальчишку идиотом снова смысла нет — еще немного, и это слово станет между «Ойкава» и «Тоору», проясняя на многие годы вперед, что же это за человек такой, и как у него с мозгами, в порядке ли.

А Ивайзуми не готов списывать этого парня со счетов: не так все просто, он уверен.

***

Второй класс старшей школы — самый расцвет их клубной деятельности.
У Ойкавы нет отбоя от поклонниц, ни минуты не проходит, чтобы его телефон не гудел от сообщений, которыми завалена его почта, его инстаграм, директ там же, твиттер — все ломится от подписчиков (подписчиц) и их восторгов.

Однако же Ивайзуми ловит себя на мысли, что что-то идет не так — вопреки ожиданиям окружающих, учителей, родителей и многочисленных поклонниц, на День Святого Валентина Тоору притаскивает в школу шоколад, по которому видно, что он сделан вручную, и протягивает его изумленно хлопающему глазами Хаджиме, пряча глаза за челкой.

Проделывается это при всем классе, в котором становится мертвенно тихо. Для спецэффекта не хватает только стрекота или жужжания какой-нибудь мошки.

Хаджиме хочет выругаться и пощупать лоб этому идиоту — с каких пор парень дарит парню шоколад в такой день, да еще и публично?

— Ойкава, ты здоров? — На всякий случай спрашивает парень, озабоченно закатывая рукава белой рубашки и хватая друга в охапку, чтобы, пока он не дергаясь стоит, согнувшись в поклоне, перекинуть через плечо и унести как можно дальше от чужих глаз.

На крыше, где Ивайзуми закрыл их на засов, кроме них никого нет, и это как раз то, что ему нужно.

Небо ярко-синее, мирное, будто вымытое от серой грязи уходящей зимы, и только у них должны вот-вот разыграться недюжинные страсти и баталии — или, так только кажется.

— Ива-чан, ты продинамил меня при всех, — бурчит Ойкава бесцветным голосом и отворачивается, пряча лицо от взгляда друга.

— Признавайся сразу — поспорил с кем-то? — Ивайзуми сует руки в карманы и хмурится больше обычного. У него есть мысль дать другу такой подзатыльник, чтобы он влетел лбом во что-нибудь и прекратил дурить — уже сейчас по школе наверняка ползут слухи о странной выходке капитана волейбольного клуба.

— Ива-чан, за кого ты меня принимаешь вообще?! — Возмущается парень, мигом поворачиваясь, являя взору бледное от злости лицо и сжатые в тонкую линию губы, руки, в одной из которых, до смятых уголков и не товарного вида, сжата несчастная упаковка шоколада, — Это же мои чувства!

Ивайзуми цыкает, подходит вплотную к другу, почти силой забирая сладость и тут же отходя на шаг назад, отводя руку назад и вверх, когда Тоору пытается выхватить свое добро обратно.

На миг Ойкаве кажется, что Хаджиме сейчас просто выбросит плод его стараний куда-то за ограждение, и он почти готов к этому, хотя сердце обиженно щемит, и поэтому он продолжает цепляться за рукав, сцепив зубы и сдерживая готовые пролиться слезы.

Но вместо этого, Ивайзуми прижимает коробку к губам, не обращая внимания на испорченную упаковку, и нехотя достает из кармана другую.

— Вот. Прими и ты мои чувства, — Ивайзуми протягивает другу собственный шоколад и выглядит почти недовольным, но щеки, залитые нежным румянцем, выдают его смущение. — Вообще-то, отдавать шоколад сейчас не было среди моих планов. Но если мы сейчас просто пойдем в класс, ты за урок успеешь напридумывать невесть что, и даже на тренировку явишься как-нибудь так, чтобы я до тебя даже глазами не смог дотронуться. Так что вот, — парень кусает губы, но дыхание перебивает, когда Ойкава бросается ему на шею со счастливым воплем, забирая шоколад и отскакивая.

Друг выглядит по-настоящему счастливым сейчас, и Ива против воли расслабляется, когда Тоору начинает шуршать упаковкой.

— Ива-чан, это что, записка от твоей мамы? — Слышится недоуменный голосок, и мыльный пузырь эйфории лопается с грохотом.

— Чего? — Парень живо подскакивает и сереет — под сладостью действительно оказывается сложенный в четыре раз лист, на которым мелко и убористо написано:

«Дорогой Ойкава-кун!
Я надеюсь (очень сильно), что наш оболтус наконец-то перестанет
изводить себя и нас всех своей нерешительностью, вздохами и прочим.
Будь с ним помягче, он уже третий год не может решиться признаться,
и в этом году, мы всей семьей взяли дело в свои руки — сам видишь.
На счет благословения можете не беспокоиться, мальчики — оно у вас
есть, в том числе и от родителей Ойкавы-куна. Нам пришлось познакомиться
с будущей родней раньше, чем вы начнете встречаться, чтобы избежать
сложных конфликтных ситуаций (Хаджиме, я буду попрекать тебя этим
остаток жизни, так и знай).
На случай, если ты снова принесешь шоколад домой и съешь сам, поливая
все слезами — Ивайзуми Хаджиме, не будь тряпкой, сколько можно!

С любовью, семейство Ивайзуми»

***

Последняя пара оканчивается звонком, и учитель, который еще три минуты назад рычал, чтобы никто не смел дергаться в сторону двери, с шумом вздыхает, закрывает книжку, и точно так же рычит уже другое:

— Лекция закончена, живо выметайтесь все, чтобы через пять минут вас тут не было, дармоеды!

Ойкава хохочет, когда его потоком почти выносит в коридор и несет прямиком к дверям на первом этаже.

Ивайзуми удается выцепить его только возле тяжелых кованых ворот университета, и, взявшись за руки, они дрейфуют к остановке, что бы сев на нужный автобус отправиться на вечернюю подработку.

За четыре года отношений они успели расстаться дважды и дважды сошлись снова. У Ойкавы на запястьях почти невидимые шрамы и его вены на сгибе локтя до сих пор хранят следы капельницы.

У Ивайзуми располосован живот после случая, когда он вытащил Тоору из поножовщины, куда его заманил парнишка, с которым тот пытался забыться, и ноют зажившие ребра, которые были сломаны в той же драке.

Зареванный Ойкава тогда держал его руку до самой реанимации, а после почти поселился в палате.

На их совести два разбитых девичьих сердца, по одному на каждого из них, и еще несколько судеб они переломили — неизвестно, в лучшую или худшую сторону.

Теперь у них свой домик с крошечным садиком, за который они, не без помощи родителей, выложили кругленькую сумму. Они играют в лучшей студенческой команде Токио и подрабатывают в баре на полставки, собираясь в будущем вместе пойти работать в какой-нибудь офис.

— Ива-чан… — Ойкава прижимается к нему, пристраивает голову на плечо и прикрывает глаза. Ивайзуми ощущает запах шампуня, исходящий от его волос, и не без удовольствия обнимает, зажимая в углу, руками на поручнях огораживая парня от других пассажиров, которых всего человека три.

Он почти уверен, что две девушки сбоку фотографируют их объятия, и смотрит прямо в камеру, приподняв бровь. Когда девушка вдруг краснеет, кусает губу и бросает взгляд поверх телефона, он понимает, что угадал.

Толкает Ойкаву, негромко шепчет, и тот оживает, улыбается, показывает знак победы в камеру. Девушка судорожно жмет на кнопку, а потом Ивайзуми наклоняется и целует партнера, из-за чего девушка ахает и роняет телефон.

Тоору хихикает и подает платок для ее кровоточащего носа, Ивайзуми довольно усмехается сверху вниз, а потом они выходят на своей остановке, помахав рукой на прощание.

— Позер, — шепчет Хаджиме с укоризненной ноткой, но Ойкава пихает его локтем под ребра.

— Не больше, чем ты. Целовать было совсем не обязательно, — бурчит юноша.

— Обязательно, у тебя такое личико, когда я тебя целую, — посмеивается Ивайзуми. — Надо было взять ее контакты и попросить сбросить.

Они вместе уже долгих четыре года, но Ивайзуми только недавно научился по-настоящему улыбаться. Улыбка у него спокойная и терпеливая, она преображает его хмурое лицо. И чаще всего, он отвечает на улыбку Ойкавы.

Потому что улыбка Ойкавы для него — целый мир, и мир этот прекрасен.

Они не сговариваясь толкают двери, и пока Ойкава очаровывает клиенток у кассы, Ивайзуми, поднявшийся до менеджера, следит за ходом работы, изредка вмешиваясь и помогая в качестве второго номера.

И только самые наблюдательные или постоянные клиенты могут видеть, как они то и дело скользят друг возле друга, как в мучительном танце, срывая пусть мимолетные, но все же прикосновения кожи к коже.

И кто-то, наверное, задумчиво и мечтательно выдохнет, прикрывая глаза:

«Любовь — это самое прекрасное и самое беспощадное из чувств, которое оставляет тебя чувствовать себя неполноценным, как только объект твоей любви становится слишком далек. Оставшись птицей без крыла, уже нельзя ни взлететь, ни ускользнуть от хищников, но можно до самого конца петь песни ставшему далеким небу.»

***

— Тоору, сколько можно копаться? Мы опаздываем на обед к твоим родителям, — Ойкава поправляет укладку и неторопливо завязывает галстук. Мама их сожрет, если что-то будет не в порядке.

В конце концов, они теперь приличные люди с высокими должностями. Будет ужасно, если они покажутся кому-нибудь из соседей на глаза не во всем блеске.

Ивайзуми из коридора вздыхает — громко и настойчиво. Тонкие пальцы Ойкавы на миг вздрагивают, но он быстро заканчивает узел, поправляет свою одежду, и наконец-то выплывает из спальни.

— Ну наконец-то, я уж думал умру здесь от жары, — ворчит на него партнер, обуваясь и выталкивая за дверь. Щелкают замки, скрипит калитка и они оба идут к машине.

Хаджиме садится за руль. На безымянном пальце блестит золотое кольцо с изящным узором на металле и несколькими камушками на ободке. Он аккуратно выруливает со своего места возле дома, прибавляет газ и спешит на скоростное шоссе — до Мияги еще прилично ехать.

Несколько часов под кондиционером, с рукой Тоору на его, когда он переключает скорости. Ивайзуми то и дело улыбается, поглядывая то в стекло заднего вида, то в боковое, и потому видит эту улыбку даже на дне глаз, но сгонять ее не хочется.

Им скоро уже двадцать шесть, и они счастливы, живут в достатке, почитают родителей. Хаджиме уже столько раз дядя, что начал путаться в собственных племянниках. Ойкава, в общем-то, тоже.

Они женаты настолько, насколько это возможно в их стране. Родители изредка выносят мозг словами о внуках, но Тоору тотчас затыкает всем рот и опасливо озирается — нельзя позволить разрушить свое счастья разговорами о детях, потому что для него будет невыносимо — делить своего Иву-чана с какой-нибудь женщиной, которая сможет подарить ему ребенка. Он даже слышать не хочет про суррогатную мать, и когда подвыпивший отец начинает попрекать их тем, что они любят друг друга — Ойкава панически сжимает под столом сильную ладонь Хаджиме, ощущая его дрожь.

Тот факт, что он не может подарить ребенка своего любимому — для него кошмар, похуже даже всех этих семейных сцен и скандалов, которые следуют за подобными разговорами.

И потому, не дожидаясь, пока он сам зачахнет, сжует себя ощущением вины, Тоору извиняется и вытаскивает партнера прочь, твердо намеренный уехать отсюда поскорее, и ни плачущая мать, ни презрительно кривящий губы отец не могут остановить их. Он только тепло прощается с родителями Ивайзуми и ныряет в салон авто, мгновенно открывая бардачок и вытаскивая упаковку сигарет.

Ночью Ивайзуми целует его все так же горячо и пылко, пальцы внутри действуют так опытно и умело, что невозможно противостоять удовольствию, даже когда партнер трогает простату как-то излишне настойчиво — это не мешает Ойкаве выгнуться со стоном и кончить себе на живот, шире раздвигая ноги.

Кровать скрипит, в воздухе пахнет разгоряченными телами. Тоору не без удовольствия когтит спину любимого, когда понимает, что мыслями Ивайзуми где-то далеко. Становится слегка досадно, и молодой мужчина, как будто они снова школьники, несдержанно кусает плечо любовника.

Это оказывает небывалое действие — Ивайзуми хрипло стонет и врывается в податливое тело, жадно, горячо, нетерпеливо, и возникает ощущение, будто они снова тайком от родителей дрочат друг другу, закрывшись в комнате, боясь в любой момент быть застуканными. Тоору наслаждается, тонет в этом ощущении чего-то полузабытого.

Секс оказывается головокружительным, длительным и оттого изнурительным, приносит удовольствие и оставляет со звенящей пустотой в голове, но в итоге они лежат в темноте, и Тоору почти чувствует, как кипят и множатся в голове партнера мысли.

Ему страшно услышать что-нибудь вроде «я хочу ребенка» или «давай попробуем найти женщину для суррогатного материнства» — он ничего не готов слышать, никого не хочет пускать в их счастливую — счастливую же? — жизнь, ни один вариант его не устраивает, но вместо этого, Ивайзуми выдыхает, ласково притягивая его в изгиб тела:

— Как думаешь, может, стоит встретиться с одноклассниками? Мама передала приглашения на встречу.

Тоору благодарно улыбается и целует в сгиб подбородка, ощущая легкую колкость щетины.

— Не знаю, но, я был бы не прочь посмотреть на всех. Надо бы найти их в интернете, с тех пор, как я погряз в работе — совсем перестал обновлять свои аккаунты.

***

На торте свечки — Ивайзуми сегодня стукнуло двадцать восемь, и «Happy Birthday» на шоколаде написано явно рукой «маэстро» Ойкавы — ни у кого больше таких букв не встретишь.

Его заставляют задуть свечи — он почти сдувает кремовый цветок в лицо начальника, но тот благосклонно ловит его пальцем и съедает. У них разница в шесть лет, не так уж это и много, и отношения у них достаточно приятные, особенно учитывая знания всей подноготной друг о друге — Ивайзуми не стоило ходить в бар, где они выяснили и семейные положения, и сексуальные предпочтения, и все, что только можно.

Кругом — десяток переодетых в простую одежду коллег. Ивайзуми отказался праздновать дома, но в итоге принял вариант потом отпраздновать в кругу семьи, только как-нибудь тихо.

Бокал шампанского раскрепощает, два погружают зрение в дымку, третий — и Хаджиме уже сидит с видом философа.

Небольшой ресторанчик возле работы, кажется, не предоставляет слишком хорошей возможности чтобы как следует разгуляться, но в итоге, пока все едут черт знает куда, они с Ойкавой отправляются домой пешком — не так уж тут много идти, а спорт — это полезно, да и вообще — за собой надо следить, а то у них скоро от сытной жизни появится лишний жир.

В попе Ойкавы играет шило, Ивайзуми все время притягивает его к себе, и в итоге они идут и держатся за руки — как в старые добрые времена, и хочется снова ощутить тяжесть сумок с учебниками на плече, а на теле — форменные куртки Аоба Джосай, запах пота, нытье мышц после продуктивной тренировки.

Ойкава и сейчас метко подает, но Ивайзуми уверен — прежней силы в мышцах, гибкости… Ничего этого уже нет — возраст страшная штука, и если подумать о средней продолжительности жизни, то они прожили почти половину, и большую часть — вместе.

Вечер; со всех сторон пахнет сакурой и нежные лепестки уже начинают усеивать землю. До дома еще двадцать минут в этом неспешном темпе, и Ойкава отчаянно хочет не только держать возлюбленного за руку, но и как следует поцеловать его — прямо здесь, прямо сейчас.

Он даже тянется к его щеке, чтобы одним касанием развернуть любимое лицо. А потом перед ними на колени падает выбежавший ребенок, и Ойкава замирает, так и не коснувшись, видя тоску во взгляде Хаджиме, когда тот смотрит вслед убегающему к матери мальчишке.

— Если ты скажешь, что не хочешь ребенка — я тебя ударю, — вкрадчиво шепчет мужчина и целует вздрогнувшего именинника.

— А я совру тебе настолько очевидно, потому что знаю, что ты не хочешь впускать в нашу жизни кого-нибудь постороннего, — Ивайзуми улыбается, но улыбка невеселая, и в итоге он притягивает к себе партнера за плечи, целуя нежно и почти невесомо, ощущая нетерпеливое желание любимого в каждом движении.

Он уже начал слегка сбиваться со счета — сколько они там уже вместе? С шестнадцати? Если так считать, то это двенадцать лет отношений с перерывами на ссоры и попытки быть с кем-нибудь еще.

После такого срока должно быть ощущение стабильности, размеренности, но в душе ворочается червячок сомнений, и Ивайзуми почти готов ставить свою месячную зарплату — вскоре случится что-то плохое, что-то такое, после чего их жизнь круто изменится.

И Ойкава, кажется, тоже ощущает нечто схожее, потому что у него между бровей уже морщинка, которая с каждым днем становится все глубже, заставляя опасаться всего вокруг — меньше всего им хочется потерять друг друга и остаться в одиночестве, и это, наверное, то, что связывает их не меньше любви. Этакая взрослая мудрость из страха одиночества.

Ивайзуми часто думал о развитии их отношений, но заканчивалось тем, что он начинал сравнивать их с отношениями между мужчиной и женщиной. В их время пары часто держались только за счет появления в семье детей — особенно после нескольких лет пресной жизни по системе дом-работа-дом.

Даже на встрече с одноклассниками — было очень удивительно увидеть всех с женами и детьми, эти очаровательные семьи из трех-четырех человек, где маленьких террористов холят и лелеят, любовно ругают и отпускают играть дальше, бегать между столиками, таскать конфеты.

Хаджиме тогда ощутил укол зависти и знал, что Ойкава это заметил.

Глубоко в сердце была картина, где их на фотографии трое — он, Тоору и малыш, с теплыми глазами цвета шоколада и улыбкой Ойкавы. Представить кусочки себя было сложно, но Ивайзуми не очень-то и старался.

Он просто хотел видеть любимого счастливым, видеть, что у них есть маленькое продолжение, что на них все не закончится.

Дома, когда они уже устроились на супружеской кровати, Ивайзуми обнял любимого покрепче, вздыхая:

— Может, поищем ребенка по приютам? Знаю, тебе неприятна тема детей, потому что у нас нет возможности завести собственных, не впустив какую-нибудь женщину. Но это, пожалуй, выход. Я очень хочу повозиться с ребенком, которого смогу называть сыном, а не племянником, Тоору, — дыхание перехватило, горло сдавило, и Ивайзуми уткнулся лицом в шею сзади, с силой жмурясь, яростно смаргивая выступившие слезы.

— Ива-чан… — Тоору царапнул подушку и развернулся, глядя почти с отчаянием, но увидев слезы своего Скалы-чана, растерялся, ощущая, как вертится в голове, зудит и жалит мысль: «Это конец».

Если Ивайзуми больше не может сдерживаться и действительно настолько хочет быть отцом…

Ойкава судорожно вздохнул, прижал голову сдавленно рыдающего Хаджиме к груди, поглаживая короткие черные волосы.

— Знаешь, я бы тоже хотел видеть малыша с твоими глазами, — почти бездумно зашептал он. — Хотел бы видеть твою улыбку на чьих-нибудь губах. Хотел бы видеть твои вечно сведенные брови на маленькой копии твоего лица. Я не могу видеть, как ты страдаешь, Хаджиме. Давай. Давай все же найдем женщину и оплатим процедуру оплодотворения.

— Тоору… — Ивайзуми на миг растерялся, потом сжал Ойкаву в объятиях так, что тот даже принялся вырываться со смешками и жалобами, что ему нечем дышать.

Потом они оба плакали — просто лежали, держались за руки, позволяя слезам течь по лицу. Ивайзуми — потому что был счастлив и благодарен пониманию своего любимого, лишний раз благодаря Ками за то, что свел их. Ойкава плакал, потому что решение было тяжелым — девять месяцев видеть, как Хаджиме опекает чужую им женщину, потому что внутри ее тела спрятан ребенок, которого он никогда не сможет ни выносить, ни родить.

Но зато после этого Ива-чан будет по-настоящему счастлив, снова будет улыбаться больше, и меньше хмурить брови.

Целуя искусанные губы, втягивая мужа в развратный танец языком, который потом втянет в это все тело, Ойкава думал, что готов еще очень многое сделать, чтобы они могли жить счастливо.

***

Помощь пришла, откуда не ждали. Младшая сестра Ойкавы, после того, как они поделились мыслью с родителями, — со всеми родителями — покраснела и сказала, что она была бы не против выносить ребенка от Ивайзуми — потому что видит, что бездетность гложет их обоих.

Тоору только с подозрением прищурился, но нехотя согласился, что это выход — все-таки так получится, что в их жизни не будет никого чужого, и дети будут нести и его черты, и тогда они получат даже больше, чем мечтали сначала — малышей с общими генами.

О том, что Рин нравится Ивайзуми, он знал давно — хватило однажды застукать ее за подглядыванием. Они тогда еще в школе были, и он мог ее понять — Хаджиме в душе и правда был что надо.

Началась беготня с анализами, прием препаратов, которые повысят шанс беременности с первой же попытки оплодотворения.

Тоору пичкал любимого и сестру витаминами, и вообще старался быть причастен ко всему, что происходило.

Ивайзуми с Рин было неловко, но потом привык к тому, что в ванне появились пузырьки и флаконы, в шкафах — лишние полотенца, заранее купленные пеленки, одежда для беременных и малышей, игрушки, а в комнате, которую любила занимать девушка — кроватка. В гараже ждала своего часа коляска, а кот, который жил на улице, стал забегать на кухню, где для него появилась мисочка молока.

Девушка внесла разнообразие в привычный уклад жизни, разбавив серость стабильных будней головомойками, требованиями и перебранками с братом.

И они едва не сошли с ума от радости, когда через несколько недель тест показал две полоски.

С той поры сестра Тоору окончательно поселилась у них. Они разделили с Хаджиме обязанности по дому, с Тоору — заботу о замученном делами Ивайзуми.
Рин обожала возиться в саду, и, обнимая за плечи своего Ойкаву, глядя на то, как их — теперь точно их — сестра то и дело поглаживает округлившийся животик и откидывает со лба влажные пряди, Ивайзуми ощущал самое натуральное облегчение, хотя шуточки о многоженстве заставляли его морщиться.

На восьмом месяце обнаружилось, что детей вообще-то двое. Живот Рин стал огромен и ей посоветовали лечь в больницу, однако упрямая девушка решила побыть дома еще хотя бы пару недель.

В день, когда схватки заставили ее набрать номер Тоору, Ивайзуми был на встрече и даже не знал, что на другом конце города готовы появиться его дети.

Ойкава, который знал об этом, без раздумий бросил все дела, и, сумбурно пояснив что-то начальнику, ушел с работы.

Поездка до больницы была не слишком долгой, но стоны с заднего сиденья, частое и шумное дыхание, сдавленные болезненные крики вынудили его забыть обо всем, и потом, выжимая газ в пол, он даже не думал о безопасности, о правилах, о скорости. Его трясло, потели ладони, руки дрожали и он упрямо сжимал руль побелевшими пальцами, поглядывая в зеркало заднего вида на держащую шевелящийся живот девушку.

Его сестра рожала. Рожала, черт возьми. Рожала их с Ивайзуми детей.

Вытерев со лба пот, Тоору проехал очередной светофор, который приветливо горел зеленым.

В бок, возле бака, на скорости врезалась другая машина, которая не успела проехать, пока они стояли. Все отпечаталось как на записи — визг покрышек, скрежет тормозов, запах металла, горелой резины и пыли, дикая боль, волной прокатившаяся от виска, которым его приложило о стекло, по всей голове.

Тишина с заднего сиденья, которая испугала даже больше, чем все остальное.

Рин лежала на полу, на боку, силясь защитить огромный живот, лицо заливала кровь, в волосах осколки от стекла, лоб, кажется, был пробит — Тоору не мог точно сказать из-за закрывшись все, слипшихся волос, — но она продолжала дышать за них за всех — за себя и малышей. Она продолжала дышать и хватать ртом воздух, когда Тоору с виновником аварии вытащили ее из автомобиля, оттащив от готовых взорваться в любой момент машин, когда скорая уже подъехала к заполненному машинами перекрестку.

Врачи, каталка, успокоительное, белые халаты, капельница, реанимация, к которой он упорно рвался, кровь и лица, лица, кружащиеся перед глазами — он не помнил ничего из того, что творилось в следующие сутки.

Он проснулся с ощущением, что его держат за руку. Рядом, с синяками под глазами, сидел Ивайзуми и смотрел в пустоту.

Воспоминания возвращались, как кошмар. В следующую секунду его почти подбросило на кровати, и Ивайзуми подскочил и стал давить на плечи, укладывая назад — видимо не в первый раз уже его так подбрасывало. Может быть, он и раньше приходил в себя — он не помнил.

Его трясло и вместе с ним трясло Ивайзуми, который силился дотянуться до кнопки вызова сестры.

— Ива-чан, Ива-чан, Рин, что с Рин, что с детьми? — Во рту сухо, язык распух. Тоору закашлялся и попытался сглотнуть, и по ощущениям — будто стекло проглотить пытается.

— Все хорошо, — сосредоточенно повторяет Хаджиме и жмет на кнопку. Медсестра приходит через минуту и в прозрачную трубку капельницы входит игла. Вентиль открыт, раствор поступает в тело, и Тоору ощущает, как слипаются глаза.

Ивайзуми гладит его по волосам и целует не занятую руку, повторяя, как мантру, будто пытаясь уверовать, опостылевшее за пару минут «все хорошо».

«Ничего не хорошо» — хочется выдохнуть Ойкаве. Он помнил, сколько крови было в салоне и на асфальте, внутри ворочался страх и ощущение горечи, от этого сердце, кажется, стало стучать быстрее.

Несколько дней он провел, как в кошмаре. Потом были родители — он точно помнил. Плач. Его держали за руки, причитали, целовали в лоб, а он барахтался в дурмане лекарств и не мог понять ничего из того, что ему говорят.

***

— Ива-чан, скажи мне правду, — настаивает Тоору, сглатывая комок и заталкивая слезы. Он в больнице уже почти две недели. Его перестали усыплять и теперь он пытался добить от Ивайзуми хоть каких-то новостей о Рин и детях, хотя внутри все будто холодной рукой сжимало, когда он видел похудевшего и осунувшегося Хаджиме.

— Все хорошо, — в тысячный раз повторяет ему Ивайзуми, и Тоору поджимает губы, а потом бьет Хаджиме по лицу, смаргивая злые слезы.

— Правду, Ива-чан, — снова просит шатен, и почти скулит, когда Ивайзуми прикрывает глаза.

— Потерпи пару дней, пожалуйста, — выдыхает тогда парень и целует ладонь, которая от удара слегка покраснела.

Тоору поджимает губы и отворачивается к окну, с тоской глядя на затянутое тучами небо и идущий непроницаемой стеной дождь.

***

Через пару дней вместе с Ивайзуми приходят его родители. При виде матери и отца в черном Ойкава падает на кровать, прикрывая рукой глаза и сжимая зубы. Хаджиме он видел в костюме часто и потому не обратил внимание. Но мать в черном… С черной сумочкой и шляпке, покрывающей голову…

— Рин… Ри-и-ин, — Ойкава сам не понял, когда стал звать младшую сестру и почти выть. Приборы тревожно запищали, а он царапал руки, будто пытался содрать кожу, кричал и рыдал навзрыд. Рука кровоточила — выдрал катетер. Ивайзуми крепко прижал его к груди и пытался остановить самоуничтожение.

— Моя вина, — почти кричит Тоору, вырывается, изгибается в руках мужа, потом с глухими рыданиями цепляется за пиджак Ивайзуми и прячет залитое слезами лицо.

В палате молчание, потом Ойкава-сан приблизилась и осторожно погладила сына по волосам.

— Ты ни в чем не виноват, Тоору. Рин сказала медикам прежде всего спасать детей. Когда она потеряла сознание, они уже не могли ничего сделать. Она держалась до последнего, — голос Ойкавы-сан безжизненный, сдержанный и крепкий. Уже выплакалась — понимает Ивайзуми, который все это время разрывался между похоронами, детьми в отделении недоношенных — у девочки не раскрылись легкие сразу — и Тоору в палате, которому врачи констатировали сильный шок и сотрясение мозга.

— Должен был спасти. Должен был защитить, — хрипит Тоору и сжимает пальцы так, что Ивайзуми чувствует — он оставляет ему синяки.

— Хватит, Тоору. Это было решение Рин, — вставляет отец, и его Тоору хочет видеть меньше всего.

— Уходите. Ива-чан, останься, прошу, — шепчет Ойкава через пару минут, когда удается вернуть голос.

Родители уходят тихо, он ощущает шлейф духов матери — как раньше не заметил? — и обмякает в руках Ивайзуми, позволяя дрожи колотить тело.

— Я хочу домой, Ива-чан, — шепчет Тоору. — Можно мы поедем домой?

— Потерпи пару дней. Малыши должны окрепнуть, — вздыхает Хаджиме и гладит его по волосам.

— Тогда останься со мной на ночь, пожалуйста, — требует Ойкава и поднимает мятое о ткань лицо с распухшими губами, глазами и носом, с разлившейся по коже краснотой. Ивайзуми не решается перечить и только устало кивает и зовет сестру.

Ойкаве заново ставят катетер, Ивайзуми спрашивает врача, может ли остаться, и когда получает уклончивый ответ, криво усмехается, небрежно заталкивая в нагрудный карман халата купюру.

— Это укрепит вас в решении сказать моей просьбе «да», — бросает он через плечо и возвращается в палату.

Приносят кресло из ординаторской, забирают стул, и этой ночью Ивайзуми впервые спит больше двух часов, позволяя Тоору жаться к его груди, изредка посматривая на мешок капельницы.

***

— Ты серьезно? — Ойкава смотрит на Ивайзуми, в руках которого по кульку. Один с синей лентой, второй с красной, один орет, второй мотает кулаками в воздухе.

Ойкава боится их брать, без шуток. Для него Ива-чан стоит с двумя гранатами в руках и это не безопасно — даже приближаться к кулькам с лентами.

— Прекрати, Тоору, глянь, какие они очаровательные, за полчаса, пока мы будем ехать, ничего точно не случится.

— Ива-чан, я уроню их.

— Не уронишь, они не тяжелее волейбольных мячей, — настаивает Ивайзуми.

Ойкава вздыхает, как приговоренный к смерти, и забирает молчаливый кулек с красными лентами.

И моментально получает кулачком в челюсть.

Не него еще не смотрят, и внутри скребется любопытство, какие у малышки глаза. Как у них с Рин, цвета шоколада, или же как у Ивайзуми — серо-зеленые у зрачка и карие к краю, который все время наводят на мысль о молоденьких орешках?

Ивайзуми усаживает его на заднее сиденье, дает мальчика и пристегивает, доверяя возлюбленному их детей на время путешествия под полный контроль.

— Возле тебя сумка, там бутылочки с молоком, салфетки, в общем — все, что может пригодиться, — рассказывает Хаджиме, поворачивая ключ в зажигании.

Ойкава нервно смеется и сбалтывает:

— Ты прямо как мамочка, Ива-чан, со школы тебя таким не видел.

— А ты, выходит, папочка? — В зеркальце видно, как Хаджиме вскинул бровь.

Ойкава покраснел и опустил глаза, разглядывая личико мальчика.

— Он хмурится точь-в-точь, как ты, — комментирует Тоору через некоторое время, и Хаджиме фыркает.

— Он просто уже чувствует подставу в этом мире, вот и все. Его не проведешь, — руль гладко поворачивается в руках, Тоору бросает взгляд вбок, в боковое зеркальце.

— Кто из них родился первым? — Ойкава нехотя признает, что ему нравится ехать с детьми в руках. Они пропахли молоком — видимо, кто-то из сердобольных рожениц не отказал Ивайзуми в просьбе покормить деток.

— Мальчик. И сразу же начал орать. Врачи сказали, что это хорошо. У девочки не сразу раскрылись легкие, так что ее пришлось держать в отделении для недоношенных дольше. Она и сейчас пока не особо-то много кричит, но, когда проголодается — как сирена. У нас по соседству есть девушка с ребенком, я подвозил недавно. Она сказала, что не против кормить их грудью. Сказала, что я смелый, раз собираюсь воспитывать двоих детей без матери. Я сказал, что у меня в доме уже есть «хозяюшка», но, если ты настаиваешь быть папой — я не против, — Ивайзуми непривычно словоохотлив, а Ойкава не знает, смеяться ему или плакать.

Ива-чан, видимо, сильно переживал и долго молчал. Через пару часов он прекратит так болтать, а пока что можно просто слушать его голос.

— Родители говорят, что нам будет трудно с девочкой, надо заранее переделывать комнаты, потому что в одной им спать будет нельзя, когда малышка подрастет. Так что я думаю о том, чтобы или достроить дом, или какое-то время укладывать их с нами и делать ремонт в тех, которые есть, — Ивайзуми ненадолго замолкает, дожидаясь ответа, потом понимает, что сзади стало слишком тихо и нервно косится в зеркальце заднего вида, тут же выдыхая с улыбкой — Ойкава спит, и два маленьких террориста, судя по всему, тоже, и Тоору крепко прижимает их обоих даже во все.

Все-таки из него получится отличный родитель, он уверен.

***

— Нгх… Ива-чан… Ах! — Ойкава дрожит и выгибает спину, касаясь грудью кровати. В его цепких пальцам смятая простынь, он отчаянно жмурится и старается не стонать слишком громко, чтобы не разбудить детей в соседней комнате.

— Черт, сколько лет мы должны жить вместе, чтобы ты начал называть меня по имени? — Досадует Ивайзуми откуда-то сзади, опаляя горячим дыханием ягодицы.

— Ива-чан, не отвлекайся, — подстегивает его Тоору лишний раз, и тут же стонет, когда чужие пальцы сдвигают прочь нежную кожу крайней плоти, обнажая крупную скользкую головку и бархатный ствол, перевитый венками.

Ивайзуми плавно сжимает пальцы и до отвращения медленно ведет сжатой рукой вверх и вниз, из-за чего Ойкава ругается и стонет, ощущая влажный и горячий язык в заднем проходе.

— Ива-чан, хватит, хочу пальцы, — хнычет мужчина, и Хаджиме напоследок кусает его за ягодицу — достаточно ощутимо, чтобы Тоору застонал в подушку, смазано и скованно стирая слабой рукой влажный пот, который попытался скатиться со лба на глаза.

Пальцев внутри Ойкава так и не дождался, зато в анус толкнулась головка, размазывая смазку, и грубовато пошла дальше в довольно быстром темпе, цепляя простату и заставляя Тоору подавиться воздухом.

— Х… Хаджиме! — Почти вскрикивает Ойкава, подмахивая бедрами, чтобы поспеть за бешеным темпом, ощущая, как низ живота тянет все сильнее, как чаще дышит прижавшийся в его спине, опаляющий ухо дыханием Ивайзуми.

Они оба шумно стонут в конце, Ойкава кусает губы, заливая спермой простыни и со стоном падает на кровать, ощущая приятный вес тела Ивайзуми на себе, и, хотя это мешает дышать — не протестует и даже наоборот.

Они засыпают, а утром Ивайзуми просыпается от того, что Ойкава кусает его руку, не в силах скинуть с себя.

Им уже по тридцать, а Ойкава все еще ребенок, хотя звать этого человека ребенком — оскорбительно по отношению к детям.

Он все еще любит дразнить партнера и когда его кормят с ложечки — близнецы в такие моменты смотрят на него, вклинившегося между ними, как на врага народа.

Сора — точная копия Хаджиме, Карин похожа на свою мать, но смотрит прямо и бесята в ее глазах — точно такие же, как у Тоору, и волосы пытаются крутиться в некрупные локоны.

Им сейчас два года, но они бегают по дому, достают Ойкаву каждый раз, когда он пытается прилечь отдохнуть, и Ивайзуми припоминает, что тот опять съел целую ложку их пюре, когда Хаджиме кормил их.

— Но я тоже хочу, чтобы ты кормил меня с ложечки! — ноет Ойкава, и пятится, когда у Хаджиме начинает дергаться бровь и он начинает запихивать ложку в рот любовника, заталкивая по меньшей мере до горла.

Им тридцать, в их доме два ребенка, и они ощущают, что счастливы — не потому что такова видимость, а потому что у них нет ни одного повторяющегося дня в году, и когда Ивайзуми забирает их из садика, новая краснеющая воспитательница спрашивает, а где же мать детишек.

И в это время рядом нарисовывается Ойкава, целует партнера и детей, забирает одного из них — как правило, это Карин — и уходит первым, оставляя девушку в полном замешательстве.

Они ходят в семейные кафе и покупают детям мороженое. Сора защищает Карин от других мальчиков и не позволяет никому лишний раз увести от себя сестру — прямо жгучий собственник, смеется Тоору, когда они сидят на площадке и смотрят, как парочка сосредоточенно лепит куличики, и как Сора мужественно вклинивается между Карин и другим мальчиком.

— Как мы в детстве, — вздыхает Ивайзуми и улыбается, и Ойкава прижимается к его плечу крепче, присматривая за детьми.

Потому что в них — целый мир.

---

Никотиновая близость.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Haikyuu!!
Основные персонажи: Кенма Козуме, Тетсуро Куроо
Пэйринг: Куроо/Кенма
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш, Романтика, Флафф, AU, Эксперимент, ER (Established Relationship), Учебные заведения, Пропущенная сцена
Предупреждения: OOC, Нехронологическое повествование
Размер: Драббл, 3 страницы, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Он просто смотрит на то, как губы Куроо зажимают фильтр сигареты, ощущая подспудное желание заменить никотиновую палочку своими губами.

(Постканон, где эта парочка уже студенты и живут отдельно.)

Посвящение:
Кенме.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Какого хрена я здесь делаю?
Я сел готовиться к зачету по микробиологии, который завтра.
Сел, понимаете? Передо мной - 119 блядских вопросов по микре. Это пиздец в квадрате, помноженный на нехватку времени в кубе.
Еще у меня завтра зачет по... культуре речи. Хе-хе. В общем, задница. Господи подари мне нормальный иммунитет, а не как этой весной. И прошлой - вот о чем я молился.
А потом был хаотичный поиск инфы (я ж как обычно все в последний момент, ну как обычно, да) и черт меня дернул кликнуть на фикбук.
И вот я здесь. Хаотично проставляю галки. Думаю о том, что Куроо с сигаретой чертовски сексуален.
Остальные "Никотиновые" работы можно увидеть тут: ficbook.net/collections/6263995
Арта нет, музыки нет. Они почти наверняка появятся позже.
Вру, выбрал миленькие арты: pp.vk.me/c630519/v630519718/2c5b1/Wm0XQtXH0rg.j...
pp.vk.me/c630519/v630519512/34ff4/Fz4gNyKOCOY.j...
Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Никотиновая близость.

Он просто смотрит на то, как губы Куроо зажимают фильтр сигареты, ощущая подспудное желание заменить никотиновую палочку своими губами.

Желание настолько сильно, что Кенма поспешно отводит взгляд от затянувшегося парня и делает небольшой глоточек из своего стаканчика с кофе. Теперь это просто кофе — мороженое давно или растаяло, или было съедено белой пластмассовой ложечкой, которую он выкинул еще по дороге.

Куроо держит его за руку, и может быть, из-за огонька на том конце сигареты, из-за мощных вдохов и выдохов, благодаря которым дым попадает то в легкие, то выводится из них, ладонь, сжимающая вечно замерзающие пальцы Козуме, всегда обжигающе горяча.

Куроо выше его на голову, а его плечи — как у Кенмы, рядом с которым стоит еще один Кенма. Просто сказать, что они широкие — как посмеяться. Куроо тягается по ширине плеч с Бокуто, который серьезно увлекается качалкой.

Тетсуро, конечно, тоже тягает штангу, но мясная диета, в которой ему сильно способствует передающая продукты мать, крупная стипендия за участие в спортивных соревнованиях и азарт от соревнования с Бокуто свое дело делают — тело Куроо сплошь мышцы, которые любовно и методично накачиваются изо дня в день.

Как итог — жира в теле Тетсуро не хватит и сковородку смазать.

Кенма же так и остался худеньким парнем с цепкими пальцами, немного подрос, раздался в плечах ровно настолько, чтобы перестать походить на ребенка, и отпустил волосы еще больше, собирая прядки у лица в хвостик.

Теперь на улицах ему все чаще делают комплименты и путают с девушкой.

«Отстой.» — кривится с неповторимым выражением лица Кенма время от времени, когда его пытаются завлечь в женские отделы одежды.

Но Куроо нравится, а Кенма безразличен к таким вещам, пока они не попадаются ему на глаза, вынуждая прореагировать, и ему нравится, что по пути домой они могут остановиться где-нибудь в парке и без страха поцеловаться.

Целоваться с экс-капитаном волейбольной команды все так же классно, хотя они встречаются уже четыре года и Кенма давно научился отличать качественное от подделки — и поцелуев это тоже касалось.

В конце концов уже не раз и не два особо осмелевшие одногруппники в институте хватали его за плечи и норовили сорвать позорный поцелуй с губ «милашки Козуме». Их встречали острые зубы парня, которого Куроо нежно называл «Котенок», и кулак самого Куроо.

Так что он может сказать, что и через четыре года отношений, поцелуи Куроо — высшей пробы и качества, хоть товарный знак ставь.

Сейчас, однако, он думает о поцелуях со вкусом сигаретного дыма, о том, как губы его парня будут пропитаны ощутимым запахом и вкусом сигареты, этой легкой горчинкой, если он сейчас потянет его за плечо.

О том, как Куроо выдохнет дым прямо в его лицо, в его губы и рот, как Кенма позволит сизой дымке овевать кожу, пока язык Тетсуро будет настойчиво сплетаться с его, и как они будут вынуждены оторваться друг от друга, потому что у экс-капитана без никотина зудят легкие, или что-то там еще, и он вынужден сделать новую затяжку.

И так по кругу, пока не начнет оплывать фильтр или пока Куроо не ощутит удовлетворение от принятия дозы никотина.

Кенма прячет нос в свой красный вязаный шарф и продолжает следить глазами за сигаретой, небрежно зажатой между тонких сильных пальцев, на которых красиво выделяются утолщения суставов. На костяшках кожа белая из-за шрамов, которые Козуме так любит целовать, когда они наедине.

Сейчас он тащит ладонь к лицу с другой целью.

Кожа пахнет сигаретами, и Кенма жадно вдыхает этот запах, смешанный с запахом тела самого Куроо и запахом его одеколона — почти незаметная, тающая нотка.

Другим кажется, что он выдыхает на руку теплый воздух. У пары стариков на лицах улыбка от этого зрелища.

Они просто те, кто не видит правды.

Просторная двушка недалеко от их института не отличается особенной захламленностью вещами, и даже наоборот — здесь процветает минимализм с легким налетом хаоса из-за не сложенного на диване пледа и разбросанных на полу джойстиков.

После ужина Куроо уносит изящную пепельницу в форме головы кошки, предварительно вытряхнув из нее пепел, в крошечную гостинную, которую удалось создать из широкого участка коридора с помощью шкафов.

Кенма спешит сесть рядом на диване, потому что помимо просмотра какого-нибудь фильма, Тетсуро будет курить.

Смотреть, как он курит, нравилось Козуме почти так же сильно, как скачивать новые игры и играть в них.

Первая сигарета — как пробно брошенный шар. Экс-капитан отлично знает, что его Котенок любит смотреть за процессом курения, и потому первая сигарета — просто чтобы немного его подразнить.

Через полчаса еще одна, и Куроо аккуратно притягивает юношу в изгиб своего тела рукой, ероша волосы, пока парень поправляет плед и укрывает им их ноги.

Через час третья — за окном темнеет, и видно, как в кафешке напротив, где подрабатывают они оба, мигает бледно-голубая гирлянда на фасаде — третий этаж им немногое позволяет увидеть помимо этого, если подумать.

Тетсуро вдруг наклоняется, заслоняя головой весь обзор, и ласково выдыхает дым в лицо мило зажмурившемуся парню.

Новая затяжка, из приоткрытых губ дым вылетает мягкими завитками, и Кенма тянется навстречу его губам, мягко дыша. Они целуются, разделяя дым между собой, потом Куроо тушит окурок и отставляет пепельницу на низкий столик, где уже остыла разогретая в духовке пицца.

Толчок в плечо, Кенма заваливается на узкий диван, быстро облизывая красивой формы губы и смотря своими невероятными кошачьими глазами.

Руки Куроо вовсю шарят под футболкой изгибающегося паренька, пока сам юноша нависает над ним темным широкоплечим силуэтом, и от ощущения, что он пойман, внутри Кенмы разгорается обычно сдерживаемое возбуждение.

Козуме любит их горькие поцелуи. Любит лизать губы Куроо, снимая с них послевкусие. Любит, когда Куроо целует его с силой, проталкивая язык, смешивая слюну, и тогда он вспышками различает вкус никотина.

Любит, когда его почти что вытряхивают из одежды, и Кенма носом зарывается в пропахшие дымом волосы, пока Тетсуро лижет, кусает и сосет его соски, руками оглаживая гибкое тело, которое такое слабое и можно сказать — изнеженное, рядом с телом самого Куроо.

Но оно такое именно потому, что его Курильщику это нравится. Быть сильным, доминировать, защищать.

Козуме с ума сходит, когда во время минета Куроо гладит его по волосам, и рядом с непропитанной запахом сигарет кожей, эта нотка от его рук, его пальцев — как кнопка пуска для возбуждения, из-за которой Кенма ерзает, растирая колени и локти, на которые он опирается, мысленно молясь, чтобы парень быстрее кончил.

В конце концов, больше всего Котенок любит, когда погребенный под жарким телом, он, царапая сильную спину во время секса и ощущая, как под кожей перекатываются сильные тренированные мышцы, насквозь пропитывается запахом тела Куроо, его одеколоном и горькой ноткой никотина, которая придает всему особенно возбуждающий аромат и вкус.

Сплетенные на диване и кое-как прикрытые пледом, они некоторое время просто переводят дух, потом Куроо снова курит, переворачивается на бок, прижимая Кенму голой спиной к спинке дивана, и, улыбаясь, как шкодливый кот, выдыхает, вновь пропахший сигаретами, прямо в губы:

— Ну что, второй раунд, Котенок?

@темы: #Фикбук, #Завершено, #Перенос, #Фанфик, #Cloude_Guardian

---

Агония.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Haikyuu!!
Основные персонажи: Тоору Ойкава, Хаджиме Иваизуми
Пэйринг: ИваОй
Рейтинг: R
Жанры: Слэш, Ангст, Драма, Психология, Повседневность, Hurt/comfort, AU, Эксперимент, ER (Established Relationship)
Предупреждения: Смерть основного персонажа, OOC, Нехронологическое повествование
Размер: Драббл, 3 страницы, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Он просто хочет переродиться.
Но перед этим, они поговорят.
Он и его Тоору.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Я не умею писать ангсты. Наверное. Всегда кажется, что чего-то не хватает.
Но решать только вам.
Вообще-то я не люблю грустные истории, и этот пейринг даже не самый мой любимый. Но как известно, ИваОй создан для тлена. Больше тлена богу тлена. А я просто хотел что-нибудь берущее за душу.
И хотя у меня лежит уже зарисовка не столь грустная, дописать ее пока не получается.
Арт: cs628122.vk.me/v628122509/29be3/KK9ocDb3kdY.jpg
Группа: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

Агония.

Он хочет переродиться.

Просто. Переродиться.

Но страшно.

Вдруг он не встретит того человека?

Ивайзуми ложится на футон. На свою, правую половину. Вздыхает.

Запаха больше нет. Нет ощущения тепла. Никто не трогает его волосы, не ерошит, не тянет, не гладит, чтобы в конце устроить его лицо в сгибе шеи.

Потому что он не знает, как начать заново эту жизнь, и не знает, перерождаются ли суицидники.

А Тоору, наверное, уже переродился в ком-то.

Может, следует начать искать?

О да. Прекрасная мысль.

Искать едва родившегося младенца, который потом станет его Тоору.

Особенно после того, что он делал.

В двадцать пять лет сначала иступлено водить лезвием по венам.

Спать с теряющими запах и тепло вещами в маленькой пыльной комнате, которую они снимали на двоих.

Потом почти бросить работу.

Почти.

Это ведь ненормально, не так ли?

Со стен он продолжает видеть эту сияющую улыбку, два пальца, сложенных в пис.

Их поцелуи и объятия. Школьные пиджаки и лепестки сакуры в волосах.

Всё ещё висит на стуле небрежно брошенный пиджак Ойкавы, а в коридоре на вешалке — теплое уютное пальто с пятнами крови и разрезами на животе, где не хватает пуговиц.

Забрал из морга вместе с остальными вещами.

И не смог выбросить.

Просто. Не. Смог.

Не смог выкинуть ни одной вещи слишком рано умершего, не по своей воле умершего, в самом расцвете сил умершего

Ойкавы Тоору.

Ивайзуми трогает то место на подушке, где обычно лежала голова с этими каштановыми взъерошенными кудрями.

Пробует улыбнуться; губа лопается и кровь вяло сочится в рот.

Ивайзуми оглядывает все кругом бесстрастным взглядом.

Ему двадцать пять.

Его смысл жить умер раньше него.

А он все ещё не знает, как переродиться.

В этой комнате грязно и темно. Сам Ивайзуми не помнит, когда ел в последний раз.

На его ребрах можно исполнять песни как на древних музыкальных инструментах.

А смех, когда он пытается посмеяться — просто бульканье.

Ах да. Он же говорил в последний раз две недели назад. Когда брал больничный.

Телефон не был на зарядке последние полторы недели.

Зарядка села, но ему нет нужды смотреть что-то — время, звонки, сообщения, чье-то сочувствие, скорбь — это уже не для него.

Под рукой липко, и он все ждёт, когда потеряет достаточно крови, чтобы сон смежил веки.

Сон, которому нет конца.

Если он полежит так ещё немного — Тоору придёт за ним.

Должен придти, иначе все это бессмысленно.

Хаджиме закрывает глаза.

Он устал. Он так устал…

Жить.

Он не уверен, но кажется, в коридоре кто-то шумит. Наверное, опять соседи жалуются, что из квартиры воняет.

Ну да. Он уже привык.

Мертвым еда не нужна.

Дверь ломают, но это неважно. Уже поздно. Ещё немного и Тоору придёт, и тогда его здесь ничего не будет держать.

Он должен переродиться и найти Тоору. Но сначала они немного отдохнут и поговорят, когда тот придет.

— Полиция, сэр! Соседи жалуются, что… — голос обрывается, слышится топот — кто-то идёт в комнату.

Хаджиме беспокойно смотрит на лужу крови. Хватит ли этого? Почему Тоору не идёт так долго?

В голове бьётся испуганная мысль, что Тоору спугнул этот коп. Нужно прогнать его.

Нужно.

Прогнать.

Тогда Тоору придёт.

Сознание меркнет. Наконец-то.

Теперь ему не помешают увидеться с Тоору, но…

Последняя цветная картинка, что он видит перед собой — каштановые кудри,

тёплые глаза,

любимое лицо.

Ивайзуми блаженно улыбается и закрывает глаза в последний раз.

Он все же пришёл за ним.

Его.

Тоору.

---

- Эй, Ива-чан, я люблю тебя.

Автор: Cloude Guardian
Фэндом: Haikyuu!!
Основные персонажи: Тоору Ойкава, Хаджиме Иваизуми
Пэйринг: ИваОй
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш, Романтика, Флафф, Повседневность, AU, Эксперимент, Первый раз
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 5 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
Было в этом что-то дразнящее, распаляющее. Что-то такое, от чего, как в фильмах, хочется в немой страсти снимать ставшую лишней одежду с тела любимого, целовать каждый сантиметр обнаженной кожи, краснеть и часто дышать, стонать, невыносимо сладко, и ловить стоны поцелуями, слушая тихий скулеж.

Посвящение:
М :*

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Сегодня я был немного Богом:
М:
- ХОЧУ ИВАОЙ ОТ ТЕБЯ.
Кея:
- БУДЕТ ТЕБЕ ИВАОЙ.
- СЕЙЧАС К ИКСЭС ПРИДУМАЮ ОПИСАНИЕ И НАЗВАНИЕ, И БУДЕТ ИВАОЙ СПЕШЛ ФО Ю.
М:
- О ДА, СПАСИБО, БОЖЕНЬКА.
Кея:
- ВСЕГДА ПОЖАЛУЙСТА, ТВОЙ БОГ ТЕБЯ УСЛЫШАЛ.
М:
- АААААА!!!
________
Я тоже все понимаю, но не у меня Ивайзуми ниже Ойкавы. Мой Ойкава сказал: "Нет, черт возьми, я хочу виснуть у Ивы на шее, и я это сделаю. Отстань, холоп, и иди пиши дальше."
Ставлю ООС именно из-за роста, ибо как подсказывает мне мой соавтор, это не только характер, и черт бы с вами, демоны.

Паблос: vk.com/cloude_guardian
___________________________________________________

- Эй, Ива-чан, я люблю тебя.

Был очередной вечер после тренировки. Спортзал Аоба Джосай был пуст в этот час, и только Ивайзуми еще отрабатывал собственные подачи, напряженно и с шумом дыша, стуча мячом по полу и вслушиваясь в извечный скрип собственных кроссовок.

— Ива-ча-а-ан! — с криком, ставшим предупредительным сигналом сгруппироваться, на него налетел давний друг, Ойкава Тоору, связующий команды Аоба Джосай и их капитан. Ивайзуми едва успел оттолкнуть мяч и подставить ладони между собой и грудью Ойкавы, вовремя отталкивая и уходя вниз, когда его попытались обнять за шею, чтобы прижаться.

— Ива-чан, ты жестокий, — мгновенно заныл в голос парень, хватая доигровщика за запястья и положив те на свои мокрые щечки.

Ивайзуми сделал каменную физиономию, правда, нерв на лице сдержанно подергивался.

Связующий нахмурился, недовольно подался вперёд и требовательно уткнулся носом в шею парня, обнимая его крепко и с наслаждением оглаживая мощную спину, смущенно ворча:

— Ива-чан, я соску-у-учился.

— Да-да. Ты тренироваться вообще-то собирался, нет? А в итоге повис на мне, — ворча, как старик, юноша принялся щекотать друга, давя пальцами на ребра и между ними, сдержанно улыбаясь при виде хихикающего и извивающегося связующего.

— Уже! Тебя долго ждать, Ива-чан, — выдохнул юноша и довольно стиснул волейболиста в объятия, смущенно краснея и прижимаясь к нему гораздо теснее, чем нужно было бы. Потом, оглядевшись, связующий натянул рукава кофты на ладони, закрыл ими щеки парня и, приподнявшись на пальчиках, горячо чмокнул его влажными губами.

— Энерджайзер, тебя же обычно из зала пинками надо выставлять? — Отстраниться, жмурясь, получилось плохо. Чертов рост этого засранца давал ему преимущество для подобных выходок, так что парень закрыл глаза, в прямом и переносном смысле, на то, что вытворил его товарищ.

— Ты совсем из ума выжил, Ойкава, пора завести тебе новую подружку, а то уже откровенно пристаешь.

— Фу. Зачем мне девушки, когда у меня есть ты и волейбол, Ива-чан? — выдохнул молодой человек и осторожно опустился, вновь уткнувшись носом в шею партнера и немного дрожа. И правда, смелости хватило, а до конца сказать, что Ивайзуми ему не просто дорог — нет. Да и холодновато как-то сейчас стало в спортзале, или юноша просто от нервов накручивает себя так сильно. Только пальцы его выдали, сжавшие чужую футболку сильнее.

— Действительно, — съязвил тот, со вздохом обнимая парня и позволяя уткнуться себе в шею подальше.

— Тогда давай закрывать зал и пошли отсюда, уже холодно. Давай, Ойкава, отлипай от меня уже и пошли.

— Ла-а-адно! — Надув щеки, юноша мигом отлип и, подхватив сумку, тихо спросил: — Может, зайдешь сегодня? Мне оставили тыквенный пирог, а ты его очень любишь, я помню, — Тоору решил промолчать о том, что сам возился с пирогом добрые полдня в свои выходные, прежде чем результат его удовлетворил.

— Зайду, — губы дрогнули в улыбке, но Ивайзуми скрыл ее, нагнувшись за сумкой, которая упала с плеча в начале тренировки, и так и не была поднята, когда Тоору набросился на него с объятиями.

Стерев грязь с ботинок, юноша выпрямился и пошел за ключами, ожидая у дверей, пока товарищ выйдет.

— Тогда пойдём домой вместе! — Живо приободрился парень, шмыгнув вперёд и тут же разворачиваясь, в нетерпении топая ножкой, ожидая товарища. Но, наконец-то, зал закрыт, ключи отданы и парень идёт рядом с Ивайзуми, то и дело смущенно вспоминая свою смелость и тут же расстраиваясь. Ведь Ива-чан так и не ответил. Будто посчитал это все игрой.

Ивайзуми скосил взгляд на на редкость тихого парня под боком и вздохнул. Он мог бы еще попридуриваться, сделать вид, что не понял, на что именно рассчитывал в зале друг.

Но не стал. Просто молча перехватил руку Ойкавы, сплетая пальцы и глядя в сторону.

Ведь если бы он ответил облегченным «господи-ну-наконец-то-признался» — Тоору наверняка бы смутился и чувствовал себя не в своей тарелке.

Но и отказывать Ивайзуми был не намерен. В конце концов, уже долгое время парень был вынужден ходить с мыслью в голове, что старый товарищ ему нравится не только, как друг.

А так — умеренно, как сам Ива.

Ойкава, удивлённо было глянувший, остановился, но быстро нагнал юношу, сжал его пальцы покрепче и слегка привалился плечом к плечу, смущенно улыбнувшись:

— Спасибо, Ива-чан.

Такое простое слово, но именно оно отражало ту бурю чувств, что сейчас бурлила в теле и без того энергичного связующего. Но, может, оно и к лучшему.

Правда, хотелось еще поцелуев. Ещё и ещё. Осенними ночами под светом фонаря. Стоя на одну ступеньку выше, чтобы быть вровень с Ивайзуми. Или же наоборот, чтобы тянуться к нему так, как сегодня в зале. Или так, чтобы его приподнимали на руках.

Сейчас Ойкава чувствовал себя по-настоящему хрупким.

— Притихни немного, — смущенно пробурчал парень, пряча покрасневшие щеки. Понял все-таки…

И на душе сразу стало так легко.

— Эй, Тоору. Попробуй теперь только начать заигрывать с девочками, — тихо и серьезно начал Ивайзуми. В конце концов, он и раньше утаскивал Ойкаву от фанаток за волосы. Теперь он мог не скрывать, что ему не нравится, что вокруг ЕГО Ойкавы кружат вся эту куча… падальщиц, жадных до нежного мяса.

— Эй, Ива-чан. А давай обещание на мизинчиках? — забежав вперед, остановил его юноша и протянул свободную ладонь, счастливо заулыбавшись:

— Я обещаю, что не разлюблю тебя, Ива-чан. А ты? Обещаешь мне? — Выдохнул юноша, протягивая мизинец свободной руки и сильнее сжимая ту, которая была тесно переплетена с пальцами Ивайзуми.

— Обещаю, — решительно кивнул парень, протягивая свой мизинец и сплетая его с чужим. Получился этакий «узелок», которым парни тут же подвигали вверх-вниз, проговаривая известную считалочку.

— Значит и ты теперь не должен ни с кем флиртовать, Ива-чан. Иначе я буду ревновать, — смущенно отвел глаза парень, все еще не решаясь поднять их. Лишь чуть позже, расцепив ладони, молодой человек так же приподнялся на цыпочках, прикладывая чуть тёплые ладони к его щекам и смущенно шепча:

— Хаджиме, ты удивительный… Мне так это нравится.

— Эй! Я этим обычно и не занимаюсь! — возмутился парень, уставившись на товарища и громко сопя от возмущения, которое продолжало бурлить внутри, будто лава. Потом Ивайзуми обреченно вздохнул, вспоминая все причуды своего иногда противного друга, и позволил тронуть свое лицо руками, прикрывая глаза. Пальцы у связующего были холодными и тонкими.

— Ты же знаешь, что я не умею реагировать на такие слова, Тоору. Так что давай руку и пойдем дальше скорее, — парень протянул руку и потянул любимого за собой, выдыхая облачко пара в похолодевший воздух.

— Портить романтику ты мастак, Ива-чан, — надулся парень, но, увидев не предвещающий ничего хорошего взгляд, тут же улыбнулся. — Прости-прости. Все хорошо.

Ведь вечером и правда холодно, а морозиться не хочется. По крайней мере, не хочется простыть.

Поэтому до дома Тоору, с лёгкой ноги Ивайзуми, доходят быстро, и Ойкава долго ищет ключи, потом все же вставляет их в замочную скважину и открывает дверь.

Сейчас в доме тепло, видимо, мать недавно ушла. Об этом и говорит записка, приклеенная на зеркале.

— Вот мы и дома, — выдыхает парень, ловко и привычно разуваясь у порога, скидывая рюкзак и теплое пальто, заранее приготовленное к зиме. Временами в нем было жарко и это позволяло не забывать, что все вокруг него одеты куда легче.

Заткнув шарф в рукав, Ивайзуми расправил одежду и вошел вглубь дома следом за хозяином, старательно ловя запах любимого лакомства.

— Даже греть не нужно, — улыбнулся Тоору, мгновенно проверяя мигающую духовку и приоткрывая ее. Лакомство, стоило его достать, обдало все вокруг горячим паром, пока Ойкава исхитрялся резать его ножом и выкладывать на тарелку, что была немедленно подвинута к его гостю.

— Приятного аппетита, — негромко пробормотал Хаджиме, когда они оба сели за стол.

Есть после тренировки хотелось невыносимо, но парень сдержал порыв наброситься — в конце концов, стоит помнить о приличном поведении в гостях, что, в общем-то, и не трудно.

Хотя бы первые несколько минут, пока в голове еще крутится и никак не уляжется его новое положение в жизни друга.

Вернее, не друга, уже нет.

Возлюбленного.

— Ты будешь чай? — немного взволнованно выдал Тоору, так и не зная, куда себя деть от волнения. Он уже и переодеться сходить успел, и руки несколько раз вымыл, и на кухне прибрался. И все еще не мог найти себе места, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

— Было бы не плохо, — кивнул парень, заметив, что его партнер как в одно место ужаленный.

Удалось поймать чужую ладонь и потянуть парня на себя, усаживая на колени, ровно выдыхая:

— Успокойся, Тоору, это просто я, всего лишь Ива-чан в гостях. Прекрати нервничать и крутиться, как белка в колесе, пожалуйста.

— Но сейчас все по-другому, Ива-чан… Я даже места себе не могу найти. Боюсь сказать глупость или ещё что… — жалобно выдохнул парень, осторожно садясь поудобнее и, немного, но все же отводя взгляд. — Я, наверное, стесняюсь… Но это совсем не значит, что мне не нравится или ещё что! Мне просто… Ну… Неловко, что мои чувства дошли и… Я много говорю, да? — прервался со смущением парень, опуская голову и утыкаясь носом Хаджиме в плечо, краснея ещё сильнее.
— Просто боюсь показаться глупым.

— Ты все время что-нибудь болтаешь, Ойкава, и часто это не то, что можно назвать умными мыслями, — поделился наблюдениями юноша, потом усмехнулся, погладил парня по голове. — Думаю, я как-нибудь переживу, если мне покажется. Ведь я же знаю, что ты совсем не дурак, — тихо выдохнул парень, наконец-то проникаясь атмосферой и тоже начиная волноваться.

Юноша замялся, но все же успокоился, обняв волейболиста покрепче и вдыхая совсем осторожно запах его кожи. Такой тёплый и родной запах, от которого в сердце что-то радостно щемит. И заставляет прижаться ближе. Тоору замирает и, аккуратно потянувшись, льнет к Ивайзуми. Все так необычно. И так волнующе, что связующий с улыбкой смущается, довольно жмурясь. А ладонь парня ерошит его каштановые кудри, что сводит с ума ещё больше.

— Эй Тоору… Давай попробуем кое-что, — Ивайзуми смущенно отталкивает парня, поглядывая на довольное лицо связующего. Во рту резко становится сухо от одной мысли о поцелуе, потом всплывает мысль, что они сидят очень близко.

Это так смущает, но все же Хаджиме подается вперед и тянет на себя парня, мягко давя ладонью на затылок и притягивая к себе для поцелуя — робкого, взволнованного и, кажется, что обжигающего.

Кажется, что в комнате резко стало жарко.

Ива нетерпеливо расстегнул верхние пуговицы своей рубашки, разрывая поцелуй и делая жадный вздох, с опозданием поняв, что это не в комнате жарко, а он раскраснелся от возбуждения.

Тоору, сидящий на его коленях, был еще красивей от такого, встрепанный, раскрасневшийся, быстро облизывающий губы и поглядывающий на губы Ивайзуми.

Кажется, целоваться с ним Ойкаве понравилось.

Что ж, вот и отлично.

Пробравшись ладонью под свитшот, юноша положил руку на горячую спину Тоору, ощущая, как бешено бьется его сердце — кажется, что вместе с ним начало биться все тело.

Следующий поцелуй был сладостно долгий, протяжный, до укусов и мягкой ласки кончиком языка неба, со сплетающимися языками.

Было в этом что-то дразнящее, распаляющее. Что-то такое, от чего, как в фильмах, хочется в немой страсти снимать ставшую лишней одежду с тела любимого, целовать каждый сантиметр обнаженной кожи, краснеть и часто дышать, стонать, невыносимо сладко, и ловить стоны поцелуями, слушая тихий скулеж.

Картины подобного пронеслись перед глазами, закружили голову, прежде чем поцелуй оборвался в последний раз, и, прижавшись лбом к его лбу, переводя такое же сбитое дыхание, Ойкава шепнул ему, глядя в глаза:

— Эй, Ива-чан, я люблю тебя.

@темы: #Фикбук, #Завершено, #Перенос, #Фанфик, #Cloude_Guardian